Страница 88 из 93
— Когда тебя и то, что ты делаешь, беззаветно любят с самого начала, намного проще. ― Кажется, Мастер опять смотрел на море. ― Когда тебе приходится искать и выгрызать эту любовь, ты можешь попасть в ловушку. Начать сравнивать себя с другими. Начать обещать себе: «Я стану таким, как
Идо сжал кулаки. Мастер снова тронул его за плечо, в этот раз совсем мягко.
— И вот ты бежишь, бежишь за кем-то… и все больше ненавидишь себя за то, что не можешь догнать. Не понимаешь, что это нормально, не понимаешь, что вы разные и вообще-то должны не играть в салки, а держаться за руки. Но главное, тебе становится все равно, кто там чем восхищается в тебе. ― Лицо Мастера ожесточилось. ― Плевать на короля, ведь он не пишет картин. Плевать на народ, ведь он необразован. Ты либо обесцениваешь эту любовь, либо не веришь. ― Идо болезненно вздрогнул. ― Это гордыня, мой светлый. А ведь ради этого все и затевалось, мне кажется. Ну… сама эта способность творить. Боги дали нам ее, чтобы мы приносили радость друг другу, а не только самим себе.
— Мастер… ― Идо и сам понял, что это не оклик, а полный боли стон: «Хватит». Змея в груди свернулась клубком и начала превращаться в ледяное изваяние, голова закружилась, в глазах защипало. ― Элеорд…
— Я люблю тебя и такого, ― тихо, устало ответил Мастер. ― Слепого и охваченного гордыней. Потому что я знаю: она никогда не помешает тебе нести свет. А будь ты безнадежен ― оставил бы меня там, в руинах.
Идо не знал, что ответить, точнее, понимал: он… не вправе пока отвечать. Да и сил искать слова не было, дождь наконец продрал до костей.
— Я… обещаю, ― только и выдохнул он и порывисто обнял Мастера, сразу почувствовав ответное объятие. Вдруг вспомнил: на первой картине, написанной вскоре после усыновления, была Лува ― спускалась по небесной лестнице и касалась ладонью запрокинутого лица художника, который, казалось, был узнаваем, несмотря на лишнюю седину и нарушенные пропорции. Идо назвал ее «Вдохновение» и не говорил, кого изобразил. Понял ли Мастер? Идо не знал. Но работу, которая вскоре стала казаться Идо слабой, он после вернисажа вернул в дом и держал в своих покоях.
— Пожалуйста, ― прошептал Элеорд, потрепав его по волосам. ― Давай мы не будем ссориться, а ты не будешь себя грызть. Теперь совсем не до того.
— Простите… ― пробормотав это, Идо уткнулся ему в грудь. ― Прости за все. И я никогда не… я не забуду, что король до конца помнил о моих звездах.
Они долго сидели так ― вдвоем над бездной. Идо становилось теплее, спокойнее, а сказанное, сделанное, случившееся начинало казаться просто глупым кошмаром. Все позади. Ганнас остался без короля, его наверняка ждут беды, но Идо верил, что все выстоит, пока Мастер рядом. Все будет как раньше. Лучше. Элеорд ди Рэс ― гений, Идо не отречется от этого, но прозреет в ином. Они наберут еще учеников и все отстроят. Все исправят. Вокруг них сейчас столько хороших людей, взять хотя бы Иллидику, славную Иллидику, которую все больше хочется узнать ближе, и тогда, может…
— Я скоро уезжаю, Идо, ― прошептала ему дождливая тишина. ― Видимо, навсегда. Надеюсь, ты будешь с честью продолжать наш род.
Идо отпрянул, упал обратно в ненастный холод. Казалось, он ослышался.
— Что?.. ― Все эти фразы не имели никакого смысла. Как «уезжаю»? И… род?
Элеорд вздохнул, выпрямился, растер свои плечи. Капли дождя все бежали по его лицу и волосам, но он не замечал этого. Впервые он был не зол, не огорчен, но растерян. И, похоже, с большим трудом находил нужные слова.
— Король Эльтудинн, ― медленно начал он, ― и все, кого не устраивает нынешний порядок, напоминающий, впрочем, скорее беспорядок, хотят отбыть с Общего Берега. Не так давно пиратис, углубившиеся в море, подтвердили, что там, довольно далеко, есть земля. Теплая. Светлая. И пустая. Там можно многое начать с начала; там не будет ничего
Идо сжал кулаки. В ушах зашумело. Стало холодно почти до обморока.
— И все же там нужен кто-то, чтобы писать лики богов? ― горько спросил он. ― Ведь не взять с собой богов довольно трудно…
Мастер кивнул. Вина ушла из его взгляда, осталась решимость.
— Возможно, я решил спешно, возможно, это было необъективно, но…
Предчувствие было ужасным, оглушительным. Идо вскочил, словно его подбросили, ― и даже не осознал этого. Мастер тоже медленно, с усилием начал подниматься. Идо подал ему руку и помог, а потом сжал запястье крепче. Вгляделся в лицо, прошептал:
— А я? Я ведь еду с тобой?
Впрочем, ответ был уже очевиден. Мастер отряхнулся, переступил с ноги на ногу, очищая от грязи сапоги. Привычная педантичность. Его вид ― мокрые волосы и одежда, ссутуленные плечи ― даже сейчас не был жалким. Невольно Идо вспомнил о перстне на его пальце. Перстне с гербовым растением. Еще одна причина позвать столь талантливого живописца в новые земли, ведь едва ли король Эльтудинн согласился бы что-то начинать с одними простолюдинами. Кулаки и зубы сжались сами.
— Нет? ― Молчание подтвердило все окончательно. ― Из-за моего… припадка? ― Идо ощутил себя беспомощным, очень маленьким, вспомнил, как еще недавно упал перед Мастером на колени, умоляя не гнать его. ― Это он! Припадок, всего лишь! Пойми, я…
Впрочем, он и сам вряд ли поверил бы себе. А главное, дело было вовсе не в этом.
— Идо, тем, кто остается, тоже нужны лики богов, ― ровно перебил Элеорд, отнимая руку. ― Здесь многое порушено, это надо чинить. И пусть Цивилизация Общего Берега мертва, ее сменят другие: моложе, может, глупее, но… хуже ли? Они должны видеть красоту, чтобы расти. Хоть немного. А я… ― он вздохнул, ― я старею, Идо. Я выдержу морское путешествие и даже бои с чудовищами, но не выдержу прогулок по обломкам. Однажды они уже меня погребли. И мне… мне будет очень плохо без Вальина.
Идо не смог даже кивнуть: там, где недавно была змея, распускались колючие и удушливые цветки боли. Он лишь попросил:
— Прочтите… прочти мое лицо. Пожалуйста. Не надо.
Но Идо цеплялся за воздух и сам понимал это. Элеорд убрал с его лба мокрую прядь, помедлил недолго и вдруг улыбнулся, пряча руки в рукава. Он не хотел ничего читать. Или устал это делать. Идо его понимал.