Страница 23 из 70
— Сегодня не получится, Борис, — сказала Валентина Алексеевна. — Мест не будет. Стол нужно заказать, а нам собраться, — она поправила прическу.
— А завтра?
— Завтра можно, — согласилась Алексеевна. — Поговорю с людьми, но вряд ли все пойдут. День-то будний.
— Тогда давайте так, — предложил Борис. — Сегодня отмечаем в гастрономе, если вы не против. Я за все плачу. Деньги есть — мне заплатили за изобретения. Я потому и паспорт попросил, чтобы с книжки снять, с собой-то ничего. А завтра пусть придут, кто пожелает.
— Мудрое решение, — заметил Коган. — Сегодня все устали, и я тоже. Домой поеду, а вот завтра буду. Мы с вами не закончили, Борис. Вы должны мне ходатайство.
— В ресторане напишу, — Коровка улыбнулся. — Для вас, Матвей Моисеевич, хоть десять.
— Мне хватит одного, — сказал защитник. — У меня с собой награды ваши, документы. Заберите.
— Мне некуда их положить, — Борис развел руками. — Все вещи в камере остались — в том числе и сумка.
— Я заберу, — сказала Ольга. — Сумка у меня большая — поместятся.
— Спасибо, Ольга Ниловна, — он поклонился. — За все. За то, что в Минск приехали и на суд пришли. Без вас меня б не оправдали. Ведь так, Матвей Моисеевич?
— Вы правы, — подтвердил защитник, хитро улыбнувшись. — «Известий» все боятся. Примите, Ольга Ниловна! — он стал доставать награды из портфеля…
Через несколько минут шумная компания (без Сергея и Когана) ехала в трамвае. Дорога много времени не заняла — четыре остановки. На конечной все вышли из вагона. Борис отправился в сберкассу, а Ольга с остальными — к дому по улице Седых. Там она вошла подъезд, а остальные повернули к служебному входу гастронома.
Борис вернулся скоро. Открыв дверь своим ключом (его отдала Алексеевна), он вошел и объявил, заглянув к ней в зал:
— Деньги снял, часть отдал на банкет, теперь свободен до двадцати часов. Гулять начнем после закрытия гастронома. Пока же душ приму. В СИЗО банный день раз в неделю. А в камере — жара, и все сидят в поту. Боюсь, представить — как от меня воняет. Я скоро, Ольга Ниловна.
Спустя минут пятнадцать он появился в комнате — распаренный, довольный. Влажные волосы зачесаны назад, лицо румяное, глаза сияют.
— Как мало человеку надо, — сказал, садясь с ней рядом. — Помылся, поменял белье на свежее — и счастлив. Понимаешь только, когда лишишься.
— Расскажете? — спросила Ольга. — Как было в камере? И на Даманском?
— Расскажу, — он кивнул. — Но если вы не против, то за чаем. Банкет начнется через два часа, и я б чего-нибудь перекусил. Согласны?
Они прошли на кухню, где за чашкой чая с бутербродами, которые он настрогал, началась беседа. Ольга спрашивала, он отвечал — весело и с шутками. Как будто не в тюрьме сидел, а был в гостях, где познакомился с занятными людьми. Лишь иногда в его глазах мелькало нечто такое, что заставляло Ольгу ежиться. Она подумала, что с этим парнем на кривой дорожке лучше не встречаться — обиды не простит. О бое на Даманском он говорил немного. Со слов Бориса выходило, что там отважно дрались все солдаты, но отнюдь не он.
— Героя дали вам, — не утерпела Ольга.
— Так получилось, — он развел руками. — Китайцев много настрелял. Генералы посчитали и решили.
— Как это — убивать людей? — не сдержалась Ольга.
— Врагов не убивают, — лицо его посуровело. — Их уничтожают. Они пришли на нашу землю с оружием. Стреляли в пограничников, огонь открыли первыми. У меня друзья погибли в том бою. Замечательные парни! На похороны их матери приехали, рыдали над гробами. Я б этих сволочей!.. — он сжал кулак. — Зачем полезли на Даманский? Кому он нужен? Пустынный островок, ни для чего не годный — одни кусты с деревьями. Маоисты хреновы!
Ольге стало стыдно.
— Извините.
— Ерунда! — он махнул рукой. — Проехали.
— Расскажите, где собираетесь учиться? — поспешила Ольга. — В художественном институте или консерватории?
