Страница 11 из 161
В Тремпл-Толл к представителям полиции обычно относились почтительно или, вернее, со страхом. Но такие вот типы, закаленные морем, штормами и боцманскими «кошками», не испытывали никакого трепета перед безжалостными синемундирными блюстителями закона.
— Чего надобно? — спросил мистер Перабо.
Констебль Бэнкс поджал губы и перешел сразу к делу:
— Мистер Перабо? — Отставной моряк издал что-то неопределенное, и толстый полицейский продолжил: — Вчера, в пять часов вечера, в квартале отсюда было совершено преступление. Вы были замечены поблизости от того места.
— Эй-эй-эй. — Мистер Перабо упер волосатые кулаки в бока. — Давай только без качки, флик.
— Качка еще не началась, — угрожающе проговорил констебль, ненавидевший, когда его называли фликом. — Есть свидетели, утверждающие, что вы точили свои ножи и крюки у подъезда дома номер двенадцать. В это время в одной из квартир на этажах была совершена кража.
Как и все отличающиеся крайней грубостью натуры люди, отставной моряк плохо умел скрывать свои эмоции. И у него на лице тут же появилось признание того, что он прекрасно понимает, о чем речь.
— Не понимаю, о чем речь, — тем не менее заявил он. — Меня вам за это не причалить.
— Мистер Перабо, я бы не советовал вам юлить и извертываться.
— Хе-х! Думаешь, боюсь каталажки? Я, было дело, семь лет отсидел на гауптвахте, что мне ваши уютные фликовские апартаменты!
И тут констебль Бэнкс проявил недюжинную хватку, наблюдательность и напор. У него появилась идея.
— Нет, мистер Перабо, — угрожающе сказал он. — Я просто пойду и сообщу вашей супруге, что вы вечером ходили в паб. Вряд ли она так уж этому обрадуется.
Отставной моряк испуганно поежился. Его взгляд переменился — из него ушла былая уверенность — было видно, что констебль попал в самую цель.
Бэнкс сперва даже не поверил, что его блеф сработал. Он сделал ставку на то, что раз мистер Перабо моряк (пусть и бывший, сути это не меняет), то он частенько проводит время в пабе. При этом он оценил занавески в окне, которые были выстираны, выглажены и накрахмалены, — полицейский сделал вывод, что это работа женщины, которая привыкла держать дом в чистоте и порядке. Еще он предположил, что жена у мистера Перабо злобная, как и у большинства моряков, и что вряд ли она поощряет его посещения паба. Что ж, он был весьма близок к истине.
— Ну да, — хмуро процедил мистер Перабо. — Я видел кое-что. Чудны́м мне это показалось, знал, что не поверит никто, вот и не болтал особо.
— Что именно вы видели? Вора?
— Можно и так выразиться. Это был какой-то отвратительный коротышка, совсем крошечный. Такой примерно.
Мистер Перабо нешироко развел руки, и констебль Бэнкс тут же записал в свой блокнот: «Примерно 1,5 фута».
Отставной моряк продолжал:
— Он был одет в костюм, а на голове его был маленький цилиндр. И это был не карлик какой-нибудь или ребенок, нет. Это была какая-то уродливая тварь с длинным носом и мелкими цепкими глазками. Оно как зыркнуло на меня, так у меня все внутри похолодело. А после рвануло вдоль дома, и двигалось это существо довольно быстро притом, что кукла, которую оно волочило, была больше него самого. Коротышка направился в сторону Сиротского моста. У моста его поджидал какой-то тип.
— Что еще за тип? — оживился Бэнкс.
— Не знаю, обычный тип. В пальто и котелке. И зонт подмышкой.
— Действительно, самый обычный тип, — проворчал констебль.
— Я его заприметил еще как только отдал ножи с крюками мистеру Брури. Он стоял там и все пялился на меня. Ну, я думал, что на меня. Это потом я понял, что он своего этого мелкого высматривал.
— Что было дальше?
— Коротышка подбежал к нему, отдал куклу и взял что-то взамен. Какую-то бумажку.
— Что еще за бумажка?
— Да мне откуда ж знать? Может, заплатил ему этот тип, может, еще что… В общем, коротышка схватил эту бумажку и ринулся прочь. А человек с зонтом спрятал куклу в бумажный пакет, в какие бакалейщики складывают покупки, и двинул в сторону Неми-Дрё. Вот и все, что я видел. Подивился и забыл. Эй… — мистер Перабо вдруг вспомнил: — Зонт у того типа мне тоже чудны́м показался!
— Чудной зонтик?
— Да, как будто газетой обтянутый.
