Ёлка на "отлично"

- …Крикнем дружно, с Новым годом! – прозвучали последние слова нашего выступления, и мы дружно поклонились.

Последние выступление перед школьниками было дано. Завтра последний раз мне предстоит облачиться в костюм Снегурочки и можно считать, что все мои обязательства выполнены. Я могу смело требовать свою "тройку" по истории и больше никогда не встречаться с Соломоновым. Да, так будет правильно, а то в последнее время мои мысли далеки от того, как должна вести себя приличная девушка рядом со своим преподавателем. Чего только стоит мое сегодняшнее поведение? Мама бы была недовольна…

С этими мыслями я практически сбежала на свою уже ненавистную работу.

В офисе было пусто. Многие брали дни за свой счет, кто-то оформлял отпуск на последние дни уходящего года. А я… мне, как всегда, предстояло провести время до поздней ночи, делая совершенно бессмысленную работу, которой, несомненно, нагрузит меня Павел Олегович.

- О, Катерина, наконец, явилась, – голос у непосредственного начальства был пьяным.

- Добрый день, Павел Олегович, - произнесла я, с опаской заглядывая в кабинет, где на директорском столе уже стояла пустая бутылка коньяка, а в кресле для посетителей сидел наш глава юридического отдела. Он, как и Павел Олегович, был пьян. Махнув мне бокалом, Семенов опустошил его залпом, закидывая в рот половинку лимона.

- Сваргань нам закусочки, - отдал распоряжения Павел Олегович, усаживаясь обратно в свое огромное кресло.

Приказ есть приказ. Быстро прикинув, что из имеющихся запасов могло бы послужить закуской к коньяку, я, плюнув на все, вновь нацепила пуховик, отправляясь в магазин.

В корзинку летело все, что могло бы стать закуской: маринованные огурчики, колбаса в нарезке, пара лимончиков, баночка икры, сырная нарезка, пара шоколадок и бутыль с соком. Просто, чтоб была.

Дотащив все до своего кабинета, я, скинув в очередной раз свой злосчастный пуховик, пошла к директору, споро расставляя на столе незамысловатые закуски.

- А девка она у тебя толковая, - пьяно протянул юрист, когда я выкладывала соленья на пустую тарелку. – Наверно, жаришь ее по ночам? – совершенно неожиданно предположил Семенов. – Я же вижу, как вы поздно ночью вдвоем выходите.

- Эту пожаришь… как же, - отозвался директор, поглядывая на меня сквозь очки. – Я к ней и так, и сяк, а она никак… Фригидная, наверное, – предложил Райко, словно меня не было поблизости. Стараясь не привлекать к себе лишнего внимания, я открыла упаковки с нарезкой, намереваясь в кратчайшие сроки покинуть кабинет. Все равно, видимо, мои услуги, как секретаря, здесь сегодня больше не понадобятся.

- Фригидная говоришь, - изумился Семенов, поглядывая на меня снизу вверх. – Ты, наверное, ее неправильно пользовал. Они же, секретарши, именно для этого и идут в помощницы, чтобы задом подмахивать. Смотри, стоит и не возражает.

Я промолчала и в этот раз, выставляя на стол сок. Как только пакет опустел, меня дернули со всей силы, усаживая на коленки к юристу. На мои попытки вырваться, лишь сильнее зафиксировали на собственной туше.

- Им боль нравится. Они начитались своих там БДСМных книжек, а теперь текут только от того, что их имеют жестко и сильно. Да, Катенька?

- Пустите меня, пожалуйста, - прошептала я, чувствуя, как слезы собираются в уголках глаз, а мои попытки высвободиться остаются абсолютно бесполезными.

- Иди, - Семенов неожиданно ослабил хватку, а я рывком высвободилась. Иллюзия свободы продлилась ровно пять секунд, а потом Семенов прижал меня к столу и начал по-хозяйски оглаживать мое тело, не забывая одной рукой фиксировать мои руки, чтобы я не вырывалась. Райко сидел на своем стуле, с удовольствием наблюдая за происходящем.

- А что тут у нас? – удивился Семенов, резко дергая полы рубашки. Пуговицы посыпались по полу, а я осталась стоять в одном лифчике. – Смотри, Пав, у нее, оказывается, сиськи есть, – Семенов дернул меня за руки, заставляя чуть выгнуться вперед и продемонстрировать грудь директору. – А жопа тут есть? – уточнил юрист, подбираясь к юбке.

