Страница 29 из 111
Я все три дня торга проторчал на корабле. Смотрел, как сходятся люди из всех родов. Многие из них с железом и в железе, немало добычи они собрали с вырезанных хирдов год назад. Да и в рунах поднялись. Но никто из родов не стал упускать возможность обогатиться еще сильнее. Так что и оружие, и броня, и сырое железо расходились быстро. Альрику даже помощь не нужна была, он умудрялся справляться сам, а ульверы лишь подтаскивали товары. Цветные ткани из льна и шерсти тоже распродались, как и утварь, иглы, нитки, ножи. Зерно и муку брали не так споро, привыкли, видать, к зеленым и бурым лепешкам. Ничего, вот как попробуют хороший хлеб, так еще захотят. Расплачивались моржовыми клыками, самородным серебром, оленьими шкурами отличной выделки.
А в конце торжища к Альрику подошли молодые парни из разных родов и попросились в хирд. Все на второй-третьей руне, кроме двоих, те смогли подняться аж до четвертой.
Мы с Фридюр с любопытством наблюдали за ними с «Сокола». Жена отвела с разрешения хёвдинга небольшой уголок для себя и сына: привязала сучья и моржовые клыки к козлам, на которых лежала мачта, сверху положила шкуры. Вот и получился небольшой домик. Шторм он, конечно, не переживет, а вот от дождя укроет. Сын мой почти не сходил с рук ульверов. Даже Живодер потыкал в него пальцем и объяснил, что на нем узоры делать нельзя, слишком мал. Исказится узор, скрутится и не будет действовать, как надо. А вот на моей жене бы он чего-нибудь вырезал! После чего я объяснил Живодеру, что именно вырежу у него я, если он не перестанет молоть чушь.
— Значит, хотите в хирд пойти… — задумчиво протянул Альрик. — А как на то смотрят ваши рода, отцы?
— Так они согласны, — ответил парень из рода Бернхарда. — Оно же всем в пользу. Мы станем сильнее, может, в большие люди перейдем. И тогда в следующий приход тварей легко отобьемся. Еще можем жен найти в других землях и привезти их сюда. Тоже всем в пользу.
— Ага. А мне это зачем?
— Как зачем? Так ведь Аднтрудюра ж взяли тогда? А теперь он вон как силен!
Отцы, впрочем, тоже еще не ушли. Слушали, что наш хёвдинг скажет.
— Вот я возьму вас в хирд. Буду учить разному: и как с кораблем управляться, и как с людьми говорить, и как меч правильно держать…
Парни рассмеялись. Они же думали, что умеют сражаться.
— Буду ловить и отдавать тварей, чтоб вы росли в рунах. А что взамен? Вы дорастете до хускарлов и скажете, мол, вези-ка нас, Альрик, обратно, на родной остров. Мы теперь сильные, умелые, жен нашли, теперь ты нам не нужен. Зачем мне такие хирдманы? Я хочу, чтобы мои люди шли со мной до самого конца, росли вместе со мной и сражались рядом со мной, а не думали о том, чтобы поворотить назад.
Они молча переглянулись, и ответить им было нечего. Про выгоду Альрика они и впрямь забыли.
— А еще я не хочу вражды ни с одним из здешних родов. А хирдманы ведь и погибают нередко. Только на этой земле я оставил троих своих людей. И потом погибло еще четверо. Если я вернусь сюда через год, что я скажу вашим отцам? Что вы полегли в чужих краях? От невиданных тварей или мечей незнакомых им людей? А ведь вы поляжете все! Потому как мой хирд уже не тот, что был год назад. Я стал хельтом. Все мои хирдманы — хускарлы. И сражения у нас будут тяжелые. Карлы не справятся. Так еще раз: зачем мне вас брать?
Парни отступили. И разочарование я видел не только на их лицах, но и на лицах их родичей.
— Я хочу стать хирдманом! И не на время, а навсегда! — один четырехрунный не сдавался.— –Коли погибну, значит, так и надобно. И мой род не вправе винить тебя в моей смерти! Говорю перед всеми родами!
— Как тебя звать?
— Оуфейгюр. Но часто кличут Офейг. Так что я не боюсь смерти.
Его имя означало «бессмертный» или «не обреченный на смерть». Обычно такие имена давали болезненным детям, чтобы обмануть дурных духов и укрепить здоровье. Наверное, Ингрид была очень уродливым ребенком, раз ее назвали «красивая».
— Что же, Офейг. Пусть род подтвердит твои слова, и я возьму тебя в хирд.
— Я, Тейнгидль, подтверждаю. Его смерть не ляжет на тебя и твоих людей виной!
Этого хускарла я помнил. Был у него в гостях вроде бы.
Больше Альрик никого не принял, даже братьев Аднтрудюра. А сам Трудюр рассорился с отцом. Он ушел с ним обратно в деревню, помог перенести товары, а вернулся ближе к ночи злой, взъерошенный и со свежей раной на боку. Фридюр перевязала ему рану, а потом шепнула, что отец пытался его силой оставить. Хускарл на шестой руне был ему нужен здесь. Но Аднтрудюр сумел вырваться, хоть и не без ранений. Конечно, восьмирунный Аднальдюр мог бы его убить, но не стал.
Вряд ли ульверы вернутся сюда еще раз после такого гостеприимства. Я хотел поговорить с тестем, спросить, не против ли он, коли мой отец будет раз в год приезжать и торговать. И выгода от того была бы всем, особенно айсландерам. Все же не чужой человек бы приходил, а свёкр, передавал бы весточку от дочери и внука, цены бы давал хорошие. Но поглядел я на выплясы Аднальдюра и не стал ничего говорить. Кто знает, чего ему взбредет в голову? Может, он и отца моего принудит остаться на острове? А Эрлинг-то на седьмой руне всего, сможет ли отбиться? Ну уж нет. Пусть себе сидят еще сто зим без гостей и торговцев.
На утро мы думали отплыть, но с ночи всё затянула густая молочная пелена. И Альрик, едва рассвело, принялся расхаживать по берегу возле корабля. Он опасался, и не без причин, что островитяне могут выкинуть какую-нибудь штуку, чтобы мы остались. Да хотя бы тот же Аднальдюр. Он с нашим отплытием терял и сына, и дочь, и сильного зятя. И тайна, которую ему продал в тот раз Альрик, больше не была тайной: люди Лейфа, поди, разболтали давно по всем родам.
Я всё боялся, что кто-нибудь сломает «Соколу» киль, как это сделали мы с кораблями Лейфа и Кьелла, потому встал спиной к борту и вслушивался в звуки, приглушенные туманом. И многие ульверы сделали так же.
— Безднов туман, — проворчал я. — И сколько мы так простоим? Неужто три дня и три ночи сторожить будем?
— Да не, — вдруг послышался голос сверху. Офейг, что ли? — К полудню развеется.
— Откуда знаешь?
— Да знаю вот. Я такое всегда чую: дождь ли, мороз ли, ясно ли. Мать чуяла, и я вот тоже.
— Пойди Альрику скажи. Пусть порадуется.
Рядом скрипнул песок. Офейг спрыгнул с корабля и пошел куда-то в молоко, зовя хёвдинга. Но вскоре воротился с растерянным видом.
— Нет его нигде.
— Да он же тут ходил, корабль стерег.