Печать безмолвия

– Я с удовольствием бы послушала вашу новую мелодию, – отозвалась миссис Брейкер.

– Для вас хоть звезду с неба. Надеюсь, меня не уволят за самодурство. – Я окинул взглядом зал, убедившись, что никого из распорядителей нет поблизости.

Леди последовали за мной к роялю.

– Как вас зовут? – поинтересовался я у незнакомки.

Вместо ответа, она положила тонкую кисть на мою руку, а затем указательным и безымянным пальцами поочередно дотронулась до двух клавиш. От прикосновения прохладной, чуть влажной кожи ладони, принадлежавшей будто ангелу, мое тело будто обдало океанским бризом. Ее лицо оказалось так близко, что у меня перехватило дыхание.

– Не понимаю…

Она повторила действие. И на меня снизошло озарение.

– Ноты ре и ми. Вас зовут Реми?

По взгляду писательницы я понял, что догадка оказалась верной.

– Пожалуйста, не исчезайте внезапно, как раньше. Дайте шанс, мне жизненно необходимо с вами поговорить.

Она приподняла одну бровь, но через пару секунд все же согласилась, едва уловимо опустив подбородок.

Я переключил все внимание на рояль и ощущение триумфа, которое вложил в последнюю композицию. А когда закончил, прочитал на лице миссис Брейкер гордость и восхищение.

– Изумительная вещь! Вы каждый раз превосходите себя! – Видно заметив мое беспокойство, она добавила: – Птичка ваша упорхнула, но оставила записку. – Миссис Брейкер протянула мне лимонный стикер, сложенный вдвое.

Я в нетерпении развернул послание:

Буду ждать в 9 вечера под Бруклинским мостом.

Внутри меня все заклокотало. Будто наваристый бульон достиг точки кипения, теперь можно было снять пенку – отсечь лишнее и оставить томиться на медленном огне до полной готовности.

Предвкушение долгожданной встречи добавляло моей игре жара. Рояль, поклонники джаза, сменяющие друг друга на посту у легенд, увековеченных в камне, светописи, масле – все растворилось в одно мгновенье, когда маленькая стрелка настенных часов остановилась на восьмерке. Я бережно опустил клап, поблагодарив нового приятеля за отличную командную работу.

В животе предательски заурчало. Я вспомнил, что последнее, чем я себя потчевал, был скудный завтрак. Увлекшись музыкой мэтров, я утолял голод душевный и совсем позабыл о теле. Я не мог явиться на свидание под аккомпанемент орущих лягушек. На мое счастье, на пути мне попался передвижной вагончик с такос. Вид морщинистого повара-мексиканца подавал надежды, что обед, резко переходящий в ужин, выйдет отменным.

Я заказал три такос на вкус владельца мобильного кафе, с любопытством наблюдая за процессом приготовления. Старик едва передвигался по небольшому пространству внутри автобуса. Но его руки! Они летали, собирая все части мексиканского гостеприимства внутрь кукурузной лепешки. Каждое движение было отточено, будто он орудовал не ножом на крошечной кухне, а скальпелем в операционной. Я восхищался мастерством в любом его проявлении, и даже не попробовав угощение, поблагодарил гастрономического виртуоза за лучшие такос в городе. Этот аванс я выдал не напрасно. И дело было не в голоде. Каждый кусочек был пропитан палящим солнцем, историей и острым на язык юмором амигос. Наслаждаясь припозднившимся обедом, я потерял счет времени. А когда очнулся, шаря рукой в опустевшей картонной подложке, помчался в сторону Ист-Ривер.

Опаздываю. Неужели минутная слабость проголодавшегося человека, который растворился в неге вкусов, сорвет долгожданную встречу с манящей Музой. Только дождись меня. Ре… Ми…

Внезапно сумеречное небо озарило вспышкой, но грома не последовало.

Весенняя гроза… Почему сейчас?

Хотя именно в непогоду были написаны мои дебютные стоящие треки. Я вспомнил, как в первую весну в Нью-Йорке бежал под захлестывающим все на своем пути ливнем в новый дом соединиться с на ладан дышащим Yamaha и явить миру звучание шторма, накрывшего город.

Я был уже близко. Когда пересекал проезжую часть, меня буквально насквозь пронзил сигнал клаксона, раздавшийся в одном из припаркованных автомобилей. Оправившись от секундного испуга, я сверкнул глазами в поисках нарушителя спокойствия.