— Пока не знаю, — он пожал плечами. — Потом определюсь. А может, стану педагогом. Учить детей — хорошая профессия. Как Героя без экзаменов зачислят. Но мне знаний не хватает, а за плохую учебу будет стыдно перед парнями, которые погибли на Даманском. Теперь я обязан жить за них, как в песне.
— Какой? — спросила Ольга.
— Вы не слышали? За себя и за того парня?
— Нет.
— М-да, — смутился он. — Язык мой…
— Спойте! — попросила Ольга. — Вас так Сергей хвалил. Сказал, поете замечательно.
— Ладно, — согласился он.
Они прошли в зал, где Борис снял с гвоздика гитару и присел на стул. Ольга устроилась на диване. Он пробежался пальцами по струнам и негромко начал:
С первых слов незнакомая и трогательная песня захватила Ольгу. Да и пел Борис просто замечательно. Мягкий, бархатистый голос его будто проникал в душу.
Борис смолк и вздохнул.
— Это вы сочинили? — спросила Ольга.
— Нет, — покрутил он головой. — Слышал вроде бы по радио. Память у меня хорошая, вот и запомнил.
«Врет! — решила Ольга. — Да такую песню я бы знала. Сам он сочинил. Почему стесняется признаться?»
— Еще споете? — попросила.
— Для вас, Ольга Ниловна, сколько пожелаете, — улыбнулся он.
Ольга пожелала. В этот раз он пел знакомые ей песни, исподволь ее разглядывая. Она ничуть не удивилась. Парни часто говорили Ольге, что она красивая, и это было правдой. Невысокая, но стройная, с ладной, женственной фигурой, Ольга привлекала взгляды однокурсников, и не только их. Овальное лицо с мягким подбородком, чувственные губы, аккуратный носик и большие карие глаза с длинными ресницами. Лоб высокий, не закрытый челкой, короткое «каре» с пробором посредине. Волосы каштановые, светлого оттенка, пышные, густые. Хороша, чего уж тут? Джинсовая юбка не скрывает ног изящной формы. Тонкие лодыжки и округлые коленки, плавная линия бедра… Грудь высокая, не большая, но и не маленькая.
Ольге нравилось, как он смотрит на нее. Мягко, будто вскользь, а не уставившись по-наглому. Парень деликатный и красивый. Даже шрам на лбу его совсем не портит. Тем, что он Герой, ничуть не задается. Но что более всего смутило Ольгу, так их прошедшая беседа. У Бориса правильная речь, как у человека образованного. Слов-паразитов нет в помине, всех этих «э-э-э», «значит», «в общем». Говорит как лектор. Это бывший грузчик с аттестатом средней школы, да еще вечерней, для рабочей молодежи? Поверить невозможно.
Борис тем временем закончил петь и глянул на часы.
— Пора, — сказал и отложил гитару.
Он достал пиджак из шкафа и приколол к нему награды. Надел.
— Хватит прятаться, — сказал ей, улыбнувшись. — И Алексеевна просила…
Застолье в гастрономе получилось шумным, многолюдным. Их встретили как дорогих гостей. Бориса обнимали, целовали, поздравляли с оправданием в суде. Молодые продавщицы не сводили с него глаз, и Ольга ощутила ревность. Поэтому решительно взяла его под руку. Их так и усадили рядом за столом, как будто молодых на свадьбе. Дальше были тосты — простые, безыскусные, но очень теплые, душевные. Бориса явно здесь любили, им гордились, и Ольга незаметно для собравшихся вздохнула. Вот чтоб так на факультете… Их курс журфака удивительно недружный. В общении преобладает зависть. Студенты из провинции не любят москвичей, те отвечают им взаимностью, считая «понаехавших» колхозниками. Но более всего завидуют таким, как Ольга, с ее отцом — сотрудником ЦК КПСС. По окончанию журфака ей не придется ехать по распределению в какой-нибудь Урюпинск, трудиться там в районке, жить в общежитии или снимать квартиру. Останется в Москве, где ее пристроят на теплое местечко. Как Ольга ни старалась доказать, что блат тут ни при чем — посещала лекции, экзамены сдавала на «отлично», даже на картошку ездила со всеми, — ничего не помогало. Косые взгляды, отстраненность однокурсников… Подруг она не завела, друзей — тем более…