Страница 55 из 70
В ее голосе мелькнул оттенок ревности.
— У тебя есть дар писателя, — сказал Борис. — Он встречается довольно редко. У меня отсутствует, к примеру. Музыкантов и художников в стране полно, литераторов намного меньше.[76] Да еще таких талантливых.
— Льстец! — сказала Ольга. — И подлиза!
— Я? — Борис изобразил обиду. — А кого в Союз писателей приняли прямо на правлении? Кто тебя туда рекомендовал, забыла? Все живые классики. Вот и ты им станешь.
— Врешь, конечно! — Ольга улыбнулась. — Только слышать это мне приятно. Ты, Борис, такой необыкновенный. Как мне повезло с тобою повстречаться! Мама говорит: «У вас такие дети будут! Умные, красивые, с талантом. Хоть один унаследуют — уже большое счастье…»
Он в ответ лишь только покивал. С мамой Ольга все же помирилась, и Таисия Петровна с супругом побывала в их квартире. Оценила площадь, мебель и вынесла вердикт — Борис в зятья сгодится. Есть квартира и машина, знаменит и при деньгах. В перспективе сделает карьеру. Посидели, пообщались. Провожая будущую тещу, Борис решил, что единственным достоинством Таисии Петровны следует считать тот факт, что живет она от них отдельно.
После этого они сходили с Ольгой в ЗАГС, где подали заявление. Свадьбу запланировали на июнь. Сроки позволяли расписаться в мае, но Таисия Петровна заявила, что это нехорошая примета — маяться придется в жизни. Спорить с ней Борис не стал, не было причины. Ольгу он и так считал своей женой, узаконивание их семьи — формальностью.
Встречи в коллективах для него и Ольги начались еще до выхода в свет их книги. «Новогодний огонек» принес Борису популярность, и его буквально завалили приглашениями. Времени для них хватало. Рукопись в издательстве, сессии закончились, почему б не съездить в гости к людям? Кстати, об экзаменах, сдавать их было просто. Профессора с доцентами к Борису с Ольгой отнеслись лояльно, особенно к Ольге. Услышав от студентки пару фраз, ставили «отлично». Ей осталось сдать два госэкзамена, за дипломную работу зачтут ей книгу.
Несмотря на просьбы зрителей, пел Борис немного. Легкое, пробитое осколком, давало себя знать. Пусть оно давно зажило, но при долгом напряжении грудь простреливала боль. Опытным путем Борис установил, что в полный голос может спеть одну-две песни. Если петь перед микрофоном или же в домашней обстановке — песен пять, ну, а дальше будет больно. Потому концертов не давал, хотя на них его частенько звали. Нет, певцом ему не стать при всем желании.
…Музыкальная редакция ЦТ нашла его в апреле.
— Здравствуйте, Борис Михайлович, — сказала Нина Григорьянц.[77] — В мае запланирован большой концерт, посвященный 25-летию Победы. Он пройдет в Кремлевском Дворце съездов. Телевидение собирается вести трансляцию в прямом эфире. Будут лучшие певцы и коллективы СССР. Ожидается присутствие всего ЦК КПСС, в том числе — руководителей страны. Не хотите выступить там с новой песней? Разумеется, с патриотической. Те, что раньше написали, будут петь Кобзон и Магомаев. Есть у вас другая?
— Есть, — ответил он, подумав. — Только я в сомнении. Петь перед такой аудиторией… Я ведь не Кобзон, не говоря о Магомаеве.
— Зря скромничаете, — не согласилась Григорьянц. — Поете вы прекрасно. Будь иначе, не позвала б в «Огонек». Мы порепетируем с оркестром, если с исполнением возникнут трудности, поможем. Надо будет — позовем профессора из Гнесинки. Но зато представьте, как красиво выйдет: на сцене не обычный исполнитель, а Герой Советского Союза, поэт и композитор. За овацию ручаюсь. Главное, чтоб песня была замечательной.
— Я приеду и спою, — сказал Борис. — Ну, а вы решайте…
Слушали его с десяток человек. Кроме Григорьянц, редакторы программы, дирижер Силантьев[78] и еще какие-то товарищи, наверное, из начальства, все в костюмах и при галстуках. Борис спел им под гитару. А когда он смолк, Григорьянц спросила у собравшихся:
— Ну, что скажете, товарищи?
