Восход луны

— А-а, начальник сыскной службы! Шерлок Холмс! Что же вынюхали твои сыщики? Не попал еще в их капкан матерый волк?

Садык был бледен, измучен непрерывными поисками. Этой ночью он даже не ложился.

— Как же так? Твой брат доживает последние минуты, его терзают бандиты, на шею ему уже накинули петлю, а ты тут бьешь баклуши. Ничего себе родной брат!

— Под Исмаилом словно земля разверзлась, — растерянно развел, руками Садык. Он принес с собой папку с донесениями от сыщиков, но губернатор не проявил к папке ни малейшего интереса.

— В каких местах ищете?

— Везде.

— Везде, кроме того места, где находится судья…

Садык догадался, что губернатор что-то знает. Его бросило в жар, на лбу выступил пот. Он придвинулся вместе с креслом к письменному столу, за которым сидел губернатор, чувствуя, как дрожат у него руки и ноги, и впился в начальника взглядом.

— Знал бы где — там бы только и искал.

— Я скажу где! Хочешь?

Садык почувствовал, что проваливается в бездну.

— Ты читал «Аль-Камарун»?

— Нет.

— Оно и видно. На, читай. — Губернатор швырнул сыщику газету. — Иди, собери своих агентов, чтоб зря не бегали. А то без каблуков останутся.

Садык ушел от губернатора совершенно уничтоженный. К тому же, пока он сидел и выслушивал насмешки, Мади принес только что полученную телеграмму. Да, братец жив-здоров… Не в плену. Не с петлей на шее. Уж лучше бы он и вправду был у бандитов, бывших узников хабса.

Мог же в конце концов Мади позвонить ему, прежде чем притащиться к губернатору! А судья? Кто ему ближе: выживший из ума слуга или родной брат? Почему телеграмму Исмаил послал не ему? В каком положении оказался он, Садык! Не лучше, чем тогда, когда израильтяне из-за его беспечности разгромили станцию орудийной наводки. Только сегодня утром Садык запросил новых полицейских из столицы. Мало того, он даже обратился в международную полицию. Все это стоит денег, даже валюты. Садык готов был ехать навстречу брату, чтобы сказать ему все, что он о нем думает. Но где его искать? В какой машине?

Садык рассердился не на шутку. Ну, предположим, Исмаил хотел преподнести сюрприз своим родственникам, сослуживцам, слугам, но как же не сказать брату, что ты собираешься совершить паломничество… Садык позвонил бы в Мекку, соответствующие люди в лучшем виде организовали бы Исмаилу посвящение в сан хаджи. А он даже машину не поставил в гараж, бросил на улице и отправился в дорогу прямо со свадьбы. Почему, кстати, не на своем «пежо»? В голове Садыка все это не укладывалось.

— Встретим хаджи Исмаила, как полагается, торжественно, — предложил шейх Абдулла Керим прихожанам в мечети.

Предложение ни у кого не вызвало энтузиазма. Хадж совершали многие и делали это без всякой помпы. Другое дело — домашние, друзья. Пусть они думают о том, как встретить Исмаила.

С тревогой ожидали возвращения судьи Фуад с Шаукатом. Как поведет себя Исмаил, вернувшись в город? Не откажется ли от обещания молчать?..

Исмаил по пути домой был молчалив, как, впрочем, и жены благочестивого аль-Мамуна. Он так устал во время путешествия, что теперь не имел ни малейшего желания вести беседы, тем более что перекричать шум мотора и громыхание автобуса было нелегко. Исмаил думал о доме, о шариатском суде, где наверняка накопилась гора дел. Скорее бы уж вернуться. Как встретят его, какими слухами полнится город?

Автобус тащился медленно.

— С такими темпами мы приедем не раньше полуночи, а то и к утру, хаджи Исмаил, — сказал аль-Мамун, как бы угадывая мысли судьи, и подумал, что теперь к имени судьи все обязательно будут прибавлять «хаджи». Что ж, этот духовный сан он заслужил честно.

— Надо было мне лететь самолетом, — задумчиво промолвил Исмаил. Со свадьбы его словно по воздуху перенесли в Мекку, а тут душно, тесно, неудобно. Трясет немилосердно. — Я бы уже был дома. Да и вас не стеснил бы.

