Страница 44 из 67
Анька сдавленно хихикает, глядя на меня, а потом ловит край подола, что я держу на весу.
– А вот шлейф твой я еще не носила.
– Я переживу, – протестую слабо, но подружка насмешливо щелкает меня ногтем по костяшкам пальцев.
– Я должна отрабатывать свой хлеб, – пальцы свободной руки насмешливо приподнимают за краешек синюю свидетельскую ленту, – не лишай меня моих прав и привилегий, женщина!
Я сдаюсь. Тем более что после торопливого растирания покрывшиеся паническими мурашками плечи перестает трясти.
Жаль только, что хватает этого состояния ненадолго. Ровно до выхода из подъезда, когда я замираю аж на верхней ступеньке крыльца.
Потому что выйти-то во двор Кир вышел. Но в машину свою не сел, и не уехал! И только подойдя ближе к нему, я понимаю наконец в ком, собственно, дело!
Ну…
Я подозревала, что он не удержится и выкинет какой-нибудь фортель. Правда вот этого я однозначно предсказать не могла!
Есть что-то вечное в жизни. Юлий Владимирович Ройх в определенном смысле мог считаться этаким эталоном стабильности. Например без перерывов на обед и сон он был конченным мудаком. И за три года нашей с ним разлуки не растерял пристрастия к мордатым тачкам бизнес-класса. Хотя этот конкретный мерседес был даже в чем-то трогательным, благодаря дрягающемуся над лобовым стеклом желтому пятиглазому монстру и яркому стикеру-смайлику на спинке детского кресла. Вот бы еще он не развалился эпично поперек подъездной дороги, намертво перекрыв обоим свадебным лимузинам подъезд.
– Ты вообще охренел? – я слышу яростный рык Кира.
Сама как дура – стою на верхней ступеньке, не смея вмешаться…
– А? – Ройх, весь из себя занятой, будто и не слышал возмущенья водителей лимузинов, разгибается. Он что-то там колдует с колесом, мне не очень видно, – юноша, что случилось?
– Ты издеваешься? Может, назад посмотришь, урод? – Кир пытается успокоиться, я слышу, но сегодня, сейчас не мне одной все кажется таким хрупким.
Ройх оглядывается с таким видом, будто только сейчас заметил стоящий прямо за его машиной лимузин. Делает удивленные глаза.
– А, так вот в чем дело. Надо же, я думал, что-то серьезное. Не переживайте, юноша, пятнадцать минут – и я закончу. Нельзя же выезжать на дорогу с обнаруженными неисправностями.
Я вижу как потряхивает Кира. С нуля до пика бешенства за несколько минут он никогда на моей памяти так не взвинчивался.
И я его понимаю. Нет у нас лишних пятнадцати минут. Регистратор приедет строго с четырнадцати и до четырнадцати-тридцати. Мы должны успеть расписаться до этого момента. А нам еще минут двадцать до ресторана добираться.
Я смотрю на Ройха, и отчаянно надеюсь испепелить его глазами. Потому что не хватало мне еще одной драки, да еще и на глазах у Карамельки, что сейчас недоуменно приплясывает рядом с бабушкой – ей сказали, что сейчас едем на праздник, и почему-то все стоят…
В какой-то момент Ройх поднимает на меня взгляд. Спокойный, самоуверенный, кажется даже слегка веселый.
Проводит глазами от макушки моей и до пяток… И делает рукой простенький жест, покачивая пальцами из стороны в сторону. Будто поворачивает руками невидимый тумблер. В простонародье этот жест обычно означает “ну так, могло быть и получше”.
Сама не понимаю, когда успеваю отгородиться от утырка оттопыренным среднем пальцем. На секунду. Потом ловлю мамин взгляд и прячу руку за спину.
Кир принимает решение мгновенно. Разворачивается на пятках, в три резких шага взлетает на крыльцо, сгребает меня за руку и тащит за собой.
– Кир! – моему возмущению нет предела. Первый раз он позволяет себе обращаться со мной настолько бесцеремонно. И потом… А приметы мои как же? Нежное и хрупкое настроение невесты, которая вот вот станет женой?
– Потом, – Кир бросает через плечо, и не замедляется ни на секунду. Огибает тачку Ройха по широкому крюку, долетает до того лимузина что остановился последним, и соответственно – проще выедет и чуть ли не утрамбовывает меня туда. Остается у двери на секунду – что-то говорит Аньке и маме, видимо – чтобы занимали оставшуюся машину, а потом ныряет и падает в машину рядом со мной.
