Страница 35 из 93
Вальин кивнул. Так и не найдя ответа для самого себя, Эльтудинн все же отыскал ― неосознанно, в считаные мгновения ― несколько слов для него:
— Но разве не почтишь ты его, став достойным правителем? У правителя больше простора вершить справедливость, чем у жреца, отягощенного служением и бесстрастием.
Но Вальин глядел все так же горько, безмолвно. Медленно подняв руку, он закрыл незрячий глаз ― спрятал чудовищное для такой юности увечье. Ладонь скрыла и розоватые язвы, похожие на…
— Я не готов, понимаешь? ― Голос его дрогнул, и образ стерся. ― Я слишком слаб. Кажется, все, что я могу, ― успокаивать и, может, умолять.
Эльтудинн вдруг улыбнулся, хотя сам не знал, откуда силы, откуда жалость, более не похожая просто на жалость, откуда убежденность. В этот раз искать слова даже не пришлось: они были с самого начала, были еще вчера, просто в них не нуждались. И для прощания они подходили как ничто другое. Изгнанник из рода Чертополоха мог и должен был еще хоть чем-то отблагодарить графа из рода Крапивы за доверие и приют. Например, немного развеять тьму вокруг его сына.
— Ты готов, ― отозвался он, не отводя глаз. ― Готов уже сейчас, а сила всегда растет с испытаниями. Ты вел себя очень мужественно там, в том бою…
— Ты тоже, ― прошептал Вальин. Эльтудинн покачал головой.
— Я лишь защищал то, чему поклоняюсь.
…
— А я…
— Знаю. Поэтому и верю.
…
— Спасибо.
И Вальин робко улыбнулся в ответ, и иллюзия сжала сердце тисками. Они поглядели друг другу в глаза ― как там, в бухте с разрушенными замками. Так ли часто смотрели друг на друга живущие под одним небом дети одного Отца? Безобразный от природы Король Кошмаров. Обезображенный людьми бог Справедливости. В этой встрече, в этом разговоре… в них определенно была ирония самого мира. Ирония, горечь и надежда.
— Правда странна, но Вудэн ничем не помог мне. ― Эльтудинн нашел наконец ответ, тоже обвел свод глазами, задержался на богаче, которому Вудэн показывал его же прошлые прегрешения. ― Скорее наоборот, он стал псом, охраняющим покой моих врагов. Поначалу мне даже казалось, что за это я ненавижу его…
Вальин вздрогнул. Эльтудинн не мог слышать очевидного и быстрее продолжил:
— Знаю, нельзя ненавидеть богов. Даже то, что темных почитали лишь в «поганых местах», говорило не о ненависти, но о страхе перед их величием, кажущимся более беспощадным, чем у светлых.
— Кажущимся… ― Вальин словно прочел его горькие мысли. Или просто думал о том же, готовясь принять гнев Дараккара за сложенный сан.
— И все же я ненавидел Вудэна, ― Эльтудинн произнес это вслух. ― Ненавидел ― и славил. И постепенно… пожалуй, свыкся, полюбил его, понял даже, что мы похожи не только цветом кожи. К тому же есть вещи, в которых я очень надеюсь на его помощь.
— Он все еще не помог? ― Вальин спросил это почти с возмущением, искренним, каким-то детским пылом, за которым явно сквозило «После всего, что ты для него сделал?». И захотелось вдруг рассмеяться, тепло и искренне рассмеяться в ответ на эту наивную веру, будто боги могут и должны чувствовать себя обязанными людям.
— Нет, но я не ропщу.
— А может… я смогу? ― Это поразило еще больше, в груди запульсировал вдруг горячий ком, такой, что стало почти дурно.
— Нет, нет. Это… дела прошлого, личные. Но, возможно, им требуется время. ― Вальин слушал так внимательно, с таким участием, что с губ все же слетело: ― Понимаешь… мне нужно однажды найти и похоронить родных. ― Поняв, что вообще не может выдержать больше этот взгляд, Эльтудинн уставился на тело Остериго Энуэллиса. ― Случилась беда. Та, из-за которой я здесь. Неважно.
Он все же посмотрел в бледное лицо Вальина, очень боясь найти там жалость. Понимал: не сможет принять, оскалится, ответит чем-нибудь резким… но юный граф смотрел иначе, так, будто вот-вот скажет: «Так едем же искать их сейчас». Это было тем удивительнее, учитывая, каким измученным он выглядел и как мало знал об интригах при дворе Чертополоха. Но вот он словно спохватился, тоже потупился и сказал лишь:
— Он не оставит тебя в этом поиске, я знаю. И буду просить Дараккара о том же… если он вдруг захочет еще со мной говорить.
— Спасибо. ― Эльтудинн снова слабо улыбнулся. И, поколебавшись, решил все же продолжить о том, с чего начал: ― Надеюсь, Вудэн правда запомнит меня и не отвернется… хотя скоро я перестану ему служить.
Вальин вскинулся, удивленный и растерянный.
— Так ты тоже отказываешься от сана? Но почему?
Конечно, он не подозревал о выборе, который Эльтудинн сделал. И лучше было сказать прямо, чтобы хотя бы оградить себя от возможной погони. Но незыблемый выбор показался вдруг тяжелее, чем еще несколько швэ назад. Его даже захотелось отсрочить, хоть на пару дней. Что, что так дрогнуло внутри? Эльтудинн поборол эту дрожь. Лишнее. Он больше ничем не поможет Соляному графству, для этого есть король. И его избыточной опекой над Крапивой лучше воспользоваться.
— Ты сам это знаешь. Мой путь иной, как, видимо, и у тебя. Жаль… ― он помедлил, осознавая: да, ему жаль, это не просто слова, ― они не пересекаются. Я должен уехать.
Грусть и очевидный вопрос отразились у Вальина на лице, но тут же оно застыло. Слова о телах близких, похоже, были для него достаточной причиной не возражать, не спрашивать «Как так, если ты изгнан?», даже не думать о том, чтобы вмешаться. А впрочем, до вмешательств ли ему? Возможно, даже наоборот, он сейчас рад тому, что хоть одно напоминание о гибели родных вот-вот исчезнет. Эльтудинн поискал в глазах эту радость, но не нашел. И зачем-то признался:
— Я тоже не до конца уверен, что поступаю верно. И что справлюсь.
Он ожидал услышать простое эхо собственных недавних слов, что-нибудь формальное вроде «Справишься». Но Вальин сказал иное:
— Даже если нет, помни, что тебе есть куда вернуться. Я… мне жаль, что прежде я не смел с тобой заговорить.
«И мне». Но произнести это значило привязать себя к этому месту, краем сердца, но привязать. Эльтудинн за несколько приливов и так понял: Крапива, даже если она, как Остериго, не жжется, а скорее пышно цветет, опасна. Легко пускает корни в сердце, а ему такого не нужно, все его братья мертвы. И все же он сказал:
— Я рад, что мы поговорили сейчас. Кажется… мы похожи.
Серые глаза все смотрели на него, робко, но тепло. И под этим взглядом он терялся.
— Что ж, хорошего пути. ― Наваждение наконец разбилось. Вальин поднялся с колен первым, и Эльтудинн удивился, как легко расправляются сгорбленные узкие плечи. ― И еще раз спасибо за то, что был с нами до самого конца. Я никогда этого не забуду.