— Необычно, — отозвался полненький мужчина в галстуке. — Но, признаться, впечатляет. Сильно!
— Песня сыровата, — сказал Силантьев, — над ней придется поработать. Но, согласен, прозвучит.
— У меня мурашки бегали по коже, — призналась Григорьянц, — хотя Борис Михайлович не в полный голос пел. И хотя мелодия довольно странная, а слова — аналогично, но все вместе за душу берет. Как, товарищи, одобрим для концерта?
Товарищи не возражали. Начались репетиции. Силантьев разложил мелодию по партитурам, и оркестр сыграл ее сначала без певца. После начал репетировать с Борисом. Помучились изрядно. Поначалу Силантьев собирался дать в сопровождение Борису хор. Так попробовали — отказались, и на этом настоял Борис. Хор придавал пронзительным словам академизма, превращая песню в рядовую. Еще он попросил использовать крещендо — так усиливая звук оркестра, чтобы довести его в финале к максимуму. (Общаясь с музыкантами, Борис стал разбираться в терминах.) Силантьев согласился. Григорьянц сдержала слово, пригласив профессора из Гнесинки. Та пришла и помогла Борису поставить нужное звучание.
— Природа вас богато одарила, — оценила пение Коровки. — Диапазон голоса широкий — вы уверенно берете ноты. Но пока я вижу лишь баритональный тенор. Но при должном обучении сможете претендовать как на лирические, так и на драматические партии. Только это на эстраде, в опере придется выбирать.
— Не выйдет из меня певца, Татьяна Николаевна, — вздохнул Борис. — Осколочное ранение легкого, большую партию не вытяну. На песню хватит, но не более.
— Жаль, — огорчилась искренне профессор. — Хотела предложить вам обучаться у меня в училище…
На репетиции, конечно, являлись и другие участники концерта. Исполнив свою песню, слушали других. Выступление Бориса, естественно, заметили.
— Ты почему не предложил мне эту песню? — спросил Бориса Магомаев. С Борисом они как-то незаметно перешли на «ты», что в общем-то понятно — у них разница в годах всего-то шесть лет. — Я б ее не хуже спел.
Тон Муслима говорил, что даже лучше, но вслух он это не сказал.
— И я б не отказался, — добавил их слушавший Кобзон. — Такая в моем стиле.
— Помолчал бы! — окрысился Муслим. — Про Кубу пой!
— А ты — «Эх, кони-звери!» — подкузьмил его Иосиф.
— Не ссорьтесь! — поспешил Борис. — Спою разок, а дальше — исполняйте. А там пусть зрители решают, у кого получше выйдет. Хотя, как думаю, обоим будут аплодировать. Вы профессиональные певцы, а я тут мимо проходил. Для галочки позвали. На праздничном концерте споет Герой Советского Союза… — он махнул рукой.
— Зря ты так, — сказал Муслим. — Поешь ты замечательно. Нет, в оперу тебя не позовут, но для эстрады очень сильно. Можешь выступать с концертами.
— Согласен, — подтвердил Кобзон.
— Увы, — вздохнул Борис и рассказал им о своей проблеме. Те посочувствовали, но, как Борис заметил, не слишком искренне. Конкурент на сцене никому не нужен, пусть лучше пишет песни для других.
И вот настал день, к которому готовились. Во Дворце съездов открылось торжественное заседание, посвященное 25-летию Победы. Телевидение вело его трансляцию. Зал заполнили участники войны, руководители большого государства. С докладом выступил сам Брежнев. Одетый в штатское, с двумя Звездами Героя на строгом пиджаке он не походил на ту развалину, обвешанную орденами, каким его Борис запомнил в прошлой жизни. И говорил он живо, энергично и с задором. Генсеку аплодировали — бурно, от души. Во дворце собрались победители…
Концерт был запланирован по окончанию мероприятия. Артистов в Кремль свозили на автобусах. Ну, так в одном ансамбле Александрова несколько десятков человек. Добавьте хоры, академический ансамбль народного танца Моисеева во главе с самим маэстро, Эстрадно-симфонический оркестр Центрального телевидения и радио… Только здесь Борис в полной мере осознал масштабы предстоящего концерта и аудитории, перед которой ему придется выступать. Зал Дворца съездов вмещает шесть тысяч человек! Не стадион, конечно, но цифра впечатляет. Акустика здесь великолепная, он убедился в этом на генеральной репетиции.