Страница 43 из 67
С другой стороны…
Если бы мы поговорили, может, это сосущее чувство в груди не высверливало бы меня всю эту неделю, становясь только противнее с каждым днем?
– Катена, я цветы принесла, – в комнату пробираясь между чемоданами вваливается Анька, и заметив как грозно складывается моя физиономия, торопливо закрывает за собой дверь.
На Капустиной светлое платье, не самый удачный цвет, но Анька при его выборе руководствовалась исключительно тем, чтобы платье не превращало её в бледный полутруп. Я вообще-то хотела, чтобы Анька осталась в больнице, с её-то травмами, но эта коза свинтила оттуда аж позавчера, доехала до меня под конвоем охраняющих её медсестер, и судя по всему держалась на ногах только благодаря ослиному упрямству и обезболивающим.
И носилась, лезла, решала всякие вопросы, которые я терялась как решить.
Например, как забрать из рук припоздавшего курьера цветы и не попасться на глаза жениху, который даже оккупировав для своих целей не проходную комнату, но кухню, имел оттуда неплохой вид в прихожую. Конечно, можно было бы двигаться по его квартире перебежками, предупреждая чтоб он не выходил и не выглядывал в прихожую пока я забираю цветы, но… Знаю я все эти идиотские случайности. А Анька помогала этим случайностям не случиться. Наверное, ничего нет удивительного, что поперек её пастельно-розового платья наискось красовалась ленточка “Почетный свидетель”. А может и есть. Просто я не хотела никаких других вариантов, кроме неё. Как-то так вышло, что за эти три года я обзавелась кучей знакомых и приятелей, но место лучшей подруги… нет, не пустовало. Оно оказывается все это время было закреплено за этой невротичной, бедовой девицей, вычеркивать которую из жизни было выше моих сил.
Да и зачем?
Кто еще, вот так, по пиратски зажав в зубах новую порцию шпилек, будет суетливо украшать мою прическу мелкими белыми бутонами живых цветов, принесенных вместе с букетом.
– Букет ловить будешь? – хмыкаю я тихонько.
– Неа, – Анька качает головой, – не дай бог. Если я за Герасимова еще и замуж выйду, я вообще за пару недель повешусь, так что…
– Ой, да при чем тут Герасимов, – вздыхаю я тихонько, – может ты кого другого себе найдешь. И вообще, это же просто смешная примета.
– Смешная примета, да? – Анька насмешливо щурится, – ну так если это все ерунда, так чего ты тогда от жениха своего только что в шкаф еще не спряталась? Или это ты так предсвадебный мандраж переживаешь?
Хороший это на самом деле был вопрос – почему я прячусь от Кира. В его, между прочим, квартире, это было единственное капитулятивное условие – чтобы я находилась по возможности как можно дальше от Ройха.
И я переехала, перебралась, даже не поднимаясь на этаж выше, посылая Кира за вещами, но вот сегодня остро об этом жалела.
Дурацкая примета! Даже не наша между прочим!
Вот только эта рефлексия ни разу не помогала!
Каким-то странным шестым чувством я ощущала – мне нельзя показываться Киру в свадебном платье до ЗАГСа. Что-то случится плохое!
– Что например? – иронично уточняет Капустина, – думаешь, видал он невест и покрасивше? Очень сомневаюсь, что такие вообще есть! Те воблы, что на Мисс Мира выступают и в подметки тебе не годятся.
У меня не было ни примеров, ни логического понимания своего страха. Зато я прекрасно знала себя – если уж жахнуло, просто сожми зубы покрепче и подожди пока тараканы не перебесятся.
В моем случае – они уймутся сразу после свадьбы наверное!
– Ну все, – Анька вынимает изо рта последние две шпильки и бросает их на комод, заменивший мне пока туалетный столик, – ты готова сражать этот мир наповал.
Идеальный расчет – это можно судить только даже потому, что из кухни доносится бодрый голос Кира.
– Катена, кареты поданы. Нам пора ехать!
Нужно отдать Киру должное – над моими идиотскими заморочками он трепетал как над своими. И блажь мою немыслимую – избегать встречи с ним до воссоединения у украшенной розами арочки посреди ресторанного зала, выбранного для выездной регистрации он хоть и встретил очень скептической миной, но… Закатил глаза и позвонил в агентство автопроката, чтобы нам с ним прислали не один, а два лимузина. Я ужасно угрызалась совестью, памятуя что за срочное бронирование в том агентстве конская доплата, но… Паранойя грызла меня сильнее.
