Вождь викингов

Глава тридцать первая Свадьба (продолжение)

Для уважаемых гостей, коих числилось около пятидесяти, стол накрыли в доме. Остальные разместились во дворе. Первым подносили пиво, сваренное невестой лично, вторые надувались ординарным продуктом. Кухня, впрочем, для всех была одинаковая.

Было шумно, чадно и весело. Здравицы и пожелания многодетности перемешивались с неприличными предложениями и еще более неприличными советами.

Щеки Гудрун могли соперничать цветовой насыщенностью с вареными раками. Но не от скромности, а от жары. В такой одежке, как у нее, можно по морозцу гулять. Не говоря уже о драгметаллическом «обвесе».

Но красота требует жертв. Гудрун стойко несла бремя богатой невесты.

Впрочем, должен отметить, что в происходящее в доме было вполне благопристойно. В сравнении с тем, что творилось во дворе. Там, похоже, намечалось что-то вроде оргии. Как бы моих работниц не обидели…

Улучив минутку, я поманил Лейфа Весельчака и попросил глянуть, не чинят ли гости беспредел, а коли чинят — разобраться.

Норег идеально подходил для такого дела, поскольку обладал не только крутизной и авторитетом, но и истинно скандинавским чувством юмора, позволявшими ему не просто отвалтузить дебоширов, но и сделать это так, что весь честной люд будет умирать от хохота. Зачастую включая и самих дебоширов. Удивительный он человек, Лейф Весельчак. Настоящая находка. По уровню оптимизма — вылитый Свартхёвди до получения плюхи, обратившей Медвежонка в берсерка. При этом боец с невероятным потенциалом. Поразительная быстрота, чувство пространства, интуитивный выбор формы боя… Чего ему не хватает, так это школы. Но с этим мы работаем.

Лейф справился. Визг снаружи прекратился, а спустя пару минут там уже бодро гоготали в сотню здоровых глоток.

— …А если у нашего славного хёвдинга с пятым сыном выйдет оплошка, то мы все, как один, готовы ему подмогнуть!

Гримару Короткой Шее пришлось проревать окончание тоста, чтобы перекрыть гвалт во дворе.

Счас! Разбежался! Подмогнуть…

Однако я мило осклабился и приветливо сделал ручкой.

Я восседал во главе стола, причем справа от меня сидела не Гудрун, а ее очаровательная матушка. Это потому, что она «представляла» моего приемного (с формальной точки зрения) сына Хельги.

О том, что Хельги — мой родной сын, по-прежнему не знал никто, кроме меня и его матери. Никто даже и не догадывался. Сами поразмыслите: разве может у Ульфа Черноголового родиться такой беленький-беленький пацаненок, абсолютно на него не похожий. Удачно получилось. Теперь люди приписывают «авторство» некоему неизвестному богу. Хотя, с точки зрения здешнего гражданского законодательства, кто и чей кровный сын — совершенно неважно. Здесь так: принял в род — значит, родной. А в данном случае не просто родной, но и с «правом на долю одаля», то бишь родового имущества. Во как. Такой маленький, а уже в доле на недвижимость. Малыш уже перекусил и теперь занимался истинно викингским делом: сосредоточенно отковыривал самоцветы с маминого платья.

Справа от Рунгерд, гордо расправив заметно раздавшиеся плечи (ничто так не способствует формированию правильного мужского телосложения, как регулярные занятия греблей), лыбился мой второй приемный сынишка, осоловевший от пива Виги-Вихорёк. Тоже законный. И тоже с «правом на долю».

А по левую руку от меня высился дедушка Стенульф, посаженный папа, и, пользуясь преимуществом в росте, общался с Рунгред через мою украшенною свадебным венцом голову. «Королева-мать» величественно слушала. В иное время я бы и сам послушал, поскольку речь шла о политике и о тех временах, когда Каменный Волк «работал» лагманом[40], то бишь Глашатаем Закона у главного датского конунга, но сейчас мне было не до того. Все мои помыслы и мечты были сосредоточены на одном: когда же наконец мы с Гудрун сможем покинуть этот праздник жизни и остаться вдвоем. И не просто остаться… Впрочем, это — сюрприз.

Снаружи уже стемнело, когда нам наконец предложили завершающий обряд. В помещение внесли огромной пирог, испеченный в форме всё того же Мьёлльнира.

Ну наконец-то!

Я вылез из-за стола, попутно отбросив руку Стенульфа, который уже не ограничивался в общении с Рунгерд одной беседой, а нагло лапал маму невесты, невзирая на затесавшегося между ними какого-то там жениха.

Я вылез, встряхнулся и двинулся вдоль пирующих, сердечно похлопывая каждого по спине и поощряя пить-гулять, а минуту спустя встретился в центре «зала» с Гудрун, которую подвел туда Медвежонок.

Братец вручил мне здоровенный тесак, коим нам, жениху и невесте, надлежало вдвоем разрезать начиненный всякими вкусностями пирог.

Фигня вопрос. Только на хрена мне этот скверно выкованный кусок железа, если у меня есть кое-что получше.

По праву хозяина я не расставался с оружием (все прочие оставляли его на стойках), и Вдоводел висел у меня на бедре. Секунда — и клинок на свободе. Нежные ручки Гудрун ложатся поверх моих рук. Взмах — и пирог расходится на две идеальные половинки, причем Вдоводел даже не касается деревянного поддона, на котором пирог покоится.

Народ одобрительно гудит. Здесь есть кому заценить качественный удар.

Ну, братва, зажигайте факелы! Мы с Гудрун отправляемся на свадебное ложе.

Факелы горели. Народ шумно выражал радость. Мы их не слышали.

— Я приглашаю тебя в наш новый дом! — торжественно сообщил я Гудрун. — Вот, возьми.

— Что это? Зачем? — Гудрун с недоумением посмотрела на букет полевых цветов, которые по моему отданному загодя поручению час назад насобирала рабыня Бетти.

— Подарок, — сообщил я.

Непонимание усилилось.

— У нас… У моего народа есть такой обычай, — пояснил я. — Дарить тем, кого любишь, цветы.

Поняла. Заулыбалась.

— Подожди, любимый… — Она распотрошила букет и с удивительной быстротой сплела довольно симпатичный веночек, который и водрузила на голову чуть повыше свадебного венца.

— Когда я была маленькой и у меня не было ничего такого, — пальчики погладили золото, — я делала себе цветочные короны. Красиво, да?

— Очень!

— А теперь мы войдем?

— Нет. Войду только я.

— Как так?

— А тебя я внесу на руках. У моего народа есть и такая традиция: жених вносит невесту в дом. Ты не против?

— Ты — мой господин! — Гудрун обняла меня за шею, я поднял ее и торжественно перенес через порог. Я знал, что моя девочка весит немало. А тут еще и пудовый свадебный наряд… Но своя ноша — не в тягость. Мне Гудрун показалась невесомой.

Поставив Гудрун на пол, я обернулся.