Нобель. Литература

Да, действительно, Америка шестидесятых — это не очень радостное место, это страна в глубоком кризисе, но Стейнбек напоминает о том, что Америка всегда выживала именно благодаря человеческому в себе, и она манифестирует это человеческое. И, как ни странно, это же человеческое он находил в Советском Союзе, который ему представлялся пусть и бесконечно отдаленной, но в чем-то все равно глубоко, так сказать, братской страной. И когда меня спрашивают, что надо перечитывать в депрессии, я понимаю, конечно, что «О мышах и людях» бесконечно печальная вещь, бесконечно трагическая, но она и написана в такую депрессивную пору, а перечитывать надо «Квартал Тортилья-Флэт», книгу, которая принесла ему славу и первые деньги. Это уже ему было 33 года, но это, пожалуй, самая веселая, самая оптимистичная, самая жизнерадостная книга, которую я только знаю. Она, конечно, про очень плохих ребят, но эти плохие ребята так очаровательны! Я думаю, что для американского самосознания Стейнбек сделал больше всех своих современников, потому что страна любит себя такой, какой она читает себя у Стейнбека.

Он жил в эпоху страшных идеологических контроверсий, страшных противоречий, а сам по природе своей был абсолютно не идеологическим человеком. Понимаете, это же вечная мораль, вечная попытка вывести какую-то идею из книг Стейнбека. А что хотел сказать автор в «Заблудившемся автобусе», а что хотел сказать автор «Жемчужиной» или «О мышах и людях»? Автор хотел сказать, что жизнь прекрасна и люди всегда друг друга выручат, и все. У него нет идеи, он не идейный писатель. Во всяком случае, у него есть некоторые евангельские мысли, довольно простые, типа там: «ты можешь!» в «Эдеме», но у него совершенно нет идеологии. Он в этом смысле близок русским, потому что Россия не идеологическая страна, здесь человека любят не за его убеждения, часто совершенно людоедские, а за талант, или за человеческие качества, или за способности. Большинство героев Стейнбека, кстати, они профессионалы, у них все очень хорошо получается. Когда он описывает, подробно, со знанием дела, потому что он сам был в каком-то смысле механик, всегда сам чинил машину, когда он подробно описывает, как Хуан чинит машину, как он сделал себе доску на колесах, чтобы заезжать под нее, и как он там меняет шестерню, потому что у нее зуб сломался, он любуется, он любит людей, у которых дело в руках. Это не важно, хозяйка ли кафе готовит кофе, фермер ли пашет, все равно это будет профессионал, профессионалов он уважает. А политиков он терпеть не может, он терпеть не может людей с априорным таким отношением к миру, с готовой позицией. Может быть, именно это его в свое время и оттолкнуло от борцов за мир во Вьетнаме, потому что они были идеологические, а он человек от плоти жизни. Он был довольно наивный малый, кстати говоря, Стейнбек, действительно такой простоватый, но при этом Нобеля своего он честно заработал именно своей глубокой человечностью, понимаете, ну и конечно, изобразительным даром, потому что вы не забудете ни одно его описание, ни один пейзаж, портрет героев всегда великолепен, пластичен. Ему человек интересен, он один из немногих людей, которые любят и уважают человека. Вы не забудете Джоудов и Уилсонов из «Гроздьев гнева», хотя признаться, вы таких людей видали полно в собственной жизни, но вы их не забудете, потому что они всегда наделены какой-то такой маркой. Он не зря, кстати, так любил Шолохова, потому что ведь у Шолохова в «Тихом Доне» та же мораль, когда мы вспоминаем, что мы все казаки, мы на какой-то момент можем победить наши разногласия, и даже более того, «красный» может жениться на «белой» или, во всяком случае, бедный на богатой. Нам надо помнить, что мы все казаки, как бы нам всем быть казаками, это вопрос практически неразрешимый, для этого надо жить в таком теплом крае, как Ростов или Калифорния, Богатое, жирное, страстное место.

1964

Жан-Поль Сартр

Жан-Поль Сартр — французский философ, писатель, драматург и эссеист, педагог. Представитель атеистического экзистенциализма (в 1952–1954 годах Сартр склонялся к марксизму, впрочем, и до этого позиционировал себя как человек левого толка). Лауреат Нобелевской премии по литературе 1964 года, от которой отказался. Она была присуждена «за богатое идеями, пронизанное духом свободы и поисками истины творчество, оказавшее огромное влияние на наше время».

