Страница 111 из 161
Мистер Портер прищурился и промолчал.
— Не выдумки, сэр? — Глаза мисс Кэрри́ди округлились. — Но газеты ведь пишут о нем больше ста лет, еще моя бабушка рассказывала мне о нем за чашкой какао. Человек, который может двигаться быстрее ветра…
— Он может не только двигаться быстрее ветра, — уточнил мистер Портер. — Но также, говорят, он совсем не стареет. Этот человек, мистер Тик-так, подчинил само время. Именно поэтому еще ваша бабушка, мисс Кэрриди, рассказывала вам о нем.
— Но как такое возможно?
— В этом городе многое из того, что на первый взгляд может показаться сущим безумием, возможно.
Мисс Кэрри́ди перевела дыхание и взяла себя в руки.
— Сэр, но с чего бы… с чего бы этому Рипли требовать от вас сведения о мистере Тик-таке? Вы… вы знаете его?!
— Нет, мисс Кэрри́ди, не знаю.
— Но отчего тогда…
— Он полагает, что я могу выяснить местонахождение мистера Тик-така. Откуда-то этому Рипли стала известна одна из самых главных тайн «Ригсберг-банка» и его хозяев. Он выяснил, что много лет назад господин Сессил Уортингтон Ригсберг прибег к услугам мистера Тик-така.
— Вы, верно, шутите…
— О, нисколько. Сессил Ригсберг не мог убедить Реймонда Рида продать свою кондитерскую. И пошел на хитрость. Мистер Рид во всеуслышание заявлял, что он не прекратит продавать конфеты, пока в Тремпл-Толл останется хотя бы один человек, который покупает их у него. И господин Ригбсерг ухватился за это, за эту мысль, за его слова. И он сделал так, что в Тремпл-Толл все до последнего человека прекратили покупать у него конфеты. Он убедил весь район, понимаете? Запугал всех и каждого. Индивидуальным путем.
— Но это невозможно!
— Невозможно. Но только если ты не обладаешь невероятной скоростью. Я не знаю всех подробностей этой сделки. Мне лишь известно, что за подобную немыслимую работу господин Ригбсерг заплатил мистеру Тик-таку очень крупную сумму денег, профинансировав какой-то его проект, и при этом обязался выплачивать пятьсот фунтов ежегодно до конца его жизни.
— И этот мистер Рипли полагает, что вы как-то отыщете мистера Тик-така? Узнаете у господина Ригсберга, где он находится?
— Он убежден в этом. Но я ничего не смог бы узнать у Старика, даже если бы захотел. — Мистер Портер тяжело вздохнул и поглядел на портрет Сессила и Вивьен Ригсберг. — Старик давно ни с кем не общается, даже со своей дочерью.
— Но разве нет никакого способа выяснить, где искать мистера Тик-така, без господина Ригсберга?
Господин управляющий мрачно поглядел на помощницу.
— Один способ есть, — сказал он. — Но он также невыполним.
— Расскажите…
— Нет, это решительно невозможно. Я в тупике, мисс Кэрри́ди. Сама точно узнает про Машину и прочие мои дела, если я попробую это провернуть.
Мисс Кэрри́ди выжидающе поглядела на мистера Портера, и тот со вздохом продолжил:
— Все личные, тайные и самые важные выплаты семейства Ригсберг содержатся в большом черном гроссбухе — банк-томе.
— Я его видела, сэр! Неоднократно! Книга с гербовым вороном на обложке! Я его видела у…
— Джеральда Ладлоу, личного секретаря Вивьен Ригсберг, — кивнул мистер Портер. — Он никогда не расстается с этой книгой, и только у него есть к ней доступ. Говорят, лишь он может ее открыть… Но вся трудность заключается даже не в этом, а в том, что мистер Ладлоу ни на шаг не отходит от госпожи Ригсберг. Так что, боюсь, у меня просто нет возможности выяснить нужные мистеру Рипли сведения. Эту книгу невозможно достать так, чтобы Сама все не узнала… Что? Что такое, мисс Кэрри́ди?
Мистер Портер недоуменно поглядел на свою помощницу, которая застыла на месте, невидяще глядя куда-то в сторону.
— Сэр, я… я знаю, что делать…
— Мисс Кэрри́ди, я ведь сказал, что это…
— Это невозможно, да. Но я действительно знаю, что делать. Сэр, вы хотите получить вашу Машину, или нет? Просто доверьтесь мне.
Мистер Портер кивнул. Он знал, что решительности этой женщины мало что может составить конкуренцию. Разве что, ее исполнительность и находчивость. Но те две крошечные колючие искорки, что появились в глубине ее глаз, были чем-то новым, незнакомым.
