Баламут - 2

Я был того же мнения, так что описал свой вариант технологии захвата, выслушал дополнения старших, чуть скорректировал исходный вариант и дал команду продолжать движение. А чуть менее, чем через полтора часа получил море удовольствия от работы с группой опытных профессионалов — китаец, попавший в нашу засаду, потерял сознание, оглох и ослеп еще до того, как сообразил, что его песенка спета. Не смог самоубиться и потом — Язва, «выстрелившая» собой в его сторону чуть ли не до того, как беглец стал заваливаться на бок, отправила тушку сначала в целительский, а затем и в медикаментозный сон, Тёма с Танцором ее качественно спеленали, а Ясень зафиксировал нижнюю челюсть специальной распоркой, тем самым, лишив пленника даже призрачных шансов откусить себе язык.

Все остальные необходимые телодвижения сделали уже без спешки — Бестия выжгла китайцу ядро, превратив Гранда в простеца, а мы с Секачом вырезали подходящие слеги, приспособили к двум велосипедам и надежно закрепили свою добычу.

Да, скорость передвижения группы заметно упала, ведь после ухода с места засады мы продолжили движение по самым кошмарным неудобьям. Но народ не стенал, ибо понимал, что для получения хоть какого-то профита от захвата «языка» нам надо доставить его до Стены…

…Я шел на поводу у паранойи весь день, весь вечер и половину ночи. В смысле, каждые час-полтора устраивал пятнадцатиминутное веселье со сменой направления движения и затиранием следов по полной программе, тем самым, все удлиняя и удлиняя путь, совмещал с этими поворотами сверхкороткие привалы, отлучки по нужде и сеансы раздачи восстановлений, а о том, что группе надо есть и пить, даже не вспоминал. Как выяснилось уже на полосе отчуждения, гнал ее в таком жестком режиме не зря: не успели мы добраться до середины «тропы», как в ее начале рванула противопехотка. Кто именно на ней подорвался мы, естественно, не разглядели, ибо сразу же ускорились до предела, а через считанные мгновения проснулось сразу несколько бастионов, и вокруг места взрыва воцарился рукотворный ад.

От него до нас было метров триста пятьдесят, но бежать вперед, рискуя впороться в какой-нибудь «подарок» саперов-погранцов или поймать спиной осколок-другой нам, конечно же, резко расхотелось, и мы попадали даже не в низину, а в крошечную неровность рельефа. Пока народ «отдыхал», я набрал Тверитинова. А когда тот отозвался, изложил свои потребности:

— Виталий Михайлович, доброй ночи! В веселье на полосе отчуждения, которое вас разбудило, косвенно виноваты мы: нам на хвост упали корхи и с разгона забежали на «тропу». Мы успели пройти чуть больше половины, то есть, не под огнем, но нуждаемся в помощи вот какого рода: после того, как наши закончат перекапывать опушку, подгоните, пожалуйста, к лестнице под «Удочкой» «Зубр» с водилой из старичков, умеющего молчать, и освободите стену от всего личного состава — у нас спецгруз, и свидетели его появления на территории форта однозначно не нужны.

Ротмистр пообещал, что БТР будет у лестницы максимум через семь-восемь минут, и отключился, а я посмотрел на экран коммуникатора и решил позвонить Русанову еще раз. Чтобы поинтересоваться, как у него дела.

Пилот, которого я предупредил о нашем скором выходе из Зоны сразу после того, как комм поймал сеть, принял вызов буквально через мгновение и затараторил:

— Разрешение на взлет здесь и посадку в Савватеевке уже получили. В данный момент заруливаем на ВПП!

— Отлично! — удовлетворенно выдохнул я и на всякий случай сообщил ему о творящемся тут бардаке: — Кстати, если заметите вспышки — особо не напрягайтесь: это артиллерия кошмарит корхов, сдуру сунувшихся на полосу отчуждения. А им стрелять нечем. Тем более по аэродрому.

— Преследовали вас? — встревоженно спросил он.

— Угу. Но недостаточно энергично… — ответил я, заметил, что канонада начинает затихать, оборвал разговор с Валерием Макаровичем и обратился к своим: — Нас ждут. И это, определенно, радует. Кстати, как там наш клиент?

— Томится в собственном соку… — раздраженно буркнул Тёма. — Не упакуй мы его тушку в мешок для трупов, на запах мочи сбежалось бы все окрестное зверье.

— Может, помоем? — спросила Долгорукая. — К примеру, в морге или на мойке для техники. А потом засунем в чистый мешок, ибо возить воняющие тушки в нашем самолете как-то не хочется…

Идея с мойкой для техники мне понравилось, так что китайца помыли именно на ней. Из шланга, струей водой, бьющей под приличным давлением, но добросовестно. Там же и высушили. А после того, как затолкали в новую «подарочную упаковку», отвезли на аэродром и, последовав совету Виталия Михайловича, загрузили в багажный отсек, согласившись, что перелет до Читы «язык» как-нибудь переживет. Потом попрощались с Тверитиновым и механиком-водителем, поднялись на борт «Стрибога» и разделились: мужики ушли в салон-гостиную, женщины — в спальню, принимать душ и все такое, а я отправился в кабину пилотов. Выяснив, что все необходимые разрешения уже получены, дал команду взлетать и заглянул в закуток стюардессы. Там попросил Олю организовать нам трапезу поплотнее и сразу же сделал заказ, а потом сдвинул в сторону дверь в салон-гостиную и услышал завершающую часть монолога Тёмы:

— …кто им мешал не вылезать из рейдов?

— О чем речь? — спросил я.

Ясень, расположившийся на диване, поскреб ногтями чешуйки на щеке и пожал по по-человечески широкими плечами:

— Секач веселится. По его мнению, если наши «домоседы» увидят этот самолет и узнают, что он принадлежит тебе, передохнут от зависти. Кстати, ты в курсе, что они на тебя уже смертельно обижены?

Я прошел к ближайшему свободному креслу, сел, положил руки на подлокотники и отрицательно помотал головой:

— Неа. А за что?

Николай Петрович презрительно усмехнулся: