Страница 138 из 161
Бэнкс поморщился, как он делал всякий раз, как слышал очередную житейскую мудрость от младшей сестры напарника, и сказал:
— Ты спрашиваешь, как мы попадем внутрь? А как крысы проникают в дома?
Громила-констебль нахмурился.
— Что?
Бэнкс кивнул на проглядывающий меж прутьев садовой решетки фургон крысоловов, после чего кивнул на собственные башмаки.
— Только не это! — возмущенно проговорил Хоппер, уяснив, что именно имеет в виду его напарник, но тот не собирался спорить.
Согнувшись в три погибели, Бэнкс выбрался из кустов и двинулся к ограде. Скрипнувшему зубами Хопперу ничего не оставалось, как последовать за напарником. Вжав головы в плечи и пригнувшись, что не особо уменьшило констеблей или сделало их чуть менее подозрительно выглядящими, они преодолели дорожку и вроде как незамеченными покинули сад через боковую калитку.
Оказавшись в переулке, Бэнкс распрямился и отряхнул одежду от листьев и веток. Затем, что-то высматривая на тротуаре, он прошел несколько футов вдоль ограды, пока наконец не отыскал то, что искал. Констебль склонился над чугунным канализационным люком, на котором была выгравирована вязь из дубовых листьев.
— Открывай! — велел он, озираясь по сторонам, не глядит ли кто. Но аллея была пустой. По ней гулял лишь ветер, вздымая листья.
Хоппер нехотя просунул пальцы в паз и подцепил край крышки. Надув щеки от натуги, он приподнял ее и с лязгом оттянул в сторону. Открывшееся отверстие зияло чернотой и дохнуло на констеблей трухой и прелью.
Толстяк Бэнкс примерился, пролезет ли его брюхо, после чего кивнул Хопперу — мол, лезь первым.
Констебли спустились по скользким скобам. Бэнкс не забыл закрыть за собой крышку.
Оказавшись внизу, Хоппер ту же встал во что-то склизкое и тягучее.
— Темно, как у блохи в брюхе! — прошептал он, но его шепот отразился эхом и пополз куда-то вдаль, искажаясь и трансформируясь. — Ничего не разглядеть!
Бэнкс чиркнул спичкой и зажег небольшой керосиновый фонарь.
— Полицию врасплох так просто не застанешь, — самодовольно сказал он.
Хоппер поморщился, но не от слов напарника, а от созерцания места, в котором они оказались. Выложенный кирпичом тоннель уходил во тьму, низкие арочные своды нависали над головой, а по центру проходил желоб канала, по которому протекали дождевые воды.
Вонь, стоящая здесь, крайне не подходила для почтенного района Сонн — для его чистых тротуаров и чинных коттеджей, для его вежливых жителей и аккуратненьких скверов. Сладковатая гниль пробиралась в ноздри — она была словно некая постыдная тайна, которую скрывают ото всех, словно умалишенная дочь, которую прячут от гостей в чулане.
Хоппер частенько любил прихвастнуть, что не чувствует запахов — особенно отвратных, но сейчас эта вонь победила его «репутацию» — она забралась не только в нос, но будто бы даже наполнила его рот. Он попытался не глотать — не хотел, чтобы она проникла глубже…
Констебли двинулись по тоннелю — Бэнкс с фонарем шел первым, Хоппер замыкал.
Их шаги эхом отражались от стен и арочных сводов, а следом ползли тени, которые выглядели как-то уж слишком подозрительно — если честно, они мало напоминали своих хозяев.
Громила-констебль с сомнением оглядывал ржавые позеленевшие трубы, тянущиеся вдоль стен, зеленоватую слизь, стекающую по кирпичной кладке и чернеющие в выбоинах под ногами лужи, в которых будто бы что-то плавало. Он знал, что в канализации живет множество всякой дряни — и речь даже не о крысах. Чего только стоят сточные сомы — это те еще твари. Столкнуться с такой не было никакого желания — вряд ли против здоровенного девятифутового сомищи поможет старый отцовский револьвер, который он прихватил перед тем, как отправиться за украденным миллионом. К тому же, в нем всего три патрона…
Чем дольше они шли, тем больше Хоппер нервничал.
— А ты уверен, что где-то здесь есть вход в дом, Бэнкс?
