Страница 2 из 2
Наконец, в несколько дней устал он от жизни, которую мы переносим полвека, и начал вздыхать о своем возвращении. Заходившее солнце манило его братскую душу; вопли, выходившие из его разбитой груди, истощили его горестью. Когда пламенные лучи вечера отражались на его бледных ланитах, он направлял свои шаги к кладбищу этой зеленеющейся пристани жизни; там были размещены, в последовательном порядке, оболочки всех прекрасных душ, некогда разоблаченных им.
Он садился с каким-то неопределенным и меланхолическим желанием на обнаженный гроб той, которую любил выше всякого выражения, на гроб своей схороненной невесты, и смотрел на бледневшее заходящее солнце. На этом обожаемом гробе он рассматривал свое болезненное тело и говорил самому себе: «Ты лежало бы здесь, слабое тело, и не чувствовало бы никаких горестей, если бы я не держал тебя в равновесии, как статую на ее основании!» Тогда он размышлял с умилением о трудной жизни людей, а судорожный ощущения его ран показывали ему страдания, которыми люди покупают свою добродетель и свою смерть и от которых он сам пощадил благородную душу, обитавшую в этом теле. Добродетель людей тронула его глубоко, и он с бесконечною любовью плакал о людях, которые, несмотря на повелительный голос собственных своих нужд, при мрачных облаках, сгущающихся вокруг них, за необозримым туманом, помрачающим жесткий и трудный путь жизни, не только не совращают своих взоров с высокой звезды долга, но еще с любовью простирают свои руки к мучимым сердцам, которые представляются им в этих мраках и вокруг которых ничего не блестит, кроме разве надежды, подобно солнцу этого старого мира, лечь и успокоишься здесь, долу, чтобы встать на нового мира горизонте. Тогда чрезмерность его упоения раскрывала его раны, и кровь, эта слеза тела, лилась из его сердца на обожаемый гроб его возлюбленной. Его глаза, орошенные слезами, исторгаемыми упоением, отражали умирающие огни солнца, подобно вздувшемуся морю, звуки отдаленного эха перекликались в этом влажном блеске, как будто земля проходила вдалеке в отзывающийся эфир. Потом мрачное облако, или, лучше сказать, короткая ночь осыпала его своим усыпительным маком. Наконец лучезарное небо полуоткрылось и разлило волны света, тысячи ангелов заблистали. «Возвратись, — вскричал он, — обманчивый сон!» — Но ангел первой минуты приблизился к нему, весь в лучах, и давая ему поцелуем знак, сказал: «Это точно смерть, мой вечный брат и небесный друг!» — Молодой человек и его возлюбленная повторили эти слова тихим голосом.
<1835>