Страница 10 из 67
Бздынь!
Что-то маленькое, блестящее вылетает у Каролинки изо рта, и падает на тарелку с останками пирожного.
О…
Я замираю, глядя на золотой ободок, так скромно легший на белый фарфор. Глажу хнычащую от неприятного приключения Карамельку по голове, а сама – поднимаю глаза на сконфуженного Кира. Кажется, такую цепочку событий он не просчитал.
– Это то, что я думаю? – спрашиваю… осторожно. Кажется, сапер и тот бы прикасался к проводам с меньшим трепетом, как я сейчас – задаю вопрос Киру.
Кир практически всегда очень быстро восстанавливает самообладание, но сейчас…
Смотрит на меня, смотрит на Карамельку, которая сердито пыхтит на коварное пирожное.
– Извините, дамы, я на минутку, – улыбка у него выходит какой-то дежурной. Уходит в спальню.
Я будто слышу, как из воздушного шарика тонкой струйкой из невидимой дырочки выкачивают воздух. Судя по всему, это решимость Кира на мне жениться. Или что-то другое? Переглядываюсь с мамой, и поднимаюсь, поудобнее перехватывая Карамельку.
Оставлять её тут сейчас – все равно, что козырной туз возвращать обратно в колоду.
Кир в спальне находится у высокого панорамного окна. Стоит, прижавшись лбом к стеклу, сцепив руки на затылке.
Мда, а я-то думала, что сильнее его испугалась…
Когда Киру было двенадцать, у него погиб младший брат. Маленький младший брат, по глупой случайной выходке. Он поставил меня перед фактом, когда мы обсуждали вопрос, можно ли мне с ним оставлять Каролинку. Мать винила его. Хотя я… Выслушав максимально сухой пересказ Кира, который вообще-то и сам себя винил – я думала, что изменить он ничего не мог.
Мы были осторожны. Я была осторожна. Приучала Каро к Киру, следила за ним. И видела, что внешняя его безалаберность как будто отключается, когда он берет Каролинку за тонкие пальчики. Он натурально носится с ней как с писаной торбой. Боится облажаться, даже не потому, что боится разочаровать меня, а просто потому что!
И вот! Что имеем – то имеем. Я понимаю, что за страхи сейчас всколыхнулись внутри него.
Он уже говорил, что хочет и своего ребенка, но панически этого боится. Боится снова стать причиной беды.
У нас все только-только начало получаться. Он только-только начал нормально оставаться с Каро больше чем на полчаса.
А тут такое!
– Каро, смотри, кто тут у нас? – мурлычу я, переходя на крадучийся шаг.
– Дядя Кий, – радостно тянет моя малышка и тянет к Киру лапки. Потому что «дядя Кий» – это у нас и покататься на спине, и поиграть в собачек, и полетать до потолка. Да и ладошками по плечам поколотить, как по барабану – тоже весело.
– Дядя Кир расстроился, что мамина Конфетка подавилась, – тяну я неторопливо и глажу Кира по его напряженной спине, – дядя Кир думает, что Конфетка на него обидится. А что думает Конфетка?
Нужно отдать Каролинке должное – она девочка от природы своей. Она нацепляет на себя задумчивую рожицу, сурово сводит губки бантиком, а потом звонко взвигивает: «Неть» и заливисто смеется, тянется, чтобы повиснуть на плечах Кира.
Я слышу, как он пофыркивает. Все еще сердито, все еще недовольно, но оттаивая довольно быстро. Тридцать секунд – и он уже поворачивается, стаскивает Каро со спины, чтобы запихнуть себе под мышку и сгрести за талию меня.
С ним рядом так тепло…
Будто весна решила взять выходной и погостить у меня лично.
– Давай вернемся, – шепчет Кир мне на ухо, – я в норме. Хочу продолжить.
– Точно хочешь? – я включаю испытующий тон. – А то смотри. Такой шанс соскочить и прикинуться, что передумал.
– Давай-давай… – меня настойчиво подталкивают к выходу в гостиную. И зачем все это было? Правильно – лишний раз пообниматься.
Мама – вот молодец, в кои-то веки не ждет, а неторопливо, чайной ложечкой отщипывает крем от своего пирожного. Ну и правильно, они, как показала практика, не особо живучи. Надо есть, пока можно, а не то съедят за тебя.
