Любить не страшно

Я лежал спиной к ней, видимо, перевернулся во сне. Она прижималась голым телом сзади. Я чувствовал кожей ее упругую грудь. Неужто и в трусы полезет? Не решалась. Ручка кружилась рядом — по животу, подскакивала вверх — трогала сосок, гладила бок и снова опускалась к резинке. Я ждал. Старался дышать размеренно и тихо, но делать это становилось все труднее и труднее. Хотелось уже просто схватить эту руку и положить туда, куда она сама так стремится. Но Лизина игра заводила куда больше, чем просто женская рука на члене. И я терпел.

Сколько продолжались мои муки, я не знал. Я потерял счет времени. И уже готов был сдаться и, развернувшись, взять инициативу в свои руки. Как вдруг она просунула, наконец, руку под резинку и осторожно подушечками пальцев провела вдоль каменной плоти.

Тело неудержимо дернулось, все-таки не ожидал такой решительности. Но она, похоже, подумала, что это я так во сне реагирую. Пальцы скользили вдоль, легко обводили головку. Безумно хотелось скомандовать ей: "Обхвати и сожми сильнее", но это уже было бы не ее решение, не ее желание.

Кажется, мои притворно зажмуренные глаза распахнулись на несколько секунд раньше, чем раздался грохот. Из моей и Даниной спальни. Я буквально взвился на постели. Но Лиза все же была быстрее. На ходу одевая халат, она первой выбежала из комнаты.

В голове промелькнули все возможные варианты происхождения этого звука — от падения ребенка с кровати на пол до вторжения в дом вчерашних пьяных козлов.

Влетел в спальню следом за Лизой и увидел вполне себе безобидную картину — Даня сидел на полу прямо в пижаме и играл в мозайку, естественно, рассыпанную по всем горизонтальным поверхностям. А грохот издали коробочки и книжечки, стоявшие и лежавшие на полках. Теперь они огромной кучей валялись на полу.

На нас ребенок никак не отреагировал. Я, поняв, что опасности никакой нет, мыслями вернулся в ту самую точку, с которой хотел бы начать этот день и с надеждой посмотрел на Лизу. Она покраснела и тут же отвела взгляд. Та-ак! В чем ещё дело?

Понял не сразу, а когда понял, что именно смутило Лизу, не смог не поддеть ее:

— Да, моя дорогая, это сделала со мной ты.

Конечно, она не могла не заметить мой все еще возбужденный член, распирающий несчастные боксеры. Лиза начала зачем-то собирать коробки и ставить на место.

— Лиза, оставь эту ерунду и иди ко мне! — она сразу же с готовностью шагнула в мои объятья. — Как ты? Ничего не болит?

Она покачала головой и зачем-то поцеловала меня в плечо.

— Не болит. И я думала, что ты спишь.

— И решила воспользоваться моим беспомощным состоянием?

— Ага. И соблазнить тебя.

— Ого! Мне нравится ход твоих мыслей.

Мне вообще нравилось все в ней и особенно, чего уж скрывать, тот факт, что эту девушку не касались до меня руки других мужиков. Я проснулся в удивительно хорошем настроении. Впервые за долгое время. Единственное объяснение этому — Лиза и то, что произошло сегодня ночью. Я бы с радостью повторил, но куда спешить? По-быстрому в данном случае с именно этой девушкой не прокатит. Да я так и не хочу. Даня уже не спит, поэтому у нас совсем нет времени. Но зато будет ночь…

— Мне очень нравится ход твоих мыслей, но сделаешь это вечером. Нам нужно кормить ребенка.

Мне показалось или она разочарованно вздохнула?

***

Я представляла, что они — моя семья. Даня — мой мальчик, мой маленький сын. А Матвей — любимый муж. Я готовила им завтрак, Матвей убирал разбросанные коробки и книжки, застилал кровати, возился с Даней. Я снова и снова прокручивала в голове, как плёнку в проекторе для диафильмов, прошедшую ночь, мое счастливое утро. Мне хотелось петь! Мне хотелось, чтобы этот день не заканчивался никогда!

Я видела, чувствовала всем сердцем его отклик, его нежность и заботу. Он был совсем не такой, каким пытался казаться в предыдущие дни. Он вошёл в кухню, и я снова почувствовала его запах, не оборачиваясь. Только теперь он не смог уйти, как в предыдущий раз, постояв за спиной. Руки, сильные, крепкие, обвились вокруг меня. Я была прижата к его телу. Сердце, кажется, пропустило удар, я замерла, забыв о пекущемся на сковороде блине.