— Конечно, уверен, Хоппер. В подвалах всех домов в Саквояжне есть люки, ведущие в канализацию. И не надо мне напоминать, что мы вовсе не в Саквояжне — и без тебя знаю. Не нравится мне этот Сонн, если говорить по правде. Он жуткий — и я сейчас не про эту зловонь. Как-то слишком уж тихо здесь: эти пустынные аллеи, эти сады и чинные коттеджи… бррр… а улочки? Ты заметил, какие они чистые? В городе не должно быть так чисто… даже листья подметены, а что уж говорить о консервных банках, папиретных докурках и старых газетах. В общем, неслучайно Фиш обустроил себе логово именно здесь, помяни мое слово.
Хоппер ощущал примерно то же, и мысли его посещали те же. Сонн ему не нравился. Все здесь было чужое, непонятное. Но до тех пор, пока Бэнкс не озвучил свои ощущения, все это было чем-то неосознанным. Хоппер почувствовал, что ему становится страшно…
Пока Бэнкс нагнетал обстановку, а Хоппер нагнетал себя самого, они добрались до места, где тоннель раздваивался.
— Куда теперь?
Какое-то время констебли спорили, какой из маршрутов выбрать, после чего, наконец определившись, двинулись дальше.
Вскоре им попалась еще одна лестница — скобы шли вверх, к очередному люку. Констебли переглянулись, Бэнкс авторитетно хмыкнул («А ты думал!»), и поползли вверх.
По-прежнему скептически настроенный Хоппер полагал, что их затея ничем хорошим не увенчается, и люк окажется закрыт. Он подогнул плечи, упер их в крышку и толкнул ее всем телом. Крышка приподнялась. Внизу снова раздражающе хмыкнул Бэнкс.
Констебли выбрались из-под земли и огляделись. Это была крошечная котельная, почти все место в которой занимали трубы. Котел у стены был крошечным, почти игрушечным.
— Мы на месте, — с гордостью в голосе за свой план сообщил Бэнкс.
Что верно, то верно. На каком-то месте констебли, бесспорно, были.
Выбравшись из котельной, Бэнкс и Хоппер оказались у узкой деревянной лестницы, ведущей наверх. Путь был лишь один.
— Что делаем? — приглушенно буркнул Хоппер. — Денежки ведь должны быть в подвале…
Бэнкс не успел ответить. Наверху раздались голоса. Констебли затаились. Кажется, там собрались заговорщики — и, очевидно, они принялись строить коварные планы.
— Узнаем, что там, — одними губами произнес толстый констебль, гася свой фонарь. — Приготовь револьвер…
Стараясь не скрипеть на ступенях, Бэнкс двинулся наверх. Хоппер, вытащив из кармана оружие, последовал за ним. Голоса стали различимее…
— Но ведь лужа крови… — говорила какая-то женщина, и констебли замерли, переглянулись.
— Это ничего не доказывает… — ответила другая женщина. — Полиция никак не свяжет учителя танцев с библиотекой. У них просто нет улик…
Поднялось легкое воркование женских голосов — женщин в помещении было много и, кажется, все они были согласны со второй говорившей.
— То есть вы полагаете, Эленор, что мистер Шершо́ не догадается? — упорствовала первая. — А как же клок волос, найденный в старом пианино?
Хоппер так крепко сжал рукоять револьвера, что скрипнула кожа перчатки. Бэнкс поднял руку, призывая его соблюдать тишину. Сам же толстый констебль хмурился. Здесь явно происходило что-то… определенно, не то, о чем он подумал прежде. Он знал упомянутое неизвестными женщинами имя. Шершо́… Да будь он проклят, если понимает, что к чему!
Давненько он не слышал имя Шершо́, и… и… и тут все встало на свои места: и учитель танцев, и клок волос, найденный в старом пианино, и даже библиотека с лужей крови.
Бэнкс осторожно двинулся вперед.
Ничего не понимающий, но готовый к любой неожиданности Хоппер поднялся на пару ступенек следом за ним, и последняя под его весом подло скрипнула. Он замер, но было поздно: Бэнкс уже высунулся.
Лесенка оканчивалась в довольно большом и хорошо освещенном помещении, куда из других частей дома сходилось несколько коридорчиков. По несчастливому для констеблей стечению обстоятельств это место оказалось гостиной, и сейчас здесь было целое столпотворение. Если, конечно, данное слово применимо к дюжине милых дам различного, но, тем не менее, преклонного возраста, собравшихся на чинное ежевечернее чаепитие. У каждой в руке была книжка, на обложке которой значилось: «Убийство в библиотеке. Сыщик Шершо́ берется за новую тайну!».