– Катюш… – Кир с очень красноречивым лицом отодвигает от стола стул. Ох, божечки…
– Одумайся, Лисицын, – я издаю мученический стон, но… Но приземляюсь пятой точкой на стул. Выпускаю Карамельку и она, топая как слоненок, перебегает к бабушке, и тут же получает от неё ягодку из пирожного. Бабушка её ужасно балует.
А я… Я переплетаю пальцы на коленях.
Блин, наверное, стоило надеть что-то кроме гостиничного халата. А то… Кир-то роскошный…
Роскошный Кир проходится по волосам ладонью.
Роскошный Кир берет с тарелочки ожидающее своего часа кольцо.
Роскошный Кир опускается на одно колено.
– Я планировал столько тебе сказать, заяц, – он вздыхает глубоко и с сожалением, – но кажется, я все слова растерял в суматохе. Поэтому просто спрошу. Ты выйдешь за меня?
Смотрю в его глаза, серые, бесконечно теплые.
Вспоминаю, как он встречал меня на пробежках.
Как, возвращаясь из долгих поездок, всегда заходил ко мне, чтобы выпить кофе и поболтать.
Он прошел по пути от звания придурка-соседа до отличного парня, который очень мне дорог, за несколько месяцев. Первый мужчина за два года, который смог пробиться сквозь все мое сопротивление. Отогрел. Успокоил. Научил доверять.
Конечно же, я за него выйду.
Это меньшее, что я должна для него сделать.
Глава 6. Юлий
– Бог ты мой, какая встреча!
Как бы не старалась Снежок сделать свое появление внезапным – у неё никогда не получается. Слишком нежный голосок, слишком хрупкое виденье. Напугаться её – все равно, что напугаться настоящую снежинку. Можно, только если что-то реально не в порядке с головой.
– Откуда ты здесь? – спрашиваю, критически оценивая количество народу, ожидающих в холле, пока откроются двери банкетного зала.
Много. Очень много. Настолько много, что хрен его знает – удастся ли добраться до Холеры со своими «деловыми вопросами».
– Ты шутишь, что ли? – Снежана округляет хрустальные свои глаза. – Это я создала этого демиурга. Я её мотивировала. Понятия не имею, имело ли это значение, но мне безумно в кайф видеть, насколько она поднялась за такой мизерный срок. Иные ведь годами нарабатывают аудиторию, а Катюшка – вызвала просто нереальный ажиотаж.
– Понятно, – отстраненно откликаюсь я. Внутри пустеет еще сильнее.
Бешеный ажиотаж, значит. Значит, она и вправду могла перечислить Вере деньги от себя, а не от папика. А я вчера ей наговорил…
Снежана чутко улавливает мое настроение и почему-то воспринимает его на свой счет.
– Я хотела тебе сказать. Еще в прошлом году, между прочим, – бурчит она недовольно, – ты сказал, что тебе неинтересно.
– Я помню, Снежок.
Сказать бы ей, что я все помню. Каждое упоминание Холеры по имени в моем присутствии, каждый вопрос о ней от преподавательского состава. И если коллегам можно было отвечать фактами, коротко и по сути, то с теми немногочисленными друзьями, что были в курсе истинных отношений между мной и моей студенткой – объясняться было сложнее. И просить, чтобы они не говорили мне ничего о ней, даже если новость будет грандиозная.
Все что надо я знал. Жива, здорова, работает. Большее количество информации грозило мне срывом – я это понимал. И если бы сорваться можно было без оглядки…
Я вот со вчерашнего дня узнал слишком много о ней. И понятия теперь не имею, как буду удерживать себя на поводке. Мысли об обязательствах помогают, увы, не всегда.
– А где твой верный оруженосец? – Снежка оглядывается в поисках Антона. – Неужели до сих пор в школе? У вас все еще беда с экзаменами?
– Антоний у бабушки, – откликаюсь я чуть поживее, – мы послали школу. Достали они нас.
Снежок сочувственно вздыхает, гладит меня по плечу.
Она в курсе нашей ситуации, очень переживает.
У дверей зала для презентации появляется мордатый охранник – типичный секьюрити.
Народ начинает оживляться, шуметь, подтягиваться вперед.
– Первыми заходят блогеры и представители СМИ с приглашениями от издательства, – охранник резко обрубает общественные розовые иллюзии, что всех сейчас быстренько пропустят.