— Вот только, боюсь, вам моя идея не понравится, сэр, — сказала мисс Кэрри́ди…
…Мансарда располагалась прямо над кабинетом мистера Портера и представляла собой вытянутый зал с теряющимся в потемках потолком. Два больших круглых окна, выходящих на площадь Неми-Дрё, были зашторены и не пропускали дневной свет внутрь.
Почти все пространство в мансарде занимал длинный стол вишневого дерева, за которым обычно заседал управляющий совет банка. Сейчас все стулья выстроились по обе его стороны, как солдатики в полосатой черно-золотой форме, а на самом столе практически ничего не было, кроме двух механических устройств на обоих его концах.
Возле дальнего от двери устройства в кресле восседало бесформенное фиолетовое облако, вырастающее из папиретки «Мотифф» на длинном тонком мундштуке. Где-то внутри этого облака обреталась неимоверно важная дама, глава банка с площади Неми-Дрё, № 7, Вивьен Ригсберг.
— Вы ведь знаете, Портер, насколько ценно и дорого мое время, не так ли?! — спросило облако у стоящего перед ним на столе прибора, и, проникнув в раструб, вопрос, смешанный с шипением и помехами связи, прошел по трубе под столешницей и добрался на другой конец стола, где выбрался из воронки-горловины второго прибора.
— Да, мэм, — ответил господин управляющий банка, сейчас выглядящий, как приютский мальчик-сирота. Замерев и склонившись к столу, он был вынужден говорить прямо врожок переговорной трубы стоящего прямо перед ним устройства — приближаться к мадам Ригсберг было запрещено всем, кроме мистера Джеральда Ладлоу, чья унылая фигура замерла возле кресла хозяйки.
— Сколько я должна звонить в колокольчик?! Неужели у вас были более срочные и важные дела, чем разговор со мной?!
— Мадам, я… был всецело поглощен розыском пропавших денег и грабителей, когда вы…
— Вы — бездарность, Портер! — раздалось из рожка.
Подобная дистанционная беседа могла бы показаться чем-то абсурдным, но только тому, кто не был знаком с госпожой Ригсберг. О, ее характер был более зубаст, чем черная акула, а ее нрав… Чтобы понять, что это была за дама, достаточно будет заметить лишь, что хуже обычных помешанных — безумцы, наделенные властью и привыкшие, что мир кругом принадлежит сугубо им. Вивьен Ригсберг, которую служащие банка с трепетом называли «Сама», делала что хотела, и порой даже самые снисходительные личности не могли назвать ее выходки как-то иначе, кроме как «сумасшедшими капризами». Если бы Габен срочно нуждался в эксцентричности, можно было бы подключить к мадам Ригсберг специальную машину по откачке, и она минимум неделю могла бы питать весь город. Главное правило при общении с мадам звучало так: «Держись от нее подальше!». Вызвать ее неудовольствие было проще простого, при этом в половине случаев для него не было никаких рациональных причин.
— Вы считаете, что я просто кекс, как обожаю прилетать сюда? — продолжила мадам. Помимо прочего, она любила употреблять выражения и высказывания собственного изобретения, и порой понять, что именно она имела в виду в той или иной ситуации, было сложно даже зная контекст.
— Вы считаете, что мне больше нечем себя занять, кроме как сидеть в этой каморке целый день и звонить в проклятый колокольчик?!
Мистер Портер сглотнул и покосился на стоящих у него за спиной двух восьмифутовых автоматонов в черных костюмах и черных цилиндрах. Это были личные телохранители мадам. Своим молчаливым холодом и давящим присутствием они напомнили управляющему банка мистера Рипли.
— Где мистер Ратц, Портер? — прозвучало меж тем из трубы.
— Позвольте уточнить, он вам нужен из-за истории с театром, мадам?
— Именно!
Упомянутая история с театром произошла всего два дня назад. О ней много судачили в клубах и салонах, ее даже освещали в прессе. Как и всегда в таких случаях, речь шла о скандале. Вивьен Ригсберг считала себя оскорбленной стороной, была решительно настроена отомстить, а для этого ей нужен был банковский цепной пес. Что касается мистера Портера, то он полагал, что наказание какого-то своевольного господина, который не поприветствовал дымное облако по имени Вивьен Ригсберг в фойе «Гранд-гранд-театра» перед спектаклем, совсем не то, на что следует тратить столь ценный ресурс, как глава отдела по особо важным делам. К тому же он считал, что его личные дела намного важнее личных дел хозяйки банка.