Восход луны

Подгоняемая шумом и воплями, Фарида, не останавливаясь, добежала до забора. Далеко позади слышался знакомый звонкий голосок — видимо, «машатта» все-таки звала ее. К голосу «машатты» понемногу присоединились и другие. Фарида с сильно бьющимся сердцем опустилась на свой узел. Нужно было переодеться и выбраться из сада на улицу. В черной, длинной абае никто не узнает ее, а лицо она закроет такой же черной вуалью — хиджабом. К счастью, в узле лежит и большой платок с бахромой, подарок мамы.

Постепенно шум, доносившийся со стороны дома, стал затихать. Фарида осторожно перелезла через забор и пошла по узкому, безлюдному переулку, прижимаясь к ограде, останавливаясь при каждом шорохе. Ночь была глухой, безлунной. Фариде в ее скромной будничной одежде легко было слиться с мглой. Она хотела скорее попасть в поле. Поле — самое безопасное место. Фарида иногда ночевала одна у водоподъемного колеса и нисколько не боялась. Лежала на циновке, следила за звездами, слушала шум воды. Она бы пошла домой, но домой нельзя. Ее там быстрее найдут, да и мать за все содеянное не погладит по головке. Самое страшное, что Зуфри может потребовать назад или шарту, или жену. Если Фариду найдут дома, даже судья не поможет.

У мечети с высоким минаретом Фарида замерла как вкопанная. Она услышала позади топот. Это, конечно, погоня. С ними, наверное, и Зуфри, Фарида вбежала в маленький дворик, огороженный с трех сторон высокой стеной, и кинулась к минарету, куда вел отдельный узенький вход. Фарида легонько налегла плечом на дверь… О спасение! Дверь подалась, лишь чуть-чуть скрипнула. Ступеньки вели наверх. Фарида устремилась туда — на площадку муэдзина. Ступеньки были высокие и щербатые. Несколько раз она задела плечом каменную стену. Можно было только удивляться тому что сюда протискивается муэдзин. Он ведь, наверное, плечистей Фариды. Наконец девушка оказалась на маленькой площадке, окруженной высокой стеной с четырьмя узенькими окнами, опутанной проводами. Фарида посмотрела вниз.

Мужчины внизу громко переговаривались. Фарида слышала, как её зовут по имени. Она на всякий случай присела и все искала глазами дом, откуда бежала. Вскоре голоса преследователей затихли. Фарида, продрогнув, закуталась в платок. На минарете было ветрено. Поеживаясь, она вспомнила смешную притчу о мудреце молле Насреддине. Однажды жена моллы рассердилась на мужа и выбежала из дому, сказав, что никогда не вернется. Встревоженный молла припустился за ней. Женщина неслась во весь дух. Когда у нее на пути показалась мечеть, муж не; очень громко, но так, чтобы было слышно, заголосил: «Ай, забежит в минарет, тогда прощай жена… Ай, как бы она не забежала в минарет…» Жена подумала, что в минарете муж не найдет ее, и побежала именно туда., Хитрому молле Насреддину только того и надо было…

Если бы Зуфри знал, где скрывается его жена! Свернувшись калачиком, она заснула — по крайней мере ей так показалось. Во сне она видела Шауката; Шаукат укорял ее за то, что она не разбила по его совету глиняный кувшин, не бросила его за дверь.

«Ты не пожелала. Но я за тебя бросил этот кувшин, я знал, что не будет тебе счастья с Зуфри», — говорил Шаукат, подбирая с пола никаб, сорванный мужем, и протягивая его Фариде, чтобы она снова закрыла лицо.

«Прости, Шаукат, я виновата. Я должна была уговорить отца подписать декларацию о шарте, — со слезами отвечала Фарида. — Но ты ведь не взял меня с собой…»

Над самым ее ухом взревел Зуфри. Фарида проснулась и чуть не бросилась вниз по лестнице. Оказалось, это включили магнитофон, созывающий верующих на утренний салят. Четыре усилителя, похожие на большие колокола, надрывались: «Аллаху акбар, аллаху акбар! Иль иллаху иль аллаху…»

На востоке уже занялась заря, но солнцу еще предстояло прорваться сквозь пыльные облака, плотным слоем лежавшие над землей- Фарида задрожала от ужаса: вдруг ее заметят, схватят и потащат к ненавистному Зуфри. Сердце с силой заколотилось в груди.

