Страница 10 из 10
В 1939 году, освобождая территорию Западной Украины и Белоруссии от гнета панских захватчиков, Красная Армия очистила от них и Виленское воеводство, а затем вместе с древней столицей Вильнюсом передала его литовскому народу.
Неизвестно, как перенес граф Шидловский утрату родового имения, но его верный пес Казимир Ляудис потерю доходного и почетного для него места переживал мучительно. В его душе росла ненависть ко всему новому, что принесла для литовского народа Советская власть. Будучи литовцем по происхождению, всю жизнь живя на литовской земле, Ляудис, однако, без содрогания не мог слышать, когда его односельчане произносили «Тружаны» вместо милого его сердцу «Шидлово». Глядя, как в барском доме, где был устроен клуб, веселится молодежь, он загорался острым желанием сжечь его со всеми, кто там был.
Вскоре Казимир, опасаясь местных жителей, сбежал, оставив жену караулить его имущество. Но как только Литву оккупировали немцы, Ляудис вновь появился. Подобно ему, вылезали из своих щелей все те, кто считал себя обиженным Советской властью, кто ненавидел ее лютой ненавистью. Стали создаваться организации для «оказания помощи» своим «освободителям». Одной из таких организаций была «Самоохрана». Члены этой банды выслеживали и передавали в руки фашистских палачей коммунистов, советских активистов, красноармейцев и командиров, выходивших из окружения...
С трехцветной повязкой на рукаве, вооруженный пистолетом и своим неизменным штуцером, Ляудис, как одержимый, рыскал по окрестным селениям. Жители Тружан хорошо помнят, как он застрелил неизвестного человека, пытавшегося вплавь перебраться через Генту. Тот достиг другого берега, и ему оставалось пробежать какие-нибудь пять метров и скрыться в лесу, но пуля негодяя настигла его...
Следы зверств Ляудиса привели меня в соседнюю деревню. Там в свое время размещалась военная комендатура и находился штаб местной «Самоохраны». Недалеко от этого местечка мне показали глубокий овраг, где при немцах расстреливали советских граждан. Оказывается, Ляудис в этих расстрелах принимал самое активное участие. Очевидцы рассказали мне о том, как он выбирал пять-шесть человек, ставил их на краю оврага и, отойдя на два десятка шагов, расстреливал одного за другим, хладнокровно перезаряжая штуцер. Другого оружия для этой цели он не признавал. В конце 1944 года, незадолго до прихода наших войск, Ляудис скрылся из Тружан, но перед этим совершил еще одно подлое дело: он поджег свой дом и сарай. В огне погибла жена Ляудиса.
Вызвав представителей местной комиссии по расследованию зверств немецкой оккупации, я организовал раскопки оврага, и нам удалось установить, что в нем было захоронено пятьдесят четыре человека — мужчин, женщин и даже детей.
Да, прошлое Ляудиса не сулило ему спокойной жизни. Вот поэтому он и рыскал по стране, подделывая паспорта.
Теперь стало окончательно ясно, что не только личная неприязнь к Стасису толкнула Казимира на его убийство. Верно, Стасис не был свидетелем преступлений своего отчима, но Казимир знал, что услышанные от рабочего слова Стасис не забыл и о многом может догадаться.
Прочная цепь улик замкнулась. Теперь оставалось найти самого преступника.
Глава девятая
ПОЗДНИЙ ГОСТЬ
...Точно волк в окладе, метался по далеким окраинам Казимир Ляудис. Страх за содеянное все время незримо стоял за его спиной. И все же он вернулся в городок, где жила Елена, где в каждом прохожем он мог встретить разоблачителя, более опасного, чем убитый им Стасис. Но не тоска по родным местам и семейному очагу пересилили страх...
Темной августовской ночью Елена проснулась от легкого стука в окно. «Приснилось, наверное», — подумала она. Ведь так стучать мог только тот, кого и ждать-то она давно перестала. Но стук повторился, и она ясно услышала, как четко и настойчиво чередовались удары: четыре частых, два медленных.
Гулко забилось сердце, и кровь горячо ударила в виски. Что делать? Открыть? Впустить его? Но зачем он вернулся? Может быть лишь затем, чтобы расправиться и с ней, как он расправился уже со Стасисом?
В третий раз услышала она тот же стук, но теперь как будто менее уверенный.
А вдруг он сейчас уйдет? Убийца ее сына уйдет безвозвратно, и его следы сотрутся.
Быстро одевшись и разбудив тетку, Елена впустила Казимира.
Усы щеточкой и небольшая борода преобразили его. Перед Еленой стоял совершенно незнакомый человек. Только голос и глаза вошедшего напоминали о когда-то любимом Казимире.
Весь остаток ночи просидел Казимир за с толом с Еленой, расспрашивая ее о жизни в эти годы и рассказывая о своей. О Стасисе, как и следовало ожидать, он ничего вразумительного сообщить не мог. На пытливые вопросы Елены отвечал односложно и неохотно, явно тяготясь неприятной для него темой. Казимир заявил Елене, что здесь он пробудет два или три дня, а затем вместе с нею отправится на побережье в ее родную деревушку. Елена спросила, как же она покинет эти места, не дождавшись сына. Казимир с явным раздражением сказал, что Стасис уже взрослый человек и не все дети до старости живут с родителями.
Было уже девять часов утра, когда Казимир, не раздеваясь, улегся на диване и попросил Елену разбудить его часа через три.
Как только Казимир уснул, Елена отправилась в местное отделение МВД.
Вскоре машина с сотрудниками милиции остановилась у домика Елены. На вопрос, где Казимир, хозяйка дома пояснила, что как только Елена ушла, Казимир вышел во двор. Что он там делал, она не знает, но минут через пятнадцать он вернулся в комнату и, взяв свой чемоданчик и плащ, ушел из дому. Сказал, что вернется к обеду.
Не вернулся Казимир ни к обеду, ни к ужину. Лишь запачканная свежей землей лопата у стенки сарая, да небольшая яма у подножья старой яблони говорили о его недавнем пребывании здесь.
Видно, не сумела Елена сыграть свою роль до конца. Точно зверь, чутьем угадав в ней врага, Казимир откопал в саду давно зарытые им ценности и спешно покинул город.
Но далеко ли мог уйти владелец штуцера «Фосса», государственный преступник? Прошло немного времени, и он был задержан. Впрочем, если бы Ляудис и не приехал в городок, рано или поздно возмездие все равно бы его настигло.
Так закончилось это дело, не сулившее поначалу никакого успеха.