Баловни судьбы

— Ничего я не думал, — раздраженно сказал он.

— Ну что ж, значит, договорились.

— Да, да, договорились.

Йохан засмеялся и хлопнул его по плечу.

— Тогда иди допивай виски, — сказал он. — Тебе это сейчас явно не повредит.

Он чуть было не сказал в ответ: спасибо, иду! — и, только когда увидел, как они уютно устроились за столом при свечах, и услышал, как позвякивают кусочки льда в стаканах, подумал, что у них была прекрасная возможность обсудить его, хотя отлично сознавал, насколько эта мысль нелепа и абсурдна.

Макс протянул ему стакан и искоса посмотрел на него внимательным, изучающим взглядом.

— Слушай, какого черта ты не хочешь, чтоб мы подарили им этот проигрыватель? — спросил он.

2

Клэс проводил смотр своим войскам. Все пятнадцать собрались возле стены, но обычно они сидели, лениво привалясь к ней, а сейчас с серьезным видом толпились вокруг Клэса и внимательно слушали его.

— Речь все о том же проигрывателе, — говорил он. Вчера мы с Микаэлем были у Макса и сообщили ему наше мнение. С какой стати мы должны вносить деньги на покупку новой аппаратуры для интерната! И, насколько мы его поняли, он с нами согласен. По крайней мере обещал созвать педсовет и действительно созвал. Сегодня перед обедом мы с Микаэлем зашли к нему и спросили, чем кончилось дело.

— Ты спросил?

— Заткнись, какая разница, кто спросил. Хотя... ладно, я спросил. И Макс ответил, что проигрыватель они нам не купят, прежнее решение остается в силе и нам придется внести свою долю. Дело в том, что решение нельзя отменить, если не все преподаватели «за», а они как раз не все «за».

— Ну и дела, — покачал головой Бондо. — Кончится тем, что нам самим придется стулья покупать.

— И одеяла, — с ухмылкой поддакнул Рольф, — и туалетную бумагу.

— Заткнетесь вы когда-нибудь?

— Дайте же ему договорить, — сказал Микаэль.

Клэс облизал губы.

— Сейчас начнется самое интересное, — пообещал он. — Они так и не пришли к единому мнению, то есть не все в этой шайке считают, что мы обязаны платить, и настаивают на прежнем решении, на самом деле только один из них, один-единственный, выступил против и завалил все дело, и знаете, кто это был?

— Во всяком случае, тот, кто это сделал, — большая ж... — вставил Бондо.

— Во всяком случае, он показал, что́ из себя представляет и что на нас ему абсолютно начхать. Теперь-то мы его раскусили, ну и отлично! Это Аннерс. Теперь нам все ясно, верно?

— Аннерс?! — с глупым видом произнес Бондо. — Никогда бы не подумал.

— Я тоже, — удивился Рольф. — Если б Йохан или даже Макс, но Аннерс... Он вроде бы свой парень, ты уверен, что это он?

Клэс обернулся к своему секунданту Микаэлю.

— Я правильно излагаю?

— Конечно. — Микаэль выпрямился. — Это был Аннерс.

В наступившей тишине крупная бабочка, порхая, подлетела к стене, сложила крылышки, опустилась на ее шероховатую поверхность, резко выделяясь темным узором на белом фоне, замерла на мгновение и улетела.

— Удивительно, — вымолвил наконец Бондо.

— Почему удивительно?

— Даже не знаю. — Бондо замялся. — Просто не верится.

— Мне лично он никогда не нравился. — Глаза Клэса сузились. — Он до безобразия не уверен в себе.

— Да-а... — кивнул Бондо. — Что есть, то есть.

— А они должны быть уверены в себе, — отрубил Клэс. — Иначе мы сможем пользоваться их слабостями. Ну ладно, во всяком случае, теперь-то мы знаем, что он за птица. А это уже немало.

— И ты хочешь позволить этой скотине вот так запросто все за нас решать? — снова вмешался Рольф.

— Я просто хочу отложить это дело до общего собрания в пятницу. Может быть, он все-таки пойдет на попятный?

— А если нет?

— Что ж, — Клэс просунул под ремень болышие пальцы и напыжился, — у нас есть и другие средства.

Рольф расхохотался:

— А Януса как мы обломали!

Клэс несколько раз кивнул и прищелкнул языком.

— Верно. И с этим сделаем то же самое, если понадобится. И если все будем заодно, попрошу заметить. В любом случае нам теперь ясно, что он из себя представляет.

