Страница 48 из 161
Вот и этот пожарный с порога грубо и резко осведомился, что им понадобилось, и присовокупил ко всему этому недоверчивый, подозрительный взгляд: на констеблях не было формы — это его смутило.
Мо потребовал немедленно вызвать наверх брандмейстера Роберта Кнуггера, и дежурный пожарный нехотя перевел какой-то рычаг на панели, не отводя пристального взгляда от посетителей. Где-то в глубине здания, в нескольких этажах под наблюдательной рубкой, зазвенел колокольчик.
Вскоре наверх поднялся упомянутый брандмейстер, весьма раздосадованный тем, что ему пришлось куда-то тащиться неизвестно зачем.
— Ну, здравствуй, Кнуггер, — усмехнулся Мо.
В летах, но весьма бравый брандмейстер, обладатель расчесанной волосок к волоску пепельной шевелюры и пышных седых усов, недоуменно уставился на толстяка, после чего хмурое и раздраженное выражение его лица изменилось и стало выражением лица человека, вынужденного заедать перченую кашу сырой жабой.
— Бээнкс, — протянул он. — Что тебе здесь нужно?
— Да вот, пролетал мимо, — сообщил констебль. — Решил заглянуть в гости.
Бёрджес знал, что у Мо с брандмейстером Пожарного департамента Кнуггером старые счеты. Они жили по соседству, на одной улице, а у каких соседей нет старых счетов? Мо частенько жаловался напарнику на этого вальяжного и самодовольного увальня, перед которым лебезят все дамы с их улицы, в то время, как самого Мо они все поголовно (он проверял) презирают и старательно не замечают. Ну и что, что Мо подложил некоторым из них под дверь дохлых кошек, но они ведь заслужили: не отвечали на его знаки внимания. Так что же, из-за этого теперь предпочитать ему этого широкоплечего и статного — фу, как будто подобная атлетичность кому-то может действительно нравиться! — пожарника в идеально сидящей темно-красной форме?! К тому же, Мо очень не любил красный цвет и искренне не понимал, как он в принципе может кому-то нравиться.
— Что на тебе напялено? — спросил Кнуггер. — Впервые за одиннадцать лет вижу тебя не в форме. И где, скажи на милость, твой этот дурацкий шлем? Потерял, небось?
— Это у меня-то шлем дурацкий? Уж кто бы говорил! — Толстяк кивнул на блестящую каску дежурного пожарного. Бёрджес хохотнул в кулак. — Мы действуем инкогнито, — важно добавил Мо. — И мы здесь по делу.
— Полицейскому делу?
— В определенной мере.
— Определенной? — скривился брандмейстер. — И что это должно значить?
— Что мы сейчас, вроде как не констебли, разве не ясно? — проворчал Мо: мол, всем постоянно приходится разжевывать. — Действуем… неявно.
— Исподтишка?
— Скорее, скрытно.
— То есть я никому не должен говорить, что… гхм… парочка констеблей заявилась ко мне, потому что здесь вроде как и не было никаких констеблей, верно? — прищурившись, поинтересовался Кнуггер.
— Именно.
— Это я и хотел услышать. — Пожарный кивнул, и ни с того ни с сего вмазал Мо прямо в нос чугунным кулачищей. Тот пошатнулся. Перед глазами все поплыло. Нос был разбит, две тонкие струйки крови текли из ноздрей.
— Ах ты тварь! — заорал Мо, а Бёрджес, сжав кулаки и набычившись, двинулся на брандмейстера.
Дежурный пожарный резво выхватил из-за пояса короткий багор и вышел вперед, намереваясь защитить своего командира. При этом он взялся за рукоять длинного рычага, над которым был установлен тревожный рупор. Пожарный поглядел на брандмейстера выжидающе, не велит ли тот вызвать в башню подмогу. Но Робберт Кнуггер, весьма довольный собой, поднял руку, останавливая его.
— Что ты себе позволяешь, Кнуггер?! — зажав руками нос, проскулил Мо. — Ты только что врезал служителю закона! Ты поплатишься!
— Что? Какому еще служителю закона? — состроил недоумение на лице брандмейстер. — Здесь нет никаких служителей закона. Я прав, Бонни?
Пожарный Бонни кивнул, присовокупив широкую довольную ухмылку.
