Страница 13 из 65
Александр Николаевич не успел доделать начатое. Много сил вложил в Пущино М.В. Келдыш. Он тоже спрашивал: "А все ли правильно у нас? Где медицина в Пущине?" Будучи математиком, он понял, что существует разрыв, хотел все менять, но заболел… Эти факты ясно показывают, над чем нужно думать, что и как менять. Биология еще 8-10 лет назад преодолела последствия лысенковщины и сегодня способна решать по существу любые задачи. Есть база, средства. Центральный Комитет партии и правительство серьезно помогли новейшей биологии. Есть у нас определенные успехи. Еще в 1972 году родилась генная инженерия. Изобретатели этого метода Гильберт и Берг предрекали, что здесь советская наука проиграет. Но мы не проиграли, в частности благодаря усилиям академика А.А. Баева. Пока не уступили в этом направлении ни на йоту. В ряде других крупных разделов современной физико-химической биологии, таких, как биоэнергетика, биологические мембраны, химия белков, также вышли на передовые позиции.
Но как только касается изучения человека, академическая наука пасует, не сумев вовремя перестроиться. Мы обязаны сделать все, чтобы исправить положение в кратчайшие сроки. В конечном счете смысл нашего строя заключается в том, чтобы оставаться самой передовой страной. Хорошо, что отношение к проблемам стало совсем другое. Впервые Министерство здравоохранения, ничего не камуфлируя, дает средствам массовой информации реальные факты: и что детская смертность высокая, и что на койко-место выделяются мизерные деньги, и многое другое… Наверное, еще и потому стало возможно отставание, что друг друга убеждали, будто здравоохранение обогнало всех на земном шаре и никто никогда нас не догонит. Нет ничего опаснее самообмана.
Считаю, что мы должны четко определить, где неверна научная политика, как в кратчайший срок ликвидировать недостатки, какими фундаментальными проблемами заниматься. Предлагаю, например, такой вариант. Наш Институт биоорганической химии вместе с Институтом гематологии составит совместную программу. Скажем, за год сделаем хорошие работы по изучению системы кроветворения. А потом на их основе создадим советские препараты. Сам Институт гематологии этот пласт не вытянет, поскольку не имеет специалистов и методов генной инженерии. В академическом институте это есть, но, стыдно признаться, нет идей из-за оторванности от изучения человека. Наверное, стоило бы создать и еще несколько комплексов с совершенно конкретными задачами, определить сроки, подобрать квалифицированные кадры, чтобы быстро решить проблемы. А то ведь до чего дошло: сразу два академических института не нашли ничего лучшего, чем заниматься “голубой кровью". Это ведь просто перфторуглероды, которые в крайних ситуациях, при ранении могут быть и полезны. Но ведь не кровь же! Зачем же широкому кругу читателей внушать, что это кровезаменитель, причем без всяких оговорок? Я благодарен "Советской России", что она серьезно разобралась в этих вопросах, помогла Академии наук. Компетентность прессы для нас очень дорога.
Часть третья
(август — октябрь 1988)
За год многое изменилось. Появилась скромная возможность высказать точку зрения, противоположную официальной. Страх, сковывающий наше общество многие годы, преодолевался с трудом
9. Кто остановил "Голубую кровь"?
Г. Иваницкий, Я. Колотыркин, А. Фокин, С. Ефуни, В. Шумаков
("Литературная газета", 17 августа 1988 г.)
Около двух лет назад наша газета опубликовала статью Л. Ивченко «Быть или не быть "голубой крови"?», в которой рассказала о злоключениях нового кровезаменителя, созданного сотрудниками ряда институтов АН СССР. На второй стадии клинических испытаний, разрешенных Фармкомитетом СССР, вмешались "непредвиденные обстоятельства", и работа, в результатах которой по сей день заинтересовано здравоохранение, была прервана. Соглашаясь с автором публикуемого ниже письма в редакцию, что точку в истории с перфтораном ставить рано, мы попросили высказаться по обсуждаемому вопросу ряд причастных к событиям ученых.
ПИСЬМО В РЕДАКЦИЮ
Ваша газета уже писала об этом. Препарат перфторан, названный журналистами "голубой кровью", был создан несколько лет назад по постановлению президиума АН СССР, которое подписал ее вице-президент Ю. Овчинников. Постановление обязывало два академических института — элементоорганических соединений и биофизики — разработать в рамках всесоюзной программы серию кровезаменителей. К ее реализации были подключены различные медицинские учреждения и промышленные предприятия. Созданием трех препаратов, основным из которых был перфторан, удалось опередить зарубежные фирмы, работающие в том же направлении.
Однако на заключительной стадии — в 1984 году — работы были заторможены, согласованный со всеми соисполнителями план на 1985–1990 годы в Госкомитет по науке и технике не поступил, а поэтапные итоги работы не обсуждались на президиуме АН СССР ни в 1983 году, как было предусмотрено все тем же постановлением, ни в последующие годы, несмотря на многочисленные напоминания. Всякий раз соответствующий пункт из повестки заседания президиума чья-то рука вычеркивала.
Почему?
Многие годы президиум АН СССР находился вне критики, в том числе в решении медико-биологических задач. Благодаря такой практике была создана легенда, что ни одна серьезная практическая работа в этой области не может быть сделана без участия Института биоорганической химии, которым руководил Ю. Овчинников. В согласии с легендой отпускались государственные ассигнования на строительство, выделялись значительные валютные средства.
Успех разработки перфторана становился прецедентом — он доказывал всем, что существуют и другие научные коллективы химического и биологического профиля, которые могут внести значительный вклад в медицину.
Не исключаю, что были также другие причины. Так или иначе, но вместо подлинной научной проверки и научных дискуссий на головы разработчиков перфторана посыпались разнообразные комиссии, с выводами которых авторов препарата и руководство института не знакомили. Одновременно с коллекционированием и преувеличением мелких ошибок, с подключением государственных и партийных органов начались административные репрессии.
Чтобы разобраться в происходящем, президент АН СССР А. Александров назначил комиссию под председательством академика Я. Коло-тыркина. Когда стало ясно, что она приходит к выводам, которые могут не устроить Ю. Овчинникова, последний отменил решение президента и комиссию ликвидировал…
В декабре 1985 года талантливый, энергичный ученый, главный разработчик искусственного кровезаменителя — препарата перфторан, доктор медицинских наук профессор Ф. Белоярцев покончил с собой, оставив записку, что больше не может жить в условиях клеветы. Три года руководимая им лаборатория находилась под следствием Прокуратуры СССР. Некогда сильный коллектив практически прекратил работу: одни сотрудники покинули институт, другие перешли в соседние лаборатории, оставшиеся были деморализованы, и лишь небольшая группа, понимая важность темы, продолжала бороться за сохранение научного направления и честь коллектива.
Кто выиграл в этой ситуации? Никто. А проиграли все! Стране и отечественному здравоохранению нанесен моральный и материальный урон. И остается немало вопросов, на которые до сих пор не дано правдивых ответов.
Почему не были заслушаны на президиуме АН СССР сотрудники лаборатории? Почему возникло негативное отношение бюро Серпуховского горкома КПСС к этой работе института и почему, кто стремился к келейному обсуждению отдельных ученых вместо открытого научного обсуждения их деятельности? Почему столь однобоко велось следствие различными сотрудниками правоохранительных органов по факту самоубийства Ф. Белоярцева? Почему появились грубо тенденциозные публикации в газете "Советская Россия”?