Страница 59 из 72
Ошейник на шее разомкнулся, обжигающе-холодная жидкость побежала по горлу, упала в пустой желудок и мгновенно всосалась в кровь.
По телу разлилось тепло. Онемение проходило, оставляя за собой мерзкое ощущение, будто я отлежал всё тело.
Наконец-то я смог принять сообразную обстоятельствам позу, то есть, сесть прямо, не съезжая то и дело со стула. И… да. Теперь я мог говорить.
— Что вы сделали с моими друзьями? Кто вы? И где, в конце концов, мой василиск?
Старая дама оценивающе прищурилась.
— В первую очередь думает не о себе, а о друзьях… — сказала она вслух. — При этом боится. Но не лебезит. Мальчуган неплохо держится.
Она говорила так, словно её слушал невидимый собеседник.
Я оглядел помещение, или скорее, зал. Высокие лепные потолки, громадный камин — принято говорить, что в таком можно зажарить целого быка. Не знаю, не знаю. Рассадник бруцеллёза — вот что я думаю о горелой сверху, и сырой внутри говядине…
Стены были укутаны таким количеством ковров, драпировок и штор, что казалось, мы находимся внутри мягкой шкатулки. Воздух был соответствующим: пыльным, затхлым, словно его не употребляли несколько веков.
Впрочем, обстановка очень подходила для ст… ну да. Вы поняли.
Тяжелое викторианское платье, расшитое таким количеством драгоценных камней, жемчуга и золотых нитей, что даже на вид казалось тяжелым, как надгробная плита.
Как эта хрупкая леди в нём передвигается? Может, где-то под юбкой прячутся небольшие колёсики?..
Высокий воротник подпирает белый подбородок. Кожа на скулах натянута так туго, что вот-вот порвётся. И два бледно-розовых пятна румян вовсе не делают её более здоровой…
Губы такие тонкие, что ими можно резать бумагу.
Но интереснее всего глаза: большие, ярко-зелёные, они словно принадлежат более молодой и полной сил женщине.
Взгляд такой твёрдый, что поневоле задумаешься: а не родственница ли сия леди моему дедушке, Литопсу Каменнокрылу?
Забывшись, я целую минуту вглядывался в эти изменчивые, опушенные длинными ресницами глаза…
Стоило большого труда перестать.
— Простите. Я знаю, что пялиться на собеседника неприлично.
— Ничего, продолжай, — милостиво разрешила леди. — У тебя довольно интересный тип мышления, мальчуган. Ты меня заинтересовал.
Я криво усмехнулся.
— Значит, мы квиты. Я вас разглядываю, а вы читаете мои мысли. Хотя… Если подумать, это не слишком равноценный обмен. Я вижу только внешнюю оболочку, вы же зрите в самую суть.
Леди слегка улыбнулась.
— Отличие не так велико, как тебе кажется. Я не читаю мыслей. НИКТО не может читать мысли.
— Мой друг Денница может. Он демангел. Если что…
Леди усмехнулась.
— Никогда не понимала пиетета, который остальные испытывают к этим прохвостам с Клоаки Дьявола. Барыги, стяжатели и манипуляторы. Не выношу их методов. К тому же, все они лгуны.
— Но… Как вы тогда узнали, что я о вас думаю?
По некоторым причинам, этот вопрос был для меня животрепещущим. Денница утверждал, что читает мысли. Но… Почему тогда он не догадался, каким способом я собираюсь победить его на стадионе?
— Я очень наблюдательна. И могу препарировать, как под микроскопом, малейшие проявления чувств и эмоций. То, что они выражают — и есть отражение мыслей.
— Это… большой талант.
— Скорее, навык. Искусство, которое требует долгих тренировок. И постоянной практики, — леди поднесла к губам стакан с прозрачной жидкостью и сделала глоток. Подозреваю, в стакане была простая вода. — Ты тоже можешь этому научиться, — пообещала дама. — У тебя есть задатки.
— В самом деле?
Я решил быть предельно вежливым. И в первую очередь попробовать научиться скрывать свои чувства. Пройти ускоренный курс не отходя от кассы.
— Высокий уровень эмпатии, способность к сопереживанию, отсутствие брезгливости по отношению к другим расам… Всё это поможет тебе победить всех врагов и занять то место, которому ты предназначен.
— Э…
Ну вот, опять. Кто-то лучше знает, кем я хочу быть. Как распорядиться своей единственной жизнью, и вообще… Сделать из меня послушную марионетку.
— Не о каком принуждении речи не идёт, — откликнулась на мои мысли дама. — По-сути, каждый человек сам становится тем, кто есть. Всё зависит от выбора. Большее или меньшее из зол, трудная задача — или невыполнимая, большая любовь — или огромная всепоглощающая страсть… Что выберешь ты — решать будешь сам.
И она уставилась на меня своими зелёными глазищами. Я заёрзал на неудобном стуле.
— А… Какие есть варианты?
Старая леди рассмеялась. Словно порвалась нитка бус, и на паркет просыпались мелкие сухие горошины.
— И в этом ты весь в отца, — царственно кивнула она. — Никогда не сдаёшься, да, малыш?
Я неопределённо дёрнул плечом.
Надоело, что все подряд зовут меня малышом. Меня, умудрённого опытом человека, почти закончившего универ!
— Знаете, вы ведь не ответили ни на один из моих вопросов, — напомнил я. От запаха жареной курицы в животе бурчало так громко, что эхо разлеталось по всему залу. — Где мои друзья?
— Понятия не имею, о чём ты говоришь — старуха пренебрежительно пожала плечами.
— Но мы вместе ехали в метро!
— Когда мои мальчики тебя обнаружили, ты был один, — сказала старуха. В глазах её мелькнуло что-то такое, что заставило меня поверить.
— А василиск? Она помогла мне освободиться, когда ваши "мальчики" меня связал, и… Что с ней стало потом?
— Не знаю, — старуха пренебрежительно дёрнула тонким породистым носом. — Когда тебя доставили сюда, ты был один.
Я вздохнул.
Этот разговор стал меня утомлять.
Когда старуха на меня смотрела, создавалось ощущение, что по мозгу проводят влажной тряпкой. Словно вытирают пыль.
— Почему на мне такие шмотки? — я решил сменить тему. В конце концов, Гермиона — большая девочка. Её даже экои боятся. — Я что, попал в какое-то заведение, где нужны сутенёры? К сожалению, вынужден отказаться. У меня уже есть работа.
— Твой новый костюм соответствует положению, которое ты скоро займёшь. Научись уважать его.
— Знаете, в любимчики пожилых дам я тоже не гожусь. Темперамент не тот.
Малахитовые глаза старухи прищурились.
— Не забывайся, мальчуган. Помни, с кем говоришь.
— Я НЕ ЗНАЮ, с кем говорю! Вы притащили меня сюда силой, обрядили в безвкусное тряпьё, и требуете уважения?.. Не слишком ли много?
В порыве страсти я взмахнув рукой, я опрокинул на пол тарелку с пирожками. Кураж сразу куда-то делся.
— Упсс… Простите.
Дама лишь махнула рукой.