Страница 5 из 17
Готовил экспедицию для обретения «терра аустралис инкогнита» русский император Александр I. Он, как и капитан-командор Иван Крузенштерн, придавал ей огромное значение. В историю государства Российского Александр I вошёл под вторым именем «Благословенный», наречённый так русским народом. Это при нём Россия побеждала во всех войнах и, не теряя ни пяди земли, только расширяла свои границы.
Император сам побывал на флагманском корабле экспедиции шлюпе «Восток», который в это время стоял на якоре на кронштадтском рейде. Интересовался всеми деталями готовности обоих кораблей и моряков к столь грандиозному плаванию в неизвестность. А на следующий день после посещения «Востока» пригласил капитана 2 ранга Беллинсгаузена и других офицеров в свой дворец в Петергофе для последних напутствий и торжественных проводов с царским благословлением.
По возвращении из трёхлетнего плавания в своих записках Фаддей Фаддеевич с благодарностью вспоминал участие Александра I в подготовке экспедиции: «Мы чувствовали в полной мере сию Высочайшую милость и участие, которое ГОСУДАРЬ изволил принимать в нашем положении, предупреждая недостатки могущие встретиться в столь многотрудном, продолжительном плавании5». .
Плоды же великого «обретения» достались уже другому самодержцу – Николаю I, при котором, по мнению историка С.М. Соловьёва, в стране воцарилось «невежество, произвол, грабительство». Современники называли своего императора «Дон-Кихотом самодержавия, страшным и зловредным», исходом тридцатилетнего царствования которого стали «всеобщее оцепенение умов, глубокая деморализация всех разрядов чиновничества». А гвардейские офицеры просто ненавидели своего императора за его ограниченность и жестокость. Это по велению Николая I в армии на десятилетия установилась палочная дисциплина, когда буквально ежедневно забивали палками до смерти по нескольку даже незначительно провинившихся солдат.
Поэтому неудивительно, что неоднократные обращения к государю начальника антарктической экспедиции с нижайшей просьбой об издании своей книги о множестве географических открытий оставались без внимания оного. Шли годы, книгу не издавали, но при этом не было ничего официально объявлено ни в Старом, ни в Новом Свете о вновь «обретённых землях» в южнополярной области Земли. В итоге плоды усилий русских моряков во время трёхлетнего «плавания к Южному полюсу» пожинали всякого рода авантюристы. Русские имена, данные Беллинсгаузеном и Лазаревым многочисленным открытым островам, английскими географами были изъяты из карт и заменены на иностранные…
Начальник нашей экспедиции вице-адмирал Владимир Ильич Акимов с книгой Беллинсгаузена, можно сказать, не расставался. Практически каждый день, спускаясь из своего адмиральского салона в конференц-зал на утренний доклад, он держал под мышкой папку с документами, в которой обязательно лежала эта книга. Нередко я видел Владимира Ильича с книгой «Двукратные изыскания…» на командирском мостике, где он, зайдя в штурманскую, садился вместе со штурманами за современные карты и лоции и обязательно сверял нашу маршрутную прокладку с записками первооткрывателя. Акимов часто повторял: мы должны точно соблюсти маршрут «Востока» и «Мирного», а потом показать и доказать наложением двух маршрутов: где, в какой точке и когда Беллинсгаузен впервые подошёл к материку и увидел «матёрый лёд», то есть сам материк!
Книга «Двукратные изыскания…» издания 1949 года, конечно, была и у меня. И она словно бы подталкивала к рабочему столу, к моей заветной дневниковой тетради. Но у меня, кроме дневниковых записей, была другая, профессиональная задача: систематически отправлять в редакцию своей газеты «Флаг Родины» корреспонденции и репортажи о ходе экспедиции. Ждали там и объёмные очерки об интересных её участниках. «Флаг Родины» – ежедневная газета Черноморского флота формата «Правды», поэтому очень «прожорливая», сколько ни отправляй информации, ей всё мало.
А тут стало известно, что в Средиземном море состоится рандеву «Адмирала Владимирского» с военным транспортом «Тургай». Такой случай упускать нельзя. И я предложил Виктору Родинке сделать фоторепортаж о первых походных буднях экспедиции. Ведь фотоснимки с морей морзянкой не передашь, надо было отправлять только оригинальные отпечатки.
