Страница 8 из 14
Улицы сменяли друг друга и чем ближе я подходила к дому, тем ниже были дома и беднее кварталы. Не окраина и уж точно не трущобы, но нет того лоска, каким привлекает центральный район. Единственное в городе, что объединяло все улицы, это вымощенные камнем дороги. Так что перестук низких каблучков сопровождал меня весь путь. Иногда казалось, что путь от работы до дома я могла бы пройти с закрытыми глазами. Знала, как звучит та или иная тропинка, где есть чуть расшатанные камни, об которые несведущие прохожие могли споткнуться. Знала и то, что через десяток шагов звук станет глухим, будто под мостовой нет земли. Ее там и правда нет. Я своими глазами видела, как вскрывали улицу, чтобы прочистить водосток. Мне, кажется, тогда было всего лет четырнадцать или уже пятнадцать, не помню точно, и я очень удивилась. Мама смеялась и говорила, что, видимо, в моем родном мире живут совсем темные люди, раз я не знаю таких простых вещей. Но я точно помнила, что ливневки у нас делают вдоль дорог, а не под ними. Ведь папа у меня хорошо разбирался в этом вопросе и объяснял мне про размытие почвы, про риски и прочие радости дорог в оставшейся в прошлом России.
Отогнав от себя печальные мысли, быстро осмотрелась. Знакомые очертания домов, узкая улица, уже почти пришла. А судя по тому, что меня никто не преследует, важный гость ресторации так и не узнал, что лишился кошеля.
Тихонько скрипнула входная дверь, впуская в прихожую вместе со мной облако морозного воздуха. Меня всегда встречал полумрак. Мама оставляла зажженными несколько свечей, когда они с отцом уходили в свою комнату, чтобы я знала: меня ждут. Позволить себе оставлять постоянно включенным свет мы не могли. Оплата за простые, необходимые для жизни удобства влетала в звонкую монетку, поэтому родители приучили меня к экономии.
Скинув плащ, отправилась на кухню. Знала, мама оставила для меня ужин. Этот ежевечерний ритуал всегда проходил для меня одинаково — в одиночестве. За исключением редких выходных, ужинала я всегда одна. В тишине разогревала нехитрую еду, накрывала стол и садилась кушать. И пусть у меня не было белой скатерти и салфетки не хрустели от крахмала, но стол всегда сервировала так, как для самого дорого гостя ресторации. Потому что хотелось. Потому что могла. Да и насмотревшись за рабочий день на клиентов, мне хотелось банально себя порадовать. Так почему бы и не неспешной трапезой? Пусть старый деревянный стол с растрескавшейся столешницей и был бедным, а вместо столовой салфетки у меня было небольшое кухонное полотенце, ну и что, что ужин состоял из одного блюда и не было ни салата, ни закусок, а вместо горячего вина в кружке налит горячий травяной отвар, даже не чай, пусть. Так даже лучше. Зато это все было для меня одной. Приготовленное с любовью и завернутое в старую вязаную кофту, чтобы дольше не остывало. И я могла бы не греть еду, но после мороза улицы хотелось чего-то горячего. Жаль, у нас не было большой ванны. Только сидячая, в которой не получалось лежать с пеной и нежиться в воде. Это все такие мелочи! Зато я сейчас поднимусь наверх, четвертая ступенька обязательно скрипнет под ногой и отец спросит: “Риночка, это ты?”. А я улыбнусь и зайду к ним в комнату, чтобы пожелать доброй ночи. Мама в это время всегда уже спит, а вот папа, он дожидается меня. Сидит в потертом кресле, читая книгу в свете камина и пары свечей, или уже лежа в кровати, но непременно ждет, когда его приемная дочь вернется домой.
Покушав тушеное мясо с подливкой и овощами, я спокойно помыла посуду и прошлась по первому этажу, проверяя, все ли окна закрыты, не осталось ли где забытых вещей. Нет, конечно, родители ничего не забывают, хоть и пожилые и сил у них уже мало, но они тщательно следят за своим домом. Потушив свечи и подбросив дров в камин, чтобы к утру дом не промерз, пошла на второй этаж. Скрип ступени, голос папы и вот я уже на пороге их комнаты.
— Привет, па, — улыбнувшись уголками губ, шепнула, упираясь плечом в дверной косяк, — как вы сегодня?
— Все хорошо у нас, — отец отложил книгу и смерил меня внимательным взглядом, — а вот ты очень уставшая. Иди спать, Рин, совсем себя не жалеешь.
Кивнула и, охватив взглядом родительскую комнату, поплелась умываться. Жаль, не в моих силах отремонтировать старенький домик. Не с доходов подавальщицы строить такие планы. Хотя нет, конечно, если бы львиную долю доходов не съедали бы необходимые лекарские порошки, мы могли бы себе позволить чуточку больше. Но я никогда не променяю новый матрас на здоровье приютивших меня людей.
Со вздохом зашла в свою комнату и зажгла свет. Каморочка моя любимая! Узкая кровать с теплым, связанным мамой покрывалом. Две небольшие подушки, одну из них я всегда обнимала во сне. Небольшой столик в углу комнаты, а на нем подсвечник с огарком свечи. Старый шкаф, дверца прекратила плотно закрываться несколько лет назад, но починить ее так и не получалось. Дерево рассохлось. Но все самое важное хранилось у меня в шляпной коробке, что я хранила на шкафу. Да, не самое надежное место для хранения своих секретов. Но, с другой стороны, кого может заинтересовать старая коробка, такой привычный предмет в любой комнате девушек? Хочешь что-то спрятать, прячь это на самом видном месте. Эту мудрость мне поведал Теренс.
Достав коробку, поставила ее на кровать и, убедившись, что окно занавешено плотной шторой, быстро открыла крышку. У меня совсем немного времени, прежде чем соседка начнет обеспокоенно меня звать. Несколько минут, не больше, а нужно успеть не только проверить, что же я сегодня добыла, но и переодеться!
Вытащив из кармана платья увесистый кошель, раскрыла его…
— Конфеты?!
Вытряхнув все содержимое на кровать, неверяще смотрела на свою “добычу”.
— Да как же так! — от разочарования и обиды хлопнула ладонью по покрывалу.
Несколько леденцов задорно подскочили и под ними я заметила блеск монеты.
— Та-ак, — быстро собрав все конфеты, я закусила губу, не зная, плакать мне или смеяться, — поверить не могу! Просто не могу поверить!
Раздраженно фыркнув, отнесла коробку на место. Нечего мне в нее сегодня прятать. Просто нечего!
Сняв платье, осторожно повесила его в шкаф. Осторожно, потому как завтра нужно идти на работу, и если я сейчас порву случайно ворот или оторву пуговку, надеть мне будет попросту нечего. Платье для работы у меня было всего одно. Фрей, скупердяйка, не выдала второе, сказав, что надо быть бережнее. Так что зимнее платье у меня было одно, а жаль! Зато сорочку я надевала не жалея ткани, за что и поплатилась — одна из тесемок осталась у меня в руках, — но это были такие мелочи в сравнении с полным кошелем конфет!