Страница 4 из 5
Я появился здесь не первым. Один столик был занят маленькой худенькой старушкой, о которой, похоже, и упоминал Бочёнкин. С виду и не подумаешь, что такая сиганёт в окно. Она не спеша кушала свой хлеб с маслом и запивала его – предположительно – чаем. Она меня, конечно же, заметила и, по взгляду я понял, догадалась, кто я такой. Но, казалось, это её не сильно беспокоило.
Из коридора выбило двери, и оттуда выскочил в меру пухлый, но очень щекастый мальчик лет 6–7 и сходу оседлал стул за одним из столиков. За мальчиком важной поступью следовала высоченная крупная женщина лет 40. Волосы на её макушке были стянуты в самый тугой в мире кокон. Женщина присоединилась к мальчику. Через минуту в дверях появился Бочёнкин.
– А, вы тут, – произнёс он с облегчением, присаживаясь ко мне. – А я там к вам стучал, стучал, – улыбаясь, – а у вас ни звука, попробовал дверь, а она заперта. Ну, и понял, что вы здесь, наверное.
– Кажется, здесь не все? – кивая на пустые столики.
– Да, не хватает молодожёнов и военного.
– Расскажите о них, – снова кивая перед собой.
– Ну, это вот Прекрасные, мать и сын. Её зовут Серафима, а его Никита, кажется. Наглый ребёнок я вам так скажу. Бегает всюду, двери только ногой от…
– А она?
– Она? Да точно такая же. Вся в сына. Такая же наглая и постоянно чем-то недовольна…
– Официант! – крикнула Серафима в сторону кухни. Оттуда выскочил высокий молодой человек лет 27 и с натянутой улыбкой принялся выслушивать заказ.
– Это один из служащих?
– Да, я вам про него рассказывал – Ручкин Глеб Глебович. Певец, зазывала, официант, и уборщиком может быть.
– Угу. А он без дела не сидит, как я вижу.
– Да… неплохой парень. А уж певец так вообще.
– А она? – кивая на попивающую чай? старушку.
– Ну, тихая такая… Даже не знаю, что ещё сказать… Троянская – фамилия.
В этот момент в столовую под ручку явилась молодая пара. Когда они уселись за столик, официант Ручкин, возвращаясь от Прекрасных, подошёл к ним. Они решили обойтись только кофе. Я выжидающе поглядел на Бочёнкина.
– У них, как я понимаю, медовый месяц. Друг от дружки не отходят… Что сказать… воспитанные, наверное… утром здороваются.
– Но не сейчас.
Бочёнкин пожал плечами.
Молодожёны тоже не питали иллюзий по поводу меня. Они пару раз бросили на меня осторожный взгляд и тут же спрятали. Жениху было не больше 25, брюнет, на лице выделялась излишняя бледность. Невесте около 20. На вид милая, миниатюрная девушка с длинными прямыми каштановыми волосами. Кожа её была на чуточку оттенков живее. На щеке красовалась родинка.
– Вы не назвали их.
– Ивановы. Э, его вроде, как я слышал, когда она его звала, зовут Денис, а он её Анютой зовёт.
– Аня, значит… Военного что-то не видать, – оглядываясь вокруг. Бочёнкин на это задействовал плечи. – Ладно, расскажите пока мне, кто в какой каюте живёт?
– Они (Ивановы) во 2-й.
– Угу, напротив Шифера.
– Да.
– Угу.
– Они (Прекрасные) в 6-й.
– Напротив меня.
– Да, старушка в 3-й, соседка убитого.
– Угу, а военный?
– Военный в 4-й, напротив неё.
– А вы в 8-й.
– А вы в 5-й.
– А в 7-й кто живёт? Всю ночь мне спать не давали. У кого там праздник был?
– Там живут Ручкин, Николаев и Пузо.
– И всё?
– Да, а что?
– Ничего.
– 7-ю каюту мы всегда держим для персонала.
– А капитан, как я понимаю, целые сутки у себя в рубке живёт, да?
– Да, да, это его личная каюта.
– У вас ведь тоже личная каюта выходит.
– Ну да… просто мне необходима тишина.
– Понимаю-понимаю. А не тесно им втроём?
– А что делать? Пузо, конечно, иногда может здесь переночевать или в кухне, или в трюме.
– А что у вас в трюме?
– Склад: еда, инструменты.
– Угу.
– Так как билетов было продано на шесть кают, Ручкин до убийства жил в вашей. Но из-за вас ему пришлось съехать.