Констебль Бэнкс встрепенулся. Это уже было любопытно. Дело, которое еще полчаса назад казалось ему глупостью и тратой времени, приобретало все более запутанный оборот. Кажется, он знал, кому принадлежит этот зонтик. И если он прав, то это не просто кража у сумасшедшей старухи какой-то ее дурацкой куклы — нет, здесь кроется что-то еще. Что-то важное и таинственное.
— Жене только не говорите про паб, господин констебль, — вымученно проговорил мистер Перабо.
Констебль Бэнкс глянул на него, усмехнулся — и куда только подевалось это дерзкое «флик»? Толстяк взобрался на самокат и покатил прочь.
Его ждало дело, которое, если чутье ему не изменяет, сможет все исправить. Кажется, все налаживалось. Беспросветности было строго велено отвалить и заткнуться, и она была вынуждена послушаться — еще бы: вряд ли даже беспросветность хотела получить полицейской дубинкой и отправиться в застенок.
Часть I. Глава 2. Балерина с Железного рынка
Железный рынок грохотал. Он раскинулся в самой Шестереночной балке и при этом занимал довольно обширное пространство по обе ее стороны. Здесь можно было купить все что угодно: как простые детали, вроде шестеренок, цепей и колес, так и разнообразные сложные механизмы. Парочка последних, к слову, как раз расхаживала меж кучами лома, громыхая огромными ножищами, скрежеща сочленениями и выдыхая из многочисленных выхлопов зловонный дым. Фабричные грузовые шагатели достигали высоты двухэтажного дома — их было видно издалека: темные фигуры, ворочающиеся в буром мареве.
В воздухе над рынком зависли воздушные шары, пришвартованные на длинных тросах. Ветра практически не было, и они казались вклеенными в хмурое утреннее небо.
Несмотря на время суток, на Железном рынке горели фонари — они были гирляндами растянуты над балкой, висели над прилавками и у дверей магазинчиков, передвигались во мгле вместе с тачками, рельсовыми вагонетками и пародрезинами. Без фонарей дорогу здесь найти ни за что бы не удалось — балка тонула в ржавой пыли и трубном дыму.
Натаниэль Доу и Джаспер вот уже двадцать минут безуспешно пробирались через подлинную чащу из гигантских пружин, но доктор все отказывался признавать, что они заблудились. Он был слегка дезориентирован мглой и шумом, бьющими в воздух снопами красных искр и множеством бормочущих людей. Ему не нравилось это место — он будто явился в какой-то старый дом и сорвал со стены обои, за которыми оказалось полузабытое дурное воспоминание. Джаспер же, напротив, был взбудоражен — он представлял себе, что выпил уменьшительный раствор и оказался в глубине часового механизма. И как раз сейчас искал путь наружу, пробираясь меж шестеренок, маятников, храповиков и анкеров.
Когда Натаниэль Доу подошел к фонарю, который, вроде бы, был неплохим ориентиром, и тот качнулся, оказавшись моноглазом автоматона, его терпение лопнуло, и он все же решил узнать дорогу.
Рядом, сжимая тугие пружины, крутил рычаг причудливой машины торговец в клетчатой кепке и кожаном фартуке. Покупатели, снующие между горбатыми спиралевидными колоннами, походили на тени в этом смоге. Хозяин пыхтя лаконично отвечал на их вопросы — выдавал он сугубо цифры: видимо, сообщал цены.
— Прошу простить, сэр, — глухо из-за натянутого на лицо шарфа сказал доктор Доу, подойдя к торговцу. — Вы не подскажете, где здесь лавка шестеренок «Когвилл и сыновья»?
— Там! Все там! — неопределенно махнул рукой продавец пружин, не поднимая головы от своей тарахтящей машины.
Доктор и Джаспер двинулись в указанную сторону…
Железный рынок неимоверно чадил, и доктор сильнее всего сейчас желал поскорее отсюда убраться. Ему было душно из-за шарфа, вся верхняя часть его лица под защитными очками, похожими на большие консервные банки, взмокла, к тому же они натирали переносицу. Натаниэль Доу чувствовал себя насквозь пропитавшимся маслом, провонявшим дымом и с ног до головы покрытым рыжей пылью, да и вообще его уже порядком тошнило от этого места: громоздящиеся по сторонам балки холмы ржавой свалки вгоняли его в уныние, грубые неотесанные типы вечно толкались и при этом не просили прощения, а один и вовсе — в это было сложно поверить! — велел ему убираться с дороги. Нет, с него было достаточно, и, если бы не дело, он уже давно подошел бы к одной из лебедок на свайных мостках и велел причальщику опустить воздушный шар — только бы выбраться из этой тучи, снять с лица шарф, сделать хоть один вдох чистого воздуха и поймать порыв свежего ветра.