Страница 89 из 129
Горечь, целые сутки медленно разъедавшая душу, требовала выхода, и я мрачно вздохнул:
— Все намного сложнее. Последние два месяца я чувствовал себя белкой в колесе, из-за чего затыкал периодически просыпавшуюся совесть отговорками типа «живу в постоянном цейтноте» и так далее. А вчера вечером, оглянувшись назад, чуть не умер со стыда, когда понял, что, при большом желании, мог найти время хотя бы для звонков всем тем, кого считаю близкими людьми. Мог, но ни разу не набрал ни Марию Матвеевну, ни Виталия Михайловича, ни Аристарха Иннокентьевича, ни Владимира Игнатьевича. А про то, что не интересовался ходом дела княжича Горчакова, то есть, по сути…
— Так, стоп! — еле слышно, но очень жестко выдохнула она и сжала мое предплечье. — Прежде, чем ты договоришься до какой-нибудь ахинеи типа предательства памяти Тани Смирновой, скажи, ты хоть что-нибудь слышал о
Я отрицательно помотал головой.
— Очень зря! Имей ты хоть поверхностное представление о механизмах защиты, используемых твоей психикой, не рвал бы себе душу. Ибо она БЕЗ участия твоего разума, способна искажать или отрицать реальность для того, чтобы хоть как-то ослабить внутриличностный конфликт, обусловленный противоречиями между инстинктивными импульсами бессознательного и усвоенными требованиями внешней среды, возникающими в результате социального взаимодействия. Говоря иными словами, ты всеми силами старался не думать о том, что, вне всякого сомнения, причинило бы боль. И это
— Вполне возможно, что так и есть. Но мне все равно стыдно.
— Сделай выводы, мысленно добавь все необходимые действия в планы на будущее и… задвинь ЭТИ мысли куда подальше. Ибо сейчас не лучшее время для рефлексий — ты ведешь по Зоне группу, наполовину состоящую из балласта, а значит, не имеешь права размякать!
— Я не размяк, Лар… — начал, было, я, но вовремя понял, что она права, и коротко кивнул: — Спасибо за моральный подзатыльник: вывод сделал, вот-вот добавлю все необходимые действия в обязательные планы на будущее и задвину все несвоевременные мысли куда подальше.
Язва ласково погладила меня по руке и продолжила «лечение»:
— Между нами, девочками, говоря, далеко не каждая состоявшаяся личность в состоянии признавать свои ошибки и делать правильные выводы. Ты — смог, и в Большом Мире это внушило бы мне уважение. А тут, в Зоне, расстраивает. Ведь ты, командир группы, взявший на себя ответственность за жизни пяти человек, обязан понимать, что не имеешь права на рефлексии. Ведь моральные страдания ослабляют концентрацию, а это может в любой момент выйти боком твоим подопечным! Кстати, моральное состояние твоих подчиненных — тоже ТВОЯ проблема: с первого и до последнего мгновения боевого выхода мы должны быть монолитным кулаком, а не манной кашей. Дальше объяснять?
Я отрицательно помотал головой.
— Вот и хорошо… — довольно мурлыкнула она и… запустила ладошку мне под комбез. А когда почувствовала соответствующий всплеск эмоций, тихонько хихикнула: — Одной из твоих подчиненных жизненно необходима именно такая моральная поддержка. Вот и поддерживай…
…Поддерживал. До пятнадцати ноль-ноль. А когда вышло контрольное время и стало понятно, что с Тёмой что-то случилось, вытащил из перстня бинокль, перебрался на солнцепек, тщательно оглядел далекую опушку леса, затем дорогу, соединявшую «Шестерку» с окраиной прифортового городка с совсем не сибирским названием Дубки, какое-то время пялился на закрытые ворота, а затем принялся разглядывать корхов-часовых, прогуливавшихся на стенах, примыкавших к КПП. Твари несли службу в обычном режиме, и меня это самую чуточку, но успокоило. Увы, уже минут через двадцать дало о себе знать предчувствие, а еще через пять-семь «тяж», на которого я в тот момент смотрел, вдруг уставился куда-то вниз.
Сдвинуть бинокль в нужную сторону было делом одного мгновения, и я, увидев открывающиеся ворота, невольно затаил дыхание… на считанные секунды. А потом створка отъехала в сторону где-то на половину ширины, и на дорогу вылетело четырнадцать «бегунков»!
Твари набрали полную скорость буквально за несколько прыжков и понеслись по раскаленному асфальту в сторону города, а створка поползла обратно, хотя особи этой специализации считались бойцами поддержки и никогда не работали в одиночку!
Я скрипнул зубами и заговорил в полный голос. Благо, мои находились в метрах в пяти-семи, а корхи — достаточно далеко:
— Судя по всему, Тёма где-то встрял, положил всех «бегунков» отряда, с которым столкнулся, но не смог нормально спутать следы. А командир этого отряда связался с командованием и выпросил еще четырнадцать «бегунков».
— Думаешь, в том отряде есть природник? — спросила матушка, придя к тому же выводу, что и я.
— Похоже на то. Иначе они бы не встали на его след.
— Если он не знает, что его преследуют, то придет сюда… — подал голос Алмаз. — И, конечно же, приведет за собой всю толпу шустриков. Если хоть у одного из них окажется «свиток», то как только Федор перестанет сдваивать следы и встанет на реальный вектор движения, из «Шестерки» выйдет как минимум еще один отряд в новых накидках и, вероятнее всего, со вторым природником. А тут я, способный мчаться в темпе загнанной лошади от силы пять-семь минут. В общем, так: забирайте мои бляхи и…
— Яков Леонидович, помнится, группой командую я! — рыкнул я, поняв, к чему он клонит. — Поэтому ваше дело молчать и выполнять мои приказы. Вопросы?
— Весь гарнизон форта вы не положите; погибать всем ради одного — идиотизм, а я прожил неплохую жизнь и давно го-…
— Ма-ам…
Не знаю, что она с ним сделала, но я перестал слышать этот бред и смог изложить свое решение:
— Оторва, отводишь группу ко второму бастиону Стены, поднимаешь на боевой ход и ведешь на юг. За руслом Уклейки организовываешь веревочный спуск к полосе отчуждения и ждешь. Язва, на тебе — контроль состояния здоровья Алмаза. А я оставлю Тёме предельно понятное послание, зачищу все наши следы и догоню. Все, вперед! Не тормозим…