В этот момент из кухни, держа в согнутой вверх руке поднос, вышел Ручкин и двинулся в нашу сторону.
– Ты куда? – спросил Бочёнкин, когда тот вознамерился выйти с подносом в коридор.
– Суворову, – ответил Ручкин, остановившись у выхода. Бочёнкин недоумённо уставился на него. – Долг, – сказал Ручкин и исчез.
– Нам поесть принеси! – крикнул ему вдогонку Бочёнкин.
– Военный, значит, сегодня к нам не придёт?
– Получается.
– Это что, тоже за деньги – принести завтрак в каюту?
– Наверное.
– Долг… хм, – сказал я себе, призадумавшись.
– Вечером вы его точно увидите, это я вам обещаю. Вечером у нас концерт, а уж его он точно не пропустит. Все два прошлых раза сидел прямо перед сценой. А хлопал даже громче, чем Пузо!
– Ну вечером так вечером… Знаете, Анатолий Викторович, мне в моём расследовании очень помогает рассуждение вслух и желательно с кем-нибудь… Если это вас не затруднит, не согласитесь ли вы, Анатолий Викторович, стать моим помощником?
– Я?
– Да.
– О, конечно, я буду рад.
– Вы к тому же служитель порядка. И знаете, наверное, как ведутся расследования. – Бочёнкин тупо глядел на меня. – Случались ли в вашей работе ещё какие-нибудь ЧП?
– Да-да, ой, нет, не доводилось. Бог миловал.
– Ну по крайне мере вы знаете, что нужно делать в теории. – Снова тупой взгляд. – Ладно, значит, вы не против вести это дело со мной?
– Да, конечно.
– Но вы всё равно являетесь подозреваемым, не забывайте. – Бочёнкин запоздало с пониманием кивнул. – Тогда давайте начнём. Вы говорили, что не видели, кто откуда прибежал на ваш крик, правильно?.. И ещё вы сказали, что когда кричали, то добежали до следующей каюты… В таком случае у убийцы была возможность вылезти из-под кровати и убежать на палубу, но также остаётся маловероятная, но всё же версия с окном… Но есть и ещё кое-что: а если допустить, что убийца скрылся не на палубу?
– А куда?
– Давайте теоретически порассуждаем: во-первых, вы ведь были в шоке, когда увидели труп?.. вы стали кричать и стояли у следующей двери спиной к двери убитого… как вы сказали, длилось это секунд десять… А если предположить, что убийца, пока вы стояли к нему спиной, выбежал не на палубу, а-а… в каюту… ту, что напротив.
– Ивановы?!
Ивановы услышали это. К несчастью для Дениски, он именно в эту секунду отпивал из кружки кофе, отчего слегка поперхнулся им.
– Как думаете, могли вы это не заметить? – сказал я, понизив тональность голоса.
– Даже не знаю… если в теории… думаю, можно, но… просто… даже как-то не знаю.
– А вы точно дошли только до следующей каюты, а не дальше?
– Нет. Это точно. Я стоял прямо между 3-й и 4-й каютами.
– Между Троянской и Суворовым?
– Да. Но в полдевятого Суворов был в столовой.
– Да, кстати, а убийца мог выйти на ваш крик не только с палубы, но и из столовой. – Бочёнкин задумался. – Вот же дверь, – сказал я, указав глазами на дверь по левой стене столовой, ведущую прямо на палубу. – Вы почему о ней не упомянули?
– Ух ты. Да, совсем забыл.
– Нужно будет узнать у тех, кто был здесь во время убийства, не зашёл ли кто-то к ним сюда через эту дверь. Кто был на концерте, не напомните?
– Суворов и наши: Ручкин, Николаев и Пузо.
– И вы. Перед тем как ушли.
– И я.
– Если никто кроме этих четверых на ваш крик из столовой не вышел, значит, этот вариант отметаем… Да, и скажите вот ещё что: вы сказали, что выпроводили всех собравшихся, когда они столпились у каюты Шифера?.. А что вы потом сделали?
– Закрыл каюту на ключ.
– А вы не осматривали, например, палубу после этого? Не выходили туда?
– Когда все разошлись по своим каютам, да, я выходил на палубу.
– И ничего там необычного не обнаружили?
Бочёнкин отрицательно и непонимающе закачал головой. Затем в наш разговор вмешался некто Завтрак.
Мы молчали, когда Ручкин раскладывал на нашем столе еду. Всё это время мальчик Никита раздражал меня тем, что долбил ногами по ножке столика.