— Я этого так просто не оставлю… Тебя ждут…
— Ты ведь не просто так сюда заявился? — перебил Кнуггер. — Тебе что-то нужно было? Говори и проваливай! Вы и так здесь торчите дольше положенного — и то, только потому что у меня был недурной бифштекс на обед, и я очень добрый. Но ваша вонь уже начинает меня порядком раздражать. Потом целую неделю после вшивых бульдожьих фликов проветривать рубку!
Мо пребывал в слишком уж смятенных чувствах, чтобы что-то сообщать. Бёрджес взял слово:
— Вчерашний полдень. Мы ищем человека, который летел на механических крыльях. Он должен был пролетать неподалеку. Ваши дежурные должны были его заметить.
— Хм… было такое. Облачный шмыглец. Бонни, кто дежурил?
— Грубиян Билли.
Бёрджес поморщился: если эти два мерзавца вовсе не грубияны, то что же это за такой Грубиян Билли.
— Куда он летел? — прогундосил Мо.
— В сторону канала летел.
— Точнее?
— Вроде бы, в направлении моста Гвоздарей, но кто его знает.
— Мост Гвоздарей, значит, — подытожил Бёрджес.
Брандмейстер Кнуггер сложил руки на груди.
— Еще что-то? Или может быть, провалите, наконец?
— Ты мне еще за нос ответишь, Кнуггер, — прорычал Мо.
— Ну, посмотрим-посмотрим, — усмехнулся пожарный. — Ты знаешь, где меня искать…
На этом дела констеблей в пожарной части были закончены, и они вернулись на воздушный шар. Завидев исходящего кровью носом Мо, горбун-штурман расхохотался и продолжал хихикать всю дорогу — несмотря на угрозы.
Направление вырисовывалось. След был четким. Переодетые констебли знали, куда им следует держать курс дальше. Оставалось надеяться, что на следующем посту странного летуна не проглядели.
Путь до моста Гвоздарей усложнился тем, что поднялся ветер, и Тумз принялся ворчать. Воздушный шар стало мотать, а Бёрджес, зеленый и трясущийся в приступе морской (воздушной) болезни, сжимал пальцами борт корзины, ежесекундно сдувая и надувая щеки. Пару раз его стошнило за борт.
Мо презрительно на него косился и похрустывал переносицей, пытаясь вставить нос на место. При этом он припомнил все знакомые ему ругательства и составил из них едва ли не поэму ненависти, посвященную пожарному брандмейстеру Кнуггеру и всем его красномундирным прихвостням. Жертвой красноречия Бёрджеса, в свою очередь, стал Фиш, ведь не вздумай тот заделаться птицей, они бы сейчас здесь не торчали.
— Он прячется в Фли, сомнений быть не может, — заявил Бёрджес, выбрав момент между парой желудочных судорог, на что Мо со значением хмыкнул:
— Можем поспорить. Что ему там делать?
— А мне почем знать?
— Нет уж, — покачал головой Мо. — Я думаю, он где-то здесь, в Саквояжне. Схоронился в какой-то дыре, дожидается, пока страсти не улягутся и все о нем не забудут. Нашел дураков! Хотя откуда ж ему знать, что у полиции хорошая память?
— Господа! — кашлянул из-за своих штурвалов горбун Тумз. — Мы возле канала.
Шар преодолел последнюю крышу крайнего ряда домов, и констеблям открылся черный грязный, походящий на длинную-предлинную лужу Брилли-Моу. В сероватой дымке вдали, на противоположном берегу, простирался Фли с его узенькими улочками и тесно стоящими домами.
Блошиный район и окрестности канала были весьма опасным местом, и сюда констебли предпочитали не соваться. На берегу всем заправляли различные банды, и даже у достопочтенного судьи Сомма здесь не было никакой власти. Очень удачно вышло, что Бёрджес и Мо действовали инкогнито, поскольку синий мундир и полицейский шлем не просто вызвали бы ненужное внимание, а скорее всего стали бы гвоздем программы в унылой и однообразной жизни местных. Помнится, Доббс из Пуговичного переулка однажды забрел сюда, изрядно набравшись в «Колоколе и Шаре», так на него спустили всех здешних собак, и это далеко не образное выражение: у доктора из лечебницы даже закончились нитки, когда его заштопывали.
— Держи ухо востро, Бёрджес, — сказал Мо и крепче сжал футляр с гарпунным ружьем, в глубине души понимая, что если что-то случится, то оно ему не слишком поможет.
— Нет причин для паники, — пробубнил в ответ громила и сжал кулаки, хрустнув костяшками. — Заодно разомнусь после тряски и вихляния в этом наперстке.