Чего сигналить, если ты на парковке?! И к своему удивлению, заметил, что из кабриолета мне кто-то активно машет. Силуэт принадлежал явно женщине. У Марли машины в помине не было. Так кто же это мог быть? Любопытство подтолкнуло меня поставить на кон пунктуальность и отойти от маршрута. На минуту – не больше. На мое счастье, за рулем сидела Реми. Я потянул было ручку двери на себя, но писательница с прищуром взглянула на меня, щелкнув центральным замком.

Что ты хочешь от меня, женщина? Я по-честному не понимал, что за игру она затеяла. Реми опустила пассажирское стекло и призывно похлопала по верху дверцы, сделав недвусмысленный жест бровями: мол, перемахни здесь.

Ну если девушка просит… Мне ничего не стоило исполнить ее маленькое желание, к тому же было приятно наблюдать, что благодаря моему поступку на ее милом личике засияла искренняя радость.

Странная она, но такая манящая. Меня всегда тянуло к тому, в чем я не разбирался. Любовь с клавишными случилась именно так. В детстве я поздно начал разговаривать, и окружающие с трудом меня понимали. Все, кроме матери, ей каким-то чудом удавалось вычленить суть из набора звуков. Однажды по телевизору я случайно наткнулся на концерт фортепиано с оркестром. Уже не вспомню, что именно они исполняли, но перед глазами и по сей день стоит крупный план рук пианиста. Они летали по клавиатуре со скоростью света. Я посмотрел тогда на свои неказистые ладошки, перебирая пальцами так быстро, как только мог. Правая рука вообще плохо слушалась, а левая с загипсованным мизинцем хоть и подавала надежды, но была пока не в строю. Я понял: музыкант был наделен суперсилой. И я захотел себе такую же способность. Спустя много лет ежедневной работы в этом направлении, я добился своего. Хотя виртуозное владение инструментом явилось лишь средством для достижения следующей ступени. Исполнительства мне оказалось недостаточно, и тогда я начал создавать…

Реми наклонилась ко мне, проскользила тонкими пальцами с красным маникюром по животу, спустившись ниже по бедру… Я замер, не дыша от неожиданности и желания одновременно. Но спустя мгновение разочарованно выдохнул, когда она приковала меня к сидению ремнем безопасности.

Реми одарила меня загадочной улыбкой, но не произнесла ни слова. Chevrolet Chevelle заревел, отозвавшись на поворот ключа, и резко сорвался с места.

Глава 8. Она

Я дала газу, чтобы не наделать глупостей. Хотя наделать их мне чертовски хотелось. Что за народ такой противоречивый – женщины? Да, но нет. Нет, но да. Где логика? На самом деле я не придумала пока, что мне делать с моим спутником. Одно я знала наверняка: хочу, чтобы этим вечером он играл только для меня. Его музыка оживляла все вокруг, рождая во мне эмоции, которых я не испытывала прежде. И все, чего мне хотелось, это чувствовать, упиваясь каждой секундой своего существования. Вчера в баре, когда его пальцы коснулись клавиш, меня ударило молнией – я будто узнала его, хотя видела впервые.

Мы мчались по никогда не засыпающим улицам Нью-Йорка. Ветер теребил шелковый платок, элегантно повязанный на голове в духе Одри Хепберн. Сегодня у меня было такое настроение. Легкое и игривое. Если бы я могла говорить, я бы выдавала глупости одну за другой, а еще безудержно и громко смеялась всю дорогу. Но вместо голоса говорили мои глаза. Кажется, пианист понял это, поддерживая молчание и не задавая лишних вопросов. Он доверился первой встречной. Глупец. Так не стоит делать, даже если ты взрослый, сильный мужчина. Неизвестно кто может оказаться за рулем и чем это все обернется.

Я находилась в предвкушении, ум судорожно перелистывал безумные варианты развития событий, пока я не остановилась на одном из них, припарковав машину у ювелирного магазина. Пассажир вопросительно посмотрел на меня. Я не заглушила мотор, жестом указав, что он должен перебраться на мое место. Сама достала из бардачка темные очки, по очертаниям напоминающие крылья бабочки, и, цокая каблуками, полетела на мерцающий свет, искрящейся отблесками драгоценных камней в витрине.