Страница 98 из 101
Мой взгляд не задержался на этом месте, я сосредоточился на пространстве справа от меня, где последние люди Эрнандеса прятались за всем, что могли найти, чтобы укрыться.
Я побежал вперед, прицелился в первого, кто высунул голову из своего укрытия, и всадил ему пулю между глаз, пока мои братья с криками вызова и возбуждения вступали в бой. Рокко завыл, как волк, открыв огонь по банде, и я оставил их на произвол судьбы, помчавшись дальше к крытому пространству в задней части палубы и двери, ведущей в хозяйские апартаменты.
Уинтер снова закричала, но теперь она звучала скорее яростно, чем испуганно, и мое сердце заколотилось при звуке того, как моя дикарка сражается в собственной битве.
Я распахнул дверь и помчался через роскошную гостиную к двери, которую пришлось открыть пинком, чтобы пройти.
Было так много крови, окрасившей комнату в красный цвет, что на мгновение мое сердце подпрыгнуло и сжалось от страха. Но затем я увидел их, дерущихся на кровати, как питбуль и дикая кошка, что должно было привести к драке, которая могла завершиться лишь одним исходом. Но у моей маленькой дикой кошки было сердце льва и ярость женщины, которую заставили истекать кровью ни за что.
Она даже не замедлила атаку, когда я пинком распахнул дверь, и, стоя ко мне спиной, она никак не могла понять, что это я пришел за ней, а не один из людей Рамона. Она даже не собиралась пытаться отбиваться от кого-то еще. Это было личное, и она хотела убедиться, что покончила с этим ублюдком, даже если это будет стоить ей жизни.
Эрнандес извивался и бился под ней, но отсутствие силы в его движениях подсказало мне, что она уже нанесла достаточно повреждений, чтобы решить его судьбу.
Я шагнул вперед, поймал ее за талию и рывком поднял на руки.
Она закричала, как банши, и бросилась на меня с осколком кровавого стекла в поднятой руке, ее глаза расширились за мгновение до того, как он врезался в мой бицепс, рассекая плоть с острой болью, которая почему-то была похожа на поцелуй.
— Николи? — задохнулась она от удивления, которое быстро сменилось облегчением, а затем ужасом, когда она поняла, что ударила меня стеклом. — О, черт, — шипела она, выдергивая стекляшку из моей руки и пытаясь извиниться, когда уронила ее на пол. Ее начало трясти, она смотрела на меня в полном шоке, проводя пальцами по моему лицу в неверии, словно не могла поверить, что я действительно здесь. Я догадался, что она видела голову, которую мы оставили на палубе, и мое нутро скрутило от того, что я причинил ей такую боль.
— Шрам от тебя — это как подарок богини, куколка, — пообещал я ей, поставив ее на ноги рядом с собой, а сам переключил внимание на умирающего мужчину, который лежал на кровати и смотрел на нас с ядом во взгляде. Он перекатился на бок и принялся рыться в ящике рядом с собой, словно надеясь найти там что-то, чем он мог бы спасти свою жалкую жизнь, но там ничего не было.
— Ты купил себе смерть этим поступком, Ромеро, — шипел Рамон, зажимая самую страшную рану на животе, видя, как его смерть отражается в моих глазах. — Картель Домингеса уничтожит тебя и всех членов твоей семьи за это. Они убьют вас всех медленно, мучительно, заставят смотреть, как они овладевают твоей шлюхой и любой другой женщиной, которую каждый из вас любит, и сделают с ними все, что захотят, прямо на ваших глазах, прежде чем убить и их. Ты начал войну. К тому времени, когда они покончат с тобой, имя Ромеро будет не более чем шепотом сказанным напоминанием и предупреждением для любого, кто перейдет нам дорогу.
— И ты знаешь, кем ты будешь, когда все это произойдет? — мрачно ответил я, вставая над ним, пока он лежал на кровати, и передавая свой пистолет Уинтер, так что мои руки остались свободными. — Ничем.
Я бросился на него, и он вскрикнул за полсекунды до того, как мои руки сомкнулись вокруг его горла, и я вдавил его в роскошную кровать со всей силой, на которую был способен.