Солнце ярким светом озарило землю. В окошко, похожее на бойницу, Фарида видела, как со всех сторон к мечети потянулись верующие. Не дай бог, чтобы среди них оказался Зуфри. Куда теперь идти? Там, на окраине, у самой дороги, по которой мчатся машины, не автобусная ли виднеется остановка?

Что, если муэдзин после богослужения вздумает запереть дверь в минарет? Фарида не нал шутку испугалась, но и спускаться было опасно — кто-нибудь да обратит на нее внимание. Сахиб Нури наверняка уже носится по улицам на своем велосипеде. Фарида решила бежать, но не сию минуту, а подождать, когда молящиеся, начав намаз, опустятся наземь и, приложив ладони к земле, коснутся носом молитвенного ковра — положат суджуд. Это кульминационный момент молебна, в эту минуту никто ничего не видит и не слышит.

Люди, прежде чем войти в храм, совершали омовение — мыли под краном лицо, руки и ноги, тихо обменивались новостями. Конечно, в это утро весь поселок облетела весть о бегстве Фариды — женщины неслыханной дерзости, к тому же вызвавшей смертельный страх у мужа. Фарида понимала, что только о ней теперь все и говорят. Она пошла вниз.

Закрыв дверцу на площадку, Фарида оказалась в полной темноте и, чтобы не оступиться и не покатиться вниз, держалась за обе стены, даже приседала, ощупывая ногами каждую ступеньку. Ей казалось, она спускается под землю. Девушку снова охватил страх, хотелось кричать, звать на помощь. Собрав все свое мужество, она поборола слабость.

Дождавшись нужного момента в ритуальной молитве, Фарида глухо скрипнула дверью — словно ветерок шевельнул ставни. Молящиеся попадали на колени. Пора. Фарида пронеслась через крохотный дворик, почти не касаясь земли, оказалась на улице. Сердце в груди стучало невыносимо.

С высоты минарета она уже высмотрела, куда ведет этот переулок. Он должен был вывести ее на дорогу в город. Тут же неподалеку автобусная станция. До города лучше было бы добираться на автобусе, но это тоже опасно. На автостанции могут оказаться люди, которые ее ищут, Фарида не сомневалась, что дорогу в ее деревню стерегут, потому-то она повернула в противоположную сторону — к городу.

На шоссе Фарида встретила толпу женщин в черном» Это плакальщицы пешком возвращались в город с похорон, зная, что на автобус им не попасть. К ним примкнула и Фарида. Опечаленные женщины долго шли молча, вытянувшись цепочкой. Фариду никто не замечал. То и дело приходилось уступать дорогу встречным и попутным машинам. Попадались и велосипедисты. К ним Фарида настороженно присматривалась, кутаясь в платок: боялась встретить Сахиба Нури.

Она шла в город, надеясь только на божью милость. Единственная, кого она знала в этом городе, была святая Зейнаб. Хорошо бы поклониться ей, бросить за решетку хоть одну бумажку из того, что чудом сохранилось в ее узелке. Женщина, причисленная к лику святых, поможет Фариде найти кров, а может быть, и работу. Впрочем, поначалу Фарида может ночевать во дворе мавзолея: она слышала, что там есть навес для паломников, приходящих из дальних краев.

Да, это было бы хорошо… Правда, Фарида ошиблась — могила Зейнаб находилась не в этом городе и даже не в этой стране. Тут похоронена другая. Но до того ли сейчас было девушке?

Каждый раз, когда их догонял велосипедист, Фарида забиралась поглубже в толпу, пряталась за спинами женщин. Может, ей все-таки надо было повернуть в сторону дома? Но уходить от людей не хотелось. С ними легче, и она, как зеленая ветка, упавшая в поток, подчинилась попутчицам…

Фариде повезло… Она разговорилась с одной из плакальщиц, и та, узнав, что девушке негде остановиться, предложила отвести ее к знакомой вдове. Вдова давно уже просит соседок присылать ей на ночлег девушек и женщин — боится оставаться ночью одна. Вообще она зарабатывает стиркой, клиентов у нее хоть отбавляй… Фарида не знала, как благодарить участливую женщину, и теперь уже от нее не отходила.

— Она дорого не возьмет, — говорила та, — может, и даром станешь жить, если ты без «хвоста». Есть у тебя кто-нибудь?