Путь наверх. Бессмертная

– Уйди с дороги! – взгляд царицы был полон презрения. – А то сброшу вниз, не посмотрю на корону!

– О! – Феанор развёл руки. – Жуть, как страшно! Иди-иди, бешеная, суши задницу! – и посторонился, пропуская её.

Ария поднялась в опочивальню, кликнула девок, велела наполнить горячей водой ванную. И лежала долго, отогреваясь, успокаиваясь в аромате сушёных лепестков роз и фиалок. На мраморный край ванны положила свой меч – пусть только подойдёт Феанор! Будто забот других у царя не было, как за ней в купальне подглядывать!

А вытираясь, опять ощутила боль и зуд – симметрично, с обеих сторон на спине, ближе к бокам, под рёбрами. Нешто застудилась? Должно, на корабле ещё, когда плыли к острову, да ледяной волной окатило, добавило.

Девки принесли обед, горячий грог, Ария поела