Приговор несчастному блину подписали последовавший за объятьями поцелуй в шею и шепот на ушко, его обычное протяжное: "Ли-иза…" И совершенно новое и неожиданное: "Меня тянет к тебе как магнитом…"

17

Они пришли после обеда. Мы вместе укладывали спать Даню. Матвей сам позвал меня, хотя я и думала, что буду лишней. Даня лежал между нами на кровати, укрытый тоненькой простыней. Длинные реснички то и дело прикрывали усталые глазки, но он все еще пытался бороться с подступающим сном.

Я наблюдала за ребенком, а Матвей за мной. Смотрел, лёжа на боку и подперев голову рукою. Я чувствовала этот жаркий задумчивый взгляд всей кожей, всем телом… всем сердцем.

Тогда-то и раздался настойчивый стук в дверь. Матвей поднялся с кровати и сказал, кивнув на Даню:

— Ты полежи с ним, он уже скоро…

Он прикрыл дверь в спальню и мне было очень плохо слышно. Я, конечно, прислушивалась изо всех сил — вдруг это Влад с друзьями пришел мстить за вчерашнее унижение.

Но слышала спокойные мужские голоса и такие же ответы Матвея. Выйти я смогла только через пятнадцать-двадцать минут, когда Даня заснул.

На кухне за столом сидели двое мужчин в полицейской форме. Матвей стоял у окна. Они подали заявление на нас! Уроды! Подлецы!

— Здравствуйте! Что случилось?

Тот, который сидел ко мне спиной, обернулся и с улыбкой осмотрел меня с головы до ног.

— Вы — Лиза?

— Елизавета Викторовна Ларионова.

— Хм, Елизавета Викторовна, присаживайтесь, пожалуйста, — он кивнул на третий стул, стоящий у стола. Больше всего на свете я хотела сейчас прижаться к Матвею, чтобы чувствовать его тепло, его защиту. Но на глазах у чужих людей просто физически не могла этого сделать.

Прошла и села, стараясь не подать вида, что испугалась.

— Перьков Игорь Максимович вам знаком?

— Нет.

— А он утверждает, что вчера днем вы вместе с ним и его друзьями отдыхали и занимались распитием спиртных напитков на берегу реки Белой.

— Это — неправда. Я никогда не слышал этого имени. И ничего не распивала вчера ни с ним, ни с кем-то другим.

— А кем вам приходится Аверин Матвей Александрович?

Я неуверенно посмотрела на Матвея. Как ответить? Что сказал им он? Он смотрел мне в глаза так спокойно и уверенно, как будто к нам пришли знакомиться новые соседи, а не полиция по заявлению этих мерзавцев.

— А в чем, собственно, дело? Почему я должна вам что-то объяснять? Мы ничего плохого не сделали совершенно…

— Вы-то, может и не сделали, этого мы пока, повторяю, пока, не знаем, а вот Матвей Александрович сделал. Вчера 14 июля в восемнадцать сорок пять он избил Игоря Максимовича Перькова деревянной битой с особой жестокостью. Побои зафиксированы. И гражданин Перьков написал заявление. Вы присутствовали на месте происшествия?

— Да, я там была. Ваш гражданин Перьков и его друзья приставали ко мне и Дане, сыну Матвея, когда мы гуляли с ребенком здесь, в лесу.

— Что значит "приставали"?

— Они Даню забрали у меня. Мальчик испугался. Его хотели домой отнести и одного оставить. А меня… с собой забрать…

— Они пытались вас изнасиловать?

— Ну-у, они пытались склонить меня… И тащили насильно. Матвей всего лишь защищал нас. Их ведь трое было, а он один!

— То есть, вы подтверждаете, что Аверин избил битой, по сути, ни за что троих человек?

Я запаниковала — получается, я своими словами навредила Матвею, а не помогла. Я растерянно посмотрела на него, не зная, не понимая, что делать дальше. Он едва сдерживался. Руки сжимались в кулаки, на скулах играли желваки. Только бы на полицейских драться не кинулся!

— Послушай, капитан! Что бы ты сделал, если бы твою…, - он запнулся, не зная, видимо, как обозначить мой статус перед ними, но потом продолжил. — Твою девушку толпа мужиков за собой тащила? Если бы твой ребенок кричал от страха на весь лес? Уговаривал бы их?