Страница 66 из 102
Бойцы слитным отработанным движением прижались друг к другу, прикрылись щитами спереди и сверху, образовав подобие черепашьего панциря. Пара секунд — смертоносный град обрушился сверху. Некоторые стрелы пробивали щиты. Скандинавский щит не такой уж толстый, иначе с ним было бы трудно управляться. Пробивали, но вреда не причиняли: дерево основы гасило скорость.
Справа кто-то вякнул.
— Что там? — крикнул я.
— Ренди в ногу попали, — передали мне через некоторое время.
Вот же дурень. Высунул небось конечность из-под «панциря» и схлопотал. Не везет парню. Месяц назад — дырка в ноге. Только залечил — новая.
Град отстучал. Вокруг зашевелились. Я осторожно выглянул из-за щита. Вроде отстрелялись. И сразу пошла конница.
Я набрал в грудь воздуху для команды: «Упор в землю!»
Пофиг нам английская конница. Мы франков держали, которые покруче местных. Первый ряд — пятку копья — в землю, второй — без упора. Копья первой линии разят лошадей, второй — всадников. Одновременно. Это если лошади достаточно вышколены, чтоб идти на копья.
Команда застряла в горле. Атакуют не нас. Ах какой эффектный маневр! Конница англичан красиво и четко развернулась (только на одном фланге — легкое замешательство), сменила направление и обрушилась на наш левый фланг, туда, где стоял хирд Уббы Рагнарсона.
Атака конницы — это не так опасно, как страшно. Огромные всадники несутся на тебя карьером, земля летит из-под копыт, копье целит прямо тебе в переносицу… Так и подмывает закинуть щит за спину и дать стрекача. Необкатанная молодежь, лишенная примера старших, или ополчение частенько так и поступают. Викинги — нет. Кто разок-другой принимал такую атаку, уже не боится, а кто побежал, того уж с нами нет. Потому как драпать на своих-двоих от всадников… Не смешите меня.
Держать строй!
…Подбив копья щитом вверх, насаженная грудью на острие бьется и кричит раненая лошадь, чей всадник корчится на земле с дыркой от другого копья… И ты сразу понимаешь: всадники — не танки. Они еще более уязвимы, чем ты. Потому тяжелая пехота уступает им только в одном случае. Если в штаны наложит.
Впрочем, тесно сомкнутые конные латники на обученных не тормозить перед рогами копий лошадьми вполне могут развалить строй только за счет инерции. Или вломиться в стык между хирдами. Ценой больших потерь, разумеется.
Вот и сейчас англичане очень надеются прорвать строй, рассечь его насквозь и зайти нам в тыл. Им кажется: дело того стоит.
На здоровье. Каждый хирд — это автономная боевая единица. Зачем нас рассекать? Мы и так раздельны.
Грозно замычал рог Ивара. Мы двинулись. Сначала неспешно, потом всё быстрее и быстрее, переходя на бег. В нас летели стрелы, но их было немного. Свой запас лучники расстреляли двумя минутами ранее. Пока им подгонят новые, пройдет некоторое время.
Дистанция — сорок метров. Мы уже бежим, а наш боевой клич летит впереди и обрушивается на врага. Почва мягкая, рыхловатая, трава цепляется за сапоги, но нас не остановят даже вражеские копья. Куда там слабые стебельки.
Дистанция — тридцать метров. Вражеский строй надвигается на нас. Они ждут, выставив копья. Ну да далеко не все могут держать плотный строй на бегу.
Мы — можем.
Глядя поверх края щита, я вижу лица англичан: злые, гневные, сосредоточенные…
— Готовсь! — кричу я, вскидывая руку с копьем, чтобы предупредить задних: сейчас мы столкнемся.
Адреналин кипит в жилах…
И тут в мою вскинутую руку попадает стрела.
Мне не больно, но пальцы всё равно разжимаются, и копье падает на траву. Его топчут те, кто был сзади. Они обгоняют меня, потому что я остановился. А я постепенно осознаю, что произошло. Меня ранили! Ранили! Я гляжу на свою руку и вижу, что стрела прошила ее насквозь, повыше браслетов. Вот, дьявол! Надо же так вляпаться! Ничуть не лучше, чем новичок Ренди. И кто меня просил задирать руку. Да еще — правую. Вот же идиот!
…А с другой стороны кипит битва. Мои братья сошлись с англичанами в рукопашной. Сила на силу. Как раз как я люблю.
Любил. Мне сейчас не до битвы. Скажете — недопустимая слабость для командира? Так и есть. Но я знаю: мои хирдманы нынче обойдутся без меня. А я пытаюсь обуздать приступ паники. Вот же, блин, попадалово. Сквозная рана. Я смотрю на торчащий из предплечья наконечник и мысленно представляю, сколько на нем микробов и прочей гадости. В моем сознании тут же выстраивается алгоритм: заражение, нагноение, гангрена, ампутация.
Даже викинги, у которых сопротивляемость инфекции как у собаки, викинги, которые могут пить из болота — и ничего, даже они, бывает, теряют конечность из-за этой заразы. А уж я, со своим изнеженным иммунитетом человека будущего, сразу схвачу «антонов огонь». Будь рядом Рунгерд, я б еще мог на что-то надеяться, пошепчет, поколдует — и все микробы умрут. Но отец Бернар — не волшебник. Он отличный лекарь по здешним меркам, но до изобретения пенициллина еще хренова туча веков.
Я смотрю на свою руку, такой совершенный безукоризненный инструмент, и думаю, каково будет без нее? Мне очень страшно. Стать калекой… Может, лучше было бы — сразу в сердце…
«Держись, — говорю я себе. — У тебя есть левая рука, которой ты тоже владеешь неплохо. А на правую можно щит приспособить. Или крюк приделать. Будешь левша, как Ренди».
Кстати, что там Ренди? Сидит. Должно быть, крепко его зацепили. Надо помочь парню. Ходить-то я могу.
За спиной грохот, страшные вопли… Но центр сражения отдалился еще метров на десять — наши теснят. Кто бы сомневался… На траве лежат окровавленные тела.
А что там — конница? Тоже увязли. Парни Уббы остановили их.
Ладно, хорош топтаться на месте. Сейчас адреналин окончательно схлынет, и мне станет худо. Надо торопиться.
Я перекидываю на спину щит и направляюсь к Ренди.
Тот смотрит на стрелу, торчащую из моей руки. Кровь почти не идет: стрела закупорила рану.
— Да, — говорю я, — протягивая ему левую руку. — Хорош яйца высиживать. Цепляйся, поднимайся и пошли. Тебе уже не впервой.
Панические мысли отходят на второй рубеж. Я снова командир. А командиру следует являть образец мужества, воли и здорового пофигизма. Тем более — вожду викингов. Хёвдинг может плакать от избытка чувств, но боль физическая ему по фиг. Равно как и смерть. «Один, я иду!» И прямиком в Валхаллу. А тут какая-то рука…
Нет, все же я неполноценный викинг. Мысль о том, что могу остаться без правой руки, меня жутко угнетает. Но — держать лицо. Ренди Черному сейчас похуже, чем мне, это факт. Стрела торчит у него из сапога. Ему очень больно. Но — терпит.