Снимать предстояло много. Для начала я планировал показать три темы – работу ходового мостика, машинного отделения и камбуза. Виктор тут же трансформировал моё предложение таким образом, что я его устыдился. На язык житейской мудрости было переведено буквально следующее: с камбузом подружиться, конечно, хорошо; у старшего механика все мастеровые люди и баня; ну а контакт с «кэпом», само собой разумеется, важен в любом случае. В этом был весь Витя Родинка, который с шуткой никогда не расставался.
Трап палубой выше, ещё один трап на следующую палубу, коридор. Опять два трапа наверх и снова для меня после боевых кораблей непривычно длинный и широкий коридор. До ГКП (главного командного пункта) – так по-другому называется ходовой (командирский) мостик – надо пройти ещё две лаборатории и лабиринт выгородок. Ну и махина этот «Владимирский». Если его сравнивать с пассажирским поездом, то придётся представить несколько составов, связанных между собой и закрученных в одну гигантскую спираль. Скажем, по количеству лабораторий и условиям работы в них он может соперничать с научно-исследовательским институтом. Об этом мне говорил хорошо знающий предмет научный руководитель экспедиции контр-адмирал Лев Иванович Митин.
…Командира «Адмирала Владимирского» мы нашли на правом крыле ходового мостика. По всему было видно, что капитан 2 ранга Роман Пантелеймонович Панченко не очень-то обрадовался нашему приходу. Выслушал мои предложения, одобрил идею репортажа о первых походных буднях, пообещал все результаты наших трудов передать на «Тургай», который возвращался в Севастополь из зоны боевой службы в Средиземном море, но сам фотографироваться категорически отказался. Без объяснений. Хотя мне они были и не нужны. Я и до этого знал, что командиры кораблей, что называется, головой отвечающие за ход и исход плавания, никогда не фотографируются перед самим плаванием или в его начале. Это очень дурная примета, которая почему-то очень часто сбывается.
Ну и ладно. Обошлись общими планами ходового мостика, портретами вахтенного офицера и вахтенного рулевого, уже не спрашивая их согласия. Закон морской службы: если командир одобрил, то у матросов нет вопросов.
Центральный командный пост (ЦКП) машинного отделения, а правильнее сказать, ЭМЧ – электромеханической части судна (моряки изъясняются в основном им понятными аббревиатурами, и в этом случае моряк сказал бы кратко: ЦКП ЭМЧ) – встретил нас полумраком, таинством стрелок многих приборов, разноцветно мигающих индикаторов и крепким рукопожатием вахтенных механиков Бориса Петровича Шестакова, Александра Александровича Сёмина и вахтенного электрика Сергея Никулкина. Пока мы знакомились, в ЦКП спустился командир ЭМЧ капитан 2 ранга Михаил Николаевич Головейко. В ответ на наше предложение сделать репортажную съёмку несения ходовой вахты в машинном отделении он несколько смущённо посмотрел на остальных: мол, как люди скажут, так и будет…
Прямой взгляд Бориса Петровича говорил: если надо, так давайте начинать. Сан Саныч, как все в команде звали Сёмина за высокий профессионализм и многоопытность, хотя ему только перевалило за тридцать, попытался найти предлог, чтобы увильнуть. А Сергей Никулкин, вчерашний матрос срочной службы Черноморского флота, не обратил никакого внимания на наши слова или сделал вид, что нас не слышал, и продолжал неотрывно следить за показаниями приборов.
Таковы были первые впечатления. Нам ещё предстояло узнать этих людей в деле, причём в самых экстремальных ситуациях в Антарктике. Это уже позже мы узнали, что, когда второй механик Шестаков на вахте, в машинном отделении исключена любая неожиданность. О нём не в шутку, а всерьёз говорили: как бы крепко Петрович ни спал в своей каюте, если какой дизель неверно застучит, тут же проснётся и – бегом в ЦКП.
5
Беллинсгаузен Ф.Ф. Двукратные изыскания… Часть первая. – Санкт-Петербург: Типография Ивана Глазунова, 1831. – С. 12.