Страница 89 из 100
К моей радости, помимо допроса с ментальным давлением, были и другие способы вытащить из турка нужную мне информацию. К тому же мне нужно было узнать всего лишь одну вещь — где он хранит ту самую копию шапки Мономаха, которую его музей получил в дар и которую он из этого музея, судя по всему, выкрал. Мне не надо было копаться у Чакыра в памяти и заставлять его делать что-то сложное. И это сильно упрощало задачу. По большому счёту мне должно было хватить моих стандартных навыков менталиста. Главное — магия теперь работала!
— У нас мало времени, господин Чакыр, — произнёс я очень серьёзным тоном, глядя турку прямо в глаза. — Сейчас я наложу на Вас заклятие, после которого Вы не сможете лгать. При каждой попытке сказать неправду Вы будете испытывать сильнейшую боль.
После этого я быстро начитал лёгкое заклинание окаменения и тут же его снял. Чакыр при этом испытал полноценное ощущение, что на него наложили заклятие. Этого я и добивался.
— А теперь скажите мне, господин Чакыр, Вам знакома Айше Доган? — спросил я, не дав турку особо опомниться после испытанного от заклятия дискомфорта.
— Да, это моя помощница, — ответил директор музея.
— И по совместительству Ваша любовница?
— Нет.
Я сразу же ощутил ложь. И тут же внушил турку, что его голову сильно сжимают невидимые горячие тиски. Чакыр застонал, упал с кресла на пол и, стоя на коленях, обхватил голову руками; я немного ослабил давление на него.
— Прекратите, — простонал турок.
— Что прекратить? — как ни в чём не бывало спросил я.
— Прекратите делать мне больно.
— А я ничего не делаю, это Вы сами причиняете себе боль. Ваши ощущения — реакция на ложь, — сказал я и ещё немного ослабил ментальное давление на беднягу. — Айше ведь Ваша любовница, зачем Вы меня обманули?
— Любовница, — признался Чакыр, вставая с пола и садясь обратно в кресло. — Но при чём здесь это?
— Вообще ни при чём. Я просто для проверки задал вопрос, ответ на который точно знаю. А Вы теперь знаете, что с Вами будет, если ещё раз попробуете солгать. И предупреждаю: с каждым разом будет больнее — такое уж заклятие.
Турок посмотрел на меня исподлобья, и в его взгляде отчётливо читались ненависть и страх. Эти же чувства я ощущал и на ментальном уровне. И это было здорово — сами по себе они меня вообще не волновали, зато показывали, что на директора музея не наложена никакая ментальная защита. Я почти полностью избавил Чакыра от болевых ощущений и сказал:
— Так как времени у нас мало, сразу перейду к вопросам по существу. Вы признаёте, что обманули князя Романова?
— Я не имел дел ни с каким князем Романовым и, соответственно, не мог его обмануть, — завёл старую песню турок, и, как ни странно, я не почувствовал, что он врёт.
Возможно, директор музея действительно не знал, кого он обманул; и я решил зайти с другой стороны:
— К Вам обращались с предложением продать копию шапки Мономаха, выставленную в вашем музее?
— Да.
— И Вы обманули покупателя и подсунули ему подделку?
Чакыр замялся, и я почувствовал ложь — видимо, он уже решил соврать, но пока не решался произнести эти слова. Или выбирал наиболее подходящие. Я превентивно опять мысленно сжал турку голову.
— Да, я обманул, — признался директор музея.
— Кого Вы обманули? Кто к Вам обращался?
— Я не знаю их настоящих имён, они представились людьми крупного коллекционера.
— А Вас совесть не мучила? Вы ведь много денег получили за это.
— Не мучила, — ответил Чакыр, и судя по его ментальному фону, это была чистая правда.
— Даже самую малость не мучила?
— У богачей достаточно денег. Раз они были готовы потратить их на предмет коллекционирования, значит, эти деньги были лишними.
— Интересная у Вас логика, господин Чакыр. А Вы не думали, что рано или поздно обман раскроется и Вам предъявят претензии?
— Я был уверен, что не раскроется.
— Но, как видите, раскрылся.
Директор музея на это ничего не сказал, лишь бросил на меня очередной ненавидящий взгляд.
— Скажите, господин Чакыр, а ради чего Вы пошли на этот обман? Почему не выполнили договорённости?
— Потому что большинству коллекционеров плевать на то, что они покупают. Они желают получить не сам предмет искусства, а его историю.
— И по-вашему, это повод продавать подделку?
— Знали бы Вы, сколько подделок находится в частных коллекциях. К тому же мы ведём речь не о настоящей шапке Мономаха, а о её копии. Так что не такая уж и большая разница получается. Заказчик хотел копию и получил копию, только другую.
— Хорошо, допустим, я поверю, что Вы просто не захотели отдавать экспонат богачу-коллекционеру, но почему тогда Вы не выставили его в музее? Там стоит совершенно ужасная копия, я убедился в этом вчера днём.
Турок вздохнул и ничего не ответил.
— Я задал вопрос, господин Чакыр! Почему Вы не выставили ту самую копию шапки в музее, а заменили её на совершенно ужасную подделку?
— Решил пока оставить её у себя.
— С какой целью?
— Изучить.
— И как? Изучили?
— Нет. Я не одарённый, мне самому такое не под силу.
Пока что директор музея говорил правду. Похоже, он оставил шапку Мономаха у себя не потому, что знал о её потенциале, а просто от жадности. Решил, что раз она кому-то нужна, то представляет большую ценность. Принцип хомяка — всё тащить домой про запас. И скорее всего, Чакыр даже не догадывался, насколько ценный артефакт он присвоил.
— Где она находится? — спросил я.
Директор музея не ответил.
— Где находится та самая копия шапки Мономаха? — повторил я вопрос в более развёрнутом виде. — Она здесь? В этом доме?
— Нет, — негромко ответил турок, и меня словно окатило волной с головы до ног, настолько сильно я ощутил его враньё.
Видимо, директор музея просто не смог сказать правду и солгал несмотря на мои угрозы. Но и я не мог отойти от заявленных условий нашей «игры», поэтому сразу же внушил Чакыру уже знакомые ему ощущения, значительно усилив при этом давление. Турок тут же схватился за голову, застонал и опять свалился на пол. Примерно через минуту я ослабил ментальное давление и сказал:
— А я ведь предупреждал, что во второй раз будет больнее. В третий — практически невыносимо, а четвёртый, боюсь, Вы не переживёте. Впрочем, могу ошибаться. Возможно, Вас и третий добьёт. Так где та самая шапка?
— Она у меня, — простонал директор музея, заползая на кресло.