Это означало: ну вот, я вам все про него рассказал, вы теперь знаете, кто эта сволочь, и уж постарайтесь не забыть.

Они согласно кивнули и расселись в ряд, оставив место для Клэса. И для Микаэля возле него. Привалившись к стене и полузакрыв глаза, они сидели, как всегда в послеобеденный час, и больше не возвращались к сказанному, но помнили об этом и ждали событий, которые нарушили бы скуку повседневности, предвкушали скандал, развлечение, нечто.

Тони закрыл глаза и расслабился. Так приятно сидеть на солнышке. К тому же они теперь заняты другим, и у них просто нет времени зубоскалить над его разукрашенным лицом. Хорошо вместе со всеми, и не беда, что твое место сбоку, далеко от заводил, что приходится сидеть на жестком гравии, а опираться о стену не очень-то удобно. На душе так покойно, что не хочется даже думать, чьи это раздались громкие шаги и кто это остановился прямо перед ним.

— Привет!

Даже думать лень, кто это. Так бывает при пробуждении, когда не только не хочется просыпаться, но, наоборот, всеми силами пытаешься продлить блаженное состояние сна. И почему всегда только он? Почему все всегда выпадает именно ему?

С великой неохотой он открыл глаза.

— Спасибо за сигарету.

Перед ним стоял Аннерс и, улыбаясь, протягивал пачку сигарет. Белая полоска зубов в мягкой темной бороде. Он не заметил настороженности в полузакрытых глазах ребят, ничего не заметил. Просто стоял в своих джинсах и запыленных сандалетах на босу ногу и протягивал сигареты с таким видом, точно их двоих что-то объединяло.

— Я у тебя вчера вечером одолжил сигарету, ты что, забыл?

Он молчал, не решаясь взять сигарету, которую Аннерс вытащил из пачки и, держа двумя пальцами, протягивал ему. Он просто не осмеливался взять ее. Потому что сейчас Аннерс был уже не тот, что вчера, и он, Тони, не мог себе позволить иметь с ним какие-нибудь дела. Им это не понравится, наверняка не понравится, и еще неизвестно, как они выразят свое недовольство.

Они следили за ним. Быстрый, косой взгляд Клэса точно ожег его. Лучше всего молчать, просто молчать и ничего не говорить, сделать вид, что перед тобой никого нет. Но было трудно не смотреть на Аннерса, не замечать его растерянной улыбки. Он попытался смотреть мимо, в пространство между плечом клетчатой рубашки Аннерса и его правым ухом. Внезапно у него схватило живот, надо было срочно бежать в туалет. Он почувствовал, что вообще ему вряд ли по силам эта задача: они не позволят ему взять сигарету, а против них он не пойдет. Духу не хватит. Но оказаться подлецом он тоже не хотел. Ох и мерзкая ситуация! Аннерс ведь ничего ему не сделал, всего лишь одолжил сигарету, а теперь вот пришел вернуть долг.

Он с силой поджал пальцы ног и невольно скользнул взглядом по лицу Аннерса — тот больше не улыбался.

Я не понимаю, говорил его растерянный вид. Я ничего не понимаю.

Это уж точно, ничего ты не понимаешь, хотел сказать Тони. Он едва сдерживал слезы. Смылся бы ты лучше отсюда! Пошел к черту! Я не могу здесь с тобой говорить. Ты для нас сволочь, и взять у тебя я ничего не могу. Пойми же, не могу.

— Так ты что, не возьмешь?

Он до боли стиснул зубы и в оцепенении уставился на запыленные сандалеты Аннерса. Будь он Клэсом, он бы спокойно привалился к стене, скрестив на груди руки и состроив насмешливую улыбочку. Но он не Клэс, и силы его были уже на исходе.

Уходи! — беззвучно умолял он. Пожалуйста, уходи! Неужели ты не можешь просто взять и уйти?

Но тут он понял, что теперь ребята на его стороне: подозрительная настороженность уступила место одобрению. Он заметил, что сосед справа и сосед слева дышат так же тяжело и прерывисто, как он сам. И тогда огромная, несущая бесконечное облегчение радость охватила его, радость от сознания того, что их много. Дикая радость, которая делает человека неуязвимым просто потому, что все вокруг за него, радость, которая делает человека безрассудно храбрым, дерзким и безжалостным, позволяет отмести все сомнения.