Он брыкался и бился, его ногти впивались в тыльную сторону моих рук, когда он пытался отбиться от меня. Но во мне была ярость человека, чья девочка была избита, изранена и замучена, и во мне не было ни малейшей жалости ни к нему, ни к кому-либо другому, кто причинил ей боль. Потому что она была ранена, повреждена и покрыта шрамами из-за всего, что с ней произошло. Но она не была сломлена. У нее был дух воина и сила тысячи мужчин. Моя дикарка была маленькой, хрупкой и израненной. Но она никогда не сломается.
Моя хватка ослабла, когда его попытки отбиться от меня ослабли, и мягкие пальцы впились в мои волосы, когда Уинтер встала рядом со мной. Взгляд Рамона нашел ее, когда он посмотрел через мое плечо, его пальцы подергивались, а конечности затекли, когда он погружался в смерть, и я был рад, что она была последним, что он видел. Мою дикарку, пославшую его в смерть и отправившую его в ад, чтобы дьявол мучил его вечно.
Глава 47
Уинтер
Все изменилось в мгновение ока. Я смотрела на своего горца, воскресшего из мертвых. По крайней мере, так мне казалось.
Я не хотела больше смотреть на Рамона, мой взгляд был сосредоточен на крови, пропитавшей свитер Николи, царапинах на его шее и щеках, но большая часть крови была не его. Порез, который я на нем оставила, был одной из самых страшных ран, но несколько швов его вылечат. Он пришел за мной, несмотря ни на что, ворвался к Аиду, как Орфей за своей женой Эвридикой, отказываясь сдаваться, даже когда казалось, что все потеряно.
Он повернулся ко мне лицом, оставив изуродованное тело моего мужа на кровати, и встал так, чтобы возвышаться надо мной. Он провел большим пальцем по моей щеке, окрасив ее в красный цвет кровью Рамона. То же самое он сделал с другой щекой, затем наклонился и ухватил меня за подбородок. Я поняла, что дрожу, от облегчения мои колени чуть не подкосились.
— Мой воин, — вздохнул он, затем двинулся, обводя меня по кругу, держа руки подальше от моей кожи, несмотря на то, как сильно я жаждала его прикосновений. Он зарычал, когда увидел покрасневшие следы от ремня на моей спине, и когда он вернулся и встал передо мной, его глаза были полны отчаяния. — Я нарушил данное тебе обещание. Я поклялся, что никто и никогда больше не причинит тебе вреда.
— Ты не можешь управлять жизнью, — вздохнула я, и он покачал головой в знак отрицания этого, потянувшись вверх, чтобы нежно взять меня за подбородок. — Всегда будут времена, когда будет больно.
— Тогда я обещаю тебе следующее, — прорычал он, подходя ближе, пока я не опьянела от его аромата крови и мужчины. — Я буду проводить каждый день, пока существует этот мир, заставляя тебя улыбаться, стонать и вздыхать от удовольствия. И когда жизнь причинит тебе боль, я буду рядом, чтобы успокоить ее, чтобы бороться с твоими демонами, чтобы последовать за тобой в адское пламя и сгореть там, чтобы ты жила, чтобы снова улыбалась. Я обещаю, что твой рассвет всегда наступит, какой бы темной ни была ночь.
Я забыла как дышать, прильнув к нему, положив руку на его мускулистую грудь и чувствуя знакомый стук его сердца под своей ладонью. Затем я немного задрала его свитер и нарисовала на его коже слова: Я люблю тебя, и его веки полузакрылись, пока он смотрел на меня, наклоняясь ко мне, медленно и осторожно.
— Я не из стекла, — прошептала я, и улыбка натянула уголки моего рта. Казалось невозможным снова улыбаться, снова быть в объятиях моего горного мужчины, с миром, открывшимся перед нами, чтобы делать с ним все, что мы захотим.
Николи обхватил меня за талию и с рычанием притянул к себе, но прежде чем я успела погрузиться в поцелуй, которого так отчаянно жаждала, дверь распахнулась, и в комнату ввалились остальные Ромеро.
— Ух ты, простите, что прерываю этот кровавый фестиваль поцелуев, но нам пора, блядь, уходить, — сказал Фрэнки, глядя на растерзанное тело Рамона. Он был меньше всех в крови, и каким-то образом его волосы все еще были в порядке, а рубашка аккуратно заправлена в брюки.