Нобелевский лауреат 1964 года, отказавшийся от премии с формулировкой «Я не могу себе позволить зависеть ни от какой из существующих институций». Под этим же девизом абсолютной независимости отказался он в конце сороковых от ордена Почетного Легиона.

Отношение мое к нему сложное. Сартр — это почти весь ХХ век с 1905 по 1980-й, 75 лет безумно напряженной жизни, а написал он столько, что, я думаю, полное его собрание ненамного отстало бы от толстовского. Это была его главная форма жизни, он, кроме как писать, ничего толком не умел, это была его форма философствования и способ жить. Он, действительно, когда не писал — не жил. Он подверг само существование самой радикальной критике, когда человек ничего не делает, то его как бы и нет. Мое отношение к нему сложное… Я в общем-то весь цикл и говорю о своем отношении, объективную оценку дал уже Нобелевский комитет, формулировкой «оказавшему огромное влияние на наше время». Это верно. Он, с одной стороны, вызывает у меня глубочайшую антипатию, как те парижские демагоги, которые философствуют в кафе, живут в кафе, болтают и пишут в кафе и при этом испытывают постоянные левые симпатии, поднимаются на знамя студентами и студентками. Среди студентов мой молодости очень хорошим тоном считалось читать Сартра и Камю, их цитировать, ссылаться на «Бытие и ничто», главную и самою малопонятную работу Сартра, но это было для людей попроще, потому что люди посложнее читали «Бытие и время». У меня возникало ощущение постоянно, что Сартр — это одни сплошные дешевые понты моды, левачество, безопасное бунтарство и еще, что это очень дорого. Вдобавок, нельзя не отметить колоссальной путаницы многих его убеждений и взглядов, отказов от них периодических, нельзя не отметить колоссальной двусмысленности в его поведении, то поддерживал СССР, то ругал, говорил: «Я не социалист, я гораздо радикальнее социалистов, я иду дальше!». Еще немного — и он начал бы кампучийцев хвалить за радикализм, а это уже для меня вещь совершенно непростительная. Но я не могу не признать за ним двух очень серьезных добродетелей. Во-первых, та тоска, та тревога, та тошнота, как он это формулирует, которая его постоянно снедает, или его героя Рокантена, — это чувство мне знакомо, с раннего детства это помню, когда на тебя вдруг накатывает этот ужас, что ты — это есть ты, что это идет твоя жизнь. Это экзистенциальное ощущение, которое я с детства вспоминаю, — оно меня очень пугало, я пытался его объяснить окружающим и никогда не мог. Сартр тоже пытался и тоже не смог, но по некоторым приметам я его узнаю. Бытие в наше время — автоматическая жизнь, жизнь в полусне. Бытие официантов в кафе, когда ты скользишь чуть быстрее, чем надо, чуть четче, чем надо, расставляешь посуду на столе — это бытие для других, а есть бытие для себя, когда ты понимаешь, что ты песчинка, брошенная в никуда, и это очень страшное ощущение. Ощущение, что ты проваливаешься в себя.

А второе, за что его можно любить… Меня не очень занимают его парадоксальные реакции, афоризмы, общественные взгляды, но источник его беспокойства мне понятен, он существует объективно. Тот автоматизм бытия, то бессмысленное бытие, которым бытует 90 % населения современного мира, — объективная вещь, и Сартр рожден был ее выразить. Действительность современного человека очень усложнена и очень автоматизирована, огромное количество людей выполняют свои обязанности, не задумываясь… да, собственно, и несут свой крест, не оглядываясь, иногда этого не сознавая. Людей стало так много, а мир так усложнился, что для того, чтобы в нем просто выжить, человеку приходится постоянно забывать о своей экзистенции. Тут надо внести важную сартровскую терминологическую мысль, терминологическую новацию, он совершенно справедливо говорит, что существование предшествует сущности. Что имеется в виду? Факт рождения, бытование, факт жизни, назовем это так, еще не означает, что вы существуете. Существование — это еще не сущность, мало родиться, чтобы понимать. Сегодня, в современной России, в современном мире тоже ведь люди пытаются осмыслить эти проблемы, не надо думать, что все сложности и все великие достижения ХХ века остались в ХХ веке, нет, они есть, только сегодня они называются «осознанным бытием» и этому пытаются в основном учиться у людей Востока. Сейчас говорят, что для карьеры современному менеджеру надо быть осознанным.