План был феерически придурочный. Кир должен был раньше меня выйти из квартиры, спуститься на лифте и как только Анька ответственно следящая за двором в окно, не маякнет мне что жених мой вышел из подъезда – вот только тогда на выход направлялась я.
Кир выходит. За ним уходят мама и Каро, обеспечивающие мне прикрытие. В квартире Кира остаюсь только я и Анька. И праздничная суета вдруг становится тишиной, загадочной и странной, окутывающей с головой.
Господи, как же кругом идет голова. И пальцы трясутся. И новый приступ лихорадочной тревоги скручивает желудок, как мокрую тряпку.
Как бы побыстрее пережить этот день, побыстрей его перемотать и проснуться завтра уже…
От произнесенного мысленно слова “жена” голова кружится еще сильнее. И я смотрю на себя в зеркало, стискивая в руках чертов букет, с чертовыми фиалками, и…
– Что-то не похожа ты на счастливую невесту, Катюха…
Анька сидит на подоконнике и говорит негромко. Когда я бросаю взгляд на неё – она на меня не смотрит. Но точно смотрела – я вижу как плотно она стискивает губы. Как обычно, когда видит что-то не вдохновляющее.
– Просто волнуюсь, – логичный вроде как ответ звучит бесцветно и глупо. Я сама услышав его озадачиваюсь сильнее некуда.
Почему так?
Волнение и страх – это понятно, логично, но отчего в моем тоне так отчетливо звенит не что иное как обреченность? Будто Кир – это не мой добровольный, прекрасный выбор, а напротив – гнусный мерзавец, заставивший меня подать с ним заявление шантажом и угрозами.
– Просто волнуешься? – Анька повторяет эхом, все так же глядя во двор, – Катена, я зареклась вмешиваться в твою личную жизнь, но на самом деле… Не похоже что ты сейчас просто мандражируешь. Похоже, что ты все-таки сомневаешься в своем выборе.
– Нет! – я вспыхиваю от этой её гипотезы, – с чего бы это мне в нем сомневаться?
– Не знаю, – Анька задумчиво проводит ногтем по плечу, оставляя на нем глубокую бороздку, – кому это знать, как не тебе?
Её не в чем обвинить, она не проговаривает ничего конкретного.
Но почему-то в голову лезет кое что очень даже конкретное!
Один поцелуй – невыносимо горький, необъяснимо жгучий.
Две руки – сильные, жадные руки. Ведущие себя прилично, но умудрявшиеся даже простое объятие превратить в акт непристойной похоти
И четыре слова, будто вырывающие из души куски живой плоти каждым соприкосновением.
“Скажи, что любишь его…”
Я бы сама отлупила себя по щекам, лишь бы выбить эту дурь из головы. Слава богу – вспоминаю про дорогущий макияж, слава ему же – получается взять себя в руки мысленным, пусть и недюжинным, усилием.
Ничего не может изменить один непрошенный поцелуй.
Ничего не может изменить даже целый решительный мальчишка, желающий приемному отцу счастья даже ценой своего собственного.
– Я выйду замуж за Кирилла сегодня, – произношу твердо, глядя в глаза своему отражению, – я этого хочу.
Я жду от Аньки каких-то новых аргументов, замечаний, возражений. Хоть чего-нибудь.
Но она все так же задумчиво хмыкает и соскакивает с подоконника.
– Он вышел из подъезда. Можно идти.
Я выбирала себе для церемонии хоть и длинное, но все-таки легкое платье в греческом стиле. Чтобы не ковылять неуклюже в сторону грузового лифта, чтобы не испачкать белоснежный подол, а нежно и аккуратно приподнять его и проследовать от точки А к точке Б.
Анька не молчит, Анька рассказывает какую-то байку, судя по всему – от ей бабушки или прабабушки, только я все равно не слышу ни слова. Дрожь, раньше сводившая мелко пальцы, теперь начинает завоевывать все больше территорий. Теперь трясет уже всю меня, и чтобы это сдержать хоть как-то – приходится обхватить себя за плечи. Одной рукой.