— О чем ты говоришь, хаджи Исмаил! Нас стеснить… Да я благодарю аллаха за то, что он дал мне возможность быть тебе полезным!

Исмаилу словно бальзам от всех недугов — прибавление «хаджи» к его имени. Он еще не привык к нему. Услышав заветное слово, судья словно перестал ощущать тряску, пыль, духоту, от которых кружилась голова. Воспоминания о Фуаде и Шаукате тоже уже не так пугали. Собственно, а как вообще он должен к ним относиться? С одной стороны, они преступники, насильно повезшие шариатского судью в Мекку. Но, с другой-то стороны, разве это насилие — помочь человеку совершить паломничество в святые места, то есть сделать то, что обязан сделать каждый мусульманин, носящий в сердце образ аллаха… Кто знает, может, тут проявилась божья воля… Может быть, даже следует отблагодарить их… Исмаил поворачивал дело и так и этак, словно в суде подыскивал обвиняемым должную меру наказания.

Исмаил вспомнил пророка. Отправляясь в Мекку, тот вынужден был ехать поодаль от своих спутников, чтобы не создалось впечатление, что он возглавляет группу паломников, среди которых были даже язычники — люди, своим присутствием могущие подорвать доверие к его учению. Спутники Исмаила тоже могли лишь скомпрометировать его в глазах верующих. Слава богу, они исчезли, как только Исмаил вышел из автомобиля у дверей гостиницы «Арафа». Ему предоставили свободу, он употребил ее на доброе дело и без принуждения совершил все обряды.

Исмаил с радостью припомнил слова корана, гласившего, что благочестивы лишь те, кто из достояния своего готов уделить часть сиротам, бедным, странникам, кто помогает рабу выкупить свою свободу. Исмаилу, конечно, не придется давать деньги на выкуп раба, зато он даст волю узнице. Судья говорил себе: «Может, она и не столь грешна, как я подумал. Ее вина ведь не была доказана… Ладно, страдать ей осталось немного. Скоро она обретет свободу, и на чаше весов аллаха, когда будут взвешивать грехи и добрые поступки, перевесят добродетели, и я, хаджи Исмаил, легко пройду по мосту Сират, ведущему через преисподнюю».

Но как это сделать? Просто велеть начальнику тюрьмы освободить заключенную? Нет, надо объяснить, почему он отпускает Фариду. А что, если сказать, я, мол, совершил паломничество, удостоился высокого духовного сана и в знак благодарности аллаху решил дать свободу нескольким узникам хабса. Так, пожалуй, будет лучше. Зачтется Исмаилу и усердие, с каким он избивал дьявола в священной долине Мина.

Пожалуй, он бил его и за Мади, — бедняге теперь едва ли удастся попасть в Мекку. В каменный столб, изображающий дьявола, надо бросать камешки величиной не больше финиковой косточки. Но судья, войдя в раж, поднимал с земли здоровенные камни и швырял их в истукана. У аль-Мамуна едва хватало сил перебросить камень через ограду, зато каждый бросок он сопровождал кучей отборных проклятий. Исмаилу тоже стало казаться, будто он избивает не ивлиса, проклятого богом, а нарушителей шариата, которых он упекал за решетку.

Да, обновленным, очищенным чувствовал себя Исмаил. Он твердо решил с первого же дня возвращения домой вести себя соответственно полученному духовному сану. Прежде всего надо было принять поздравителей. Должны же родственники и друзья встретить достойным образом новоиспеченного хаджи. Среди них, разумеется, будет и любимый брат Садык. Вот уж кто обрадуется благополучному возвращению Исмаила!..

Но все сложилось не так, как предполагал хаджи. Встречать его вышел только старик Мади. Он, конечно, всплакнул от радости, пробормотал молитву во славу всевышнего, вернувшего хозяина домой живым и здоровым. Тут же, правда, позвонил по телефону Садык. Он бы мог и сам примчаться, но слишком велика была обида. В трубке слышалось раздраженное:

— Ты, же не собирался в Мекку! Как ты там оказался? Ты понимаешь, что ты наделал? Ты же меня, поставил в идиотское положение. Меня теперь выгонят со службы, как паршивую собаку! Почему? Ты еще спрашиваешь почему! Ты что, маленький?.. Ах, тебя посвятили в сан хаджи! Поздравляю, очень рад. Сбылась твоя мечта. А я? Что теперь мне делать?