Послав на хрен все мои приметы!
А мы между прочим так не договаривались!
Никогда не думала, что буду ехать на собственную свадьбу в такой похоронной тишине. И что с каждой секундой напряжение внутри лимузина будет сгущаться все гуще, и гуще… Вот-вот рванет…
– Не смотри на меня так, – Кир даже подает мне пример и отворачивает голову влево, – я должен был среагировать.
– Я просила…
– Катя, это ведь чушь! – он перебивает меня резко, зло, отрывисто, – жених не должен видеть невесту до свадьбы. И спать мужчине с женщиной до свадьбы нельзя, что-то я не заметил в тебе стремления соблюдать эту традицию.
– Ну знаешь ли! – я вспыхиваю и выполняю его просьбу, отворачиваюсь, скрещивая руки на груди.
Можно подумать, я с этой частью отношений очень уж торопилась. Наорот ведь, все огрызалась, огрызалась, пыталась его отпугнуть, а он никак не отпугивался и настаивал…
Я думала, он подсядет ко мне сразу, сразу извинится, как было всегда. Но он все молчит, молчит, молчит…
Не должно быть так. Не сегодня. Не должна я сидеть и отчаянно пытаться сдержать слезы, только потому что гребанный этот макияж беречь надо!
– Я все ждал, когда ты скажешь, что любишь меня, – Кир говорит отстраненно и как-то устало, – старался сам признаваться почаще, чтобы ты оттаивала и ощущала взаимно.
– Я ощущала… – произношу тихонько, глядя на пальцы стиснутые на собственных коленях.
– И все же сказала ты эти слова не мне, – я не вижу его лица, но очень хорошо представляю, как он неприязненно морщится, – а бывшему своему мудню. И он тебе не поверил.
Мои челюсти смыкаются сами по себе. Отчаянно, со скрипом. Я не хотела бы об этом говорить. Да дай мне волю – я вообще на край света подальше от Ройха сбегу.
– Не он мне должен верить. А ты! – отрывисто говорю и все-таки поднимаю взгляд, к своему удивлению все-таки встречаясь с Киром глазами, – Ты веришь?
Правильный ответ должен был быть мгновенным. Безапелляционным.
И его не случилось.
Кир просто смотрит на меня как на мираж, к которому он подошел так близко, и…
Лимузин останавливается. Мы с Киром синхронно дергаемся, вздрагиваем, выглядываем в затемненное окно, почти симметрично вздергиваем удивленно брови.
– Шеф, ты что-то попутал, – Кир барабанит водителю в окошко, – ты куда нас привез?
– Улица Калинина, двадцать восемь, – фыркает водила, – ресторан “Клео”, вон, вывеска отсюда видна, смотрите.
Вывеска и вправду видна, правда честно говоря, когда выглядываешь на улицу – взгляд к ней поднимается очень неохотно. Потому что на широком плиточном тротуаре и на полукруглом узорчатом крыльце ресторана почему-то бушует цыганский табор.
И если в лимузине мы еще недооценивали масштаб действа, то стоит нам только высунуть нос наружу – нас хватают за руки, тащат вперед, внутрь этого праздника жизни, где восторженно вскрикивают скрипки, бубны чеканят ритм и душевно надрывается гармонь.
– Наконец-то, молодые, молодые, – я слышу восторженное и догоняю, все это – чье-то поздравление, только не понятно чье.
– Что тут происходит! – Кир пытается удержать меня, да и мне если честно не очень хочется поддаваться напору черноглазых цыганок, но их так много и они такие громкие…
Мой взгляд выцепляет стоящую чуть поодаль маму, вместе с Каролиной. Мама смотрит на нас с Киром с легкой улыбкой. Кажется, её происходящее забавляет. У меня есть первый подозреваемый.
– Нет, вы посмотрите на него, – меня все-таки отрывают от Кира, и ловко-ловко увлекают в гущу приплясывающих и гибких девиц, – красоту какую у матери забирает, а сам – ни монеточки не заплатил, ни краюшкой не угостил…
Выкуп.
Дурацкая традиция, сколько раз я её видела, и кажется Анька позавчера даже заикалась – будет ли он у нас и не надо ли ей готовиться. Я сказала, что нет, а она… Кажется расстроилась.