Магистр темных дел

Глава 21

Кабинет Георга Бранцеля после полудня напоминал ставку генерального штаба: хмурые лица, склонившиеся над картой, напряженная атмосфера, которую можно было черпать ложками. С той лишь разницей, что, в отличие от военных, преподаватели академии сталкивались с неприятелем впервые и не имели права на ошибку.

— Полагаю, все в курсе переноса визита его высочества на неопределенное время.

Надтреснутый голос ректора напоминал воронье карканье. Еще бы, ведь ему битый час пришлось вести разговор на повышенных тонах с руководством местной Тайной канцелярии, а по возвращении узнать, что все его усилия напрасны. Дядюшка ясно дал понять: о повышении можно забыть.

— Спектакль отменяется. Прошу донести эту информацию до студентов и их родителей.

«Моя карьера тоже пошла прахом», — с тоской хотелось добавить ему.

Аппетит приходит во время еды, и с некоторых пор Бранцель тяготился должностью ректора: слишком много забот и слишком мало славы. Вот если бы герцог Тарландский все же приехал… Впрочем, бесполезно фантазировать о несбывшимся, нужно спасать настоящее. А оно виделось исключительно в темных красках. Отмена визита сиятельной особы — так, цветочки. Ректору очень не хотелось вкусить ягодок. Может, руководство Академией магического познания и не предел его мечтаний, он не желал унизительной отставки.

Бранцель отыскал взглядом Раяна. Все он виноват! Королю следовало упечь его в Специальную тюрьму до конца дней. Смертной казни предшественнику Бранцель не желал: что он, животное какое, душегуб?

Погруженный в собственные думы Раян стоял чуть поодаль от всех, у окна. Со стороны казалось — наблюдал за гонимыми ветром листьями. Руки крепко прижимали к груди небольшую тетрадь в сафьяновом переплете. На обложке вместо имени красовалось легкомысленное вышитое розовым бисером сердечко.

Дневник Альмы чудом уцелел после смерти хозяйки и попал в руки Ларса. Как только Раяна выпустили из тюрьмы, Ромель разыскал учителя и передал его вместе с немногими сохранившимися личными вещами убитой. Магистр выбросил все: слишком горьким напоминанием они служили, оставил только дневник. Он всегда носил его при себе, у самого сердца.

Записи начинались с разного рода глупостей. Альма грезила о любви, мечтала подарить матери соболью шубу, купить дом с тремя спальнями. Она подробно описывала свои маленькие горести и радости. Не обошла вниманием и Раяна. Он грустно улыбался, перечитывая бесхитростные признания и неумелые стихи, где «любовь» рифмовалась с «вновь».

Записи обрывались примерно за год до убийства. Однако вчера Раян убедился, это вовсе не так. Вторую, куда более интересную часть дневника Альма вела секретными чернилами на основе молока. Переверни тетрадь задом-наперед — и погрузишься совсем в другой мир. В нем не было место глупостям и любовной тоске — только строгие формулы и пугающие циничной прямотой формулировки.

Уложив Лику спать, Раян тихонечко засел с дневником за рабочим столом. Ему требовалось чем-то занять себя, чтобы не представлять мерно вздымающуюся девичью грудь под тонкой рубашкой. Чтобы не потушить свет, спуститься к ней и узнать, станет ли она стонать или широко распахнет глаза, когда они станут единым целым.

Да, он не железный. Раян мог десятки раз повторять иное, но потребности тела никуда не делись. Рядом с Ликой они оживали. Когда она подалась к нему, захмелевшая, разгоряченная собственными эмоциями, Раян с трудом сдержался, хотя именно сейчас, как никогда, ему требовалось женщина. Чтобы избавиться от скопившегося напряжения, ощутить ласку, тепло, ненадолго забыть о кошмаре, в который с некоторых пор превратилась его жизнь. Но ломать чистую невинную девушку — это уж слишком! И магистр с головой окунулся в работу.

— Хватит с тебя юных дев! — сердито бормотал Раян, готовя все для опытов. — Одна умерла, так ты вторую хочешь отправить на кладбище? Альма слишком красноречиво дала понять, что никому тебя не отдаст.

Казалось, вот она — истинная любовь, только, избавившись от пелены страсти, магистр склонен был называть ее безумием.

Ему действительно нравилась Лика. Впервые со времен Альмы кто-то стал ему близок, и стригесса это почувствовала. Она не спешила избавиться от девиц, к которым он периодически наведывался, нет, ее тревожила та, которой он не касался. Альма слишком тонко чувствовала разницу, понимала, Лика могла занять ее место. Она не могла этого допустить: у стригессы имелись на бывшего жениха далекоидущие планы.

Намеки Аргуса, недомолвки Ларса вопили: Альма вовсе не такова, какой ты ее считал, факты у тебя под носом! Где, если не в дневнике, она поделилась бы сокровенным? И, нагретый над пламенем свечи, он обнажил свои неприглядные тайны.

Стиснув виски, Раян с упорством мазохиста проглатывал строчку за строчкой.

Милая и любящая с ним — и совсем другая в реальности. Как он мог этого не замечать? Воистину, любовь слепа!

Прошлое предстало перед Раяном в ином свете. Черное и белое поменялись местами. Единственной мыслью после прочтения стало: «Я должен ее уничтожить!» Именно поэтому магистр принес дневник Альмы сюда. Он готов был признать правоту Тайной канцелярии.

— Вот!

Убедившись, что Бранцель закончил, Раян шагнул к столу и положил перед начальником тетрадь с фривольным сердечком.

— Что это? — нахмурился ректор. — Сейчас не время для жалоб на студенток! Если на ваших лекциях хромает дисциплина…

— Это дневник Альмы Авести.

Голоса тут же смолкли. Преподаватели инстинктивно подобрались, словно следом за своим дневником в кабинет пожаловала бы сама Альма.

Бранцель смотрел на тетрадь со смесью брезгливости и страха.

— Зачем вы притащили его сюда?

— Затем, чтобы принести извинения всем, кто пострадал по моей вине. Чтобы предотвратить планы Альмы, помочь поймать ее и осудить по всей строгости закона, пусть даже посмертно.

Собравшиеся недоуменно переглянулись.

— Осмелюсь напомнить, — неуверенно начал Адам Гиберд, — речь о вашей невесте. Той, которую вы защищали.

— О чем сейчас крайне сожалею. Читайте!

Магистр распахнул дневник на нужной странице и отошел в сторону, чтобы не мешать.

— Читайте!

Преподаватели тут же сгрудились вокруг стола, только Ларс не сдвинулся с места. Пока все ужасались и возмущались написанным, он недвижно стоял возле шкафа, с отрешенным видом глядя строго перед собой.

— Ты знал.

Раян не спрашивал — он утверждал.

Ларс не ответил. Казалось, в кабинете осталась только его физическая оболочка, а сам он унесся далеко-далеко, в один из сопредельных миров.