Стерпеть такого я не смогла. Со всей силы, что была доступна мне в этот момент, я наступила на ногу Семенову, ввинчивая каблук-шпильку. Семенов заорал, ослабляя хватку, а я, воспользовавшись ситуацией, стремительно покинула кабинет. Нет, конечно, была еще мысль звездануть между ног, но поднимающийся со своего стула директор не оставил мне вариантов. Подхватив куртку, я слетела вниз по ступенькам, начиная рыдать от бессилия. Злость, ненависть, обида – все смешалось в калейдоскоп. Слезы застилали глаза, а я все бежала, бежала, бежала, пока не врезалась в человека.

Человек, определенно мужчина, попытался меня обнять, а я заорала, как резаная, отпрыгивая от него, как от огня.

- Катя, Катенька, Катюша, - услышала я сквозь вату в ушах знакомый голос. Илья Юрьевич! В ту же секунду я прижалась тесней к нему, начиная рыдать сильнее.

***

Илья

Последнее выступление далось тяжело. После ничего не значащего разговора с Астаховой я чувствовал себя, как на иголках. Старый дурак, куда мне заглядываться на молоденьких студенток? Но нет-нет, а взгляд возвращался к Снегурке, стараясь из мешанины цветов и красок выцепить именно ее, а она, словно чувствуя мое внимание, избегала контакта и случайных взглядов, стараясь смотреть куда угодно, только не на меня.

Задумываясь, когда же это началось, я могу с уверенностью назвать дату. В тот день, когда мы сидели в моем кабинете и ели пиццу. Именно тогда все было настолько правильно, настолько естественно, настолько спокойно, что после этого события я перестал смотреть на Астахову… на Катю просто, как на студентку. Работать с ней рядом, бороться за последний кусок пиццы с ананасом, бросать друг на друга взгляды украдкой – все это было правильно. А сейчас после моих необдуманных слов, она сбежала. Вообще она сбегает от меня постоянно. Шаг вперед, три назад – так она делает. То приблизит меня к себе, то оттолкнет, а я, как мальчишка, бреду за ней, как слепой котенок, выпрашивая ласку и милость.

После выступления мне пришлось еще некоторое время провести с остальным коллективом. Отчетные фотографии для газеты, разговоры с учителями и родителями, но скоро кончилось и это. Тепло попрощавшись со всеми, я поехал в ближайший магазин, чтобы забить холодильник дома.

Погрузив покупки в багажник, я уже собирался садиться обратно в машину, когда мой взгляд зацепился за знакомую куртку, выбегающую из здания. Я столько раз видел ее, убегающую от меня, что нынешняя ситуация была чем-то из рук вон выходящим. Астахова плакала. Быстро преодолев между нами расстояние, я схватил свою студентку за плечи, чем напугал ее еще сильней.

- Катя, Катенька, Катюша, - позвал я отпрыгнувшую от меня девушку, а та совершенно неожиданно прижалась ко мне всем телом.

- Катенька, что случилось? - позвал я ее, но ответной реакции не получил.

На улице холодало, я стоял и прижимал девушку к себе, делясь теплом собственного тела, а она все никак не собиралась успокаиваться, лишь сильнее всхлипывая.

Не особо задумываясь на тем, что делаю, я утянул Катю в сторону автомобиля, отодвигая переднее сиденье до максимума назад, а сам усаживаясь вперед с девушкой на руках.

В тепле автомобиля было намного комфортнее. Я гладил Катю по голове, шепча какие-то глупости на ушко до тех пор, пока полы ее пуховика не раскрылись, являя моему взгляду сначала чудесную грудь, скрытую лишь кружевом лифа, а только после этого я обратил внимание на разорванную кофту и смятую юбку.

- Катя, - я чуть встряхнул девушку, которая уже начала приходить в себя успокаиваясь. - Кто это сделал? – я кивнул на ее порванную блузку. Ее подбородок снова затрясся, а на глазах выступили слезы, но отступать я был не намерен. Опять слегка тряхнул. Ну как слегка, зубы ударились о зубы, а я поспешил сгладить это недоразумение, проводя ладонью по лицу. - Кто это сделал? И сделал ли? – уточнил я в очередной раз. Если сейчас скажет "да", то я убью любого. Связи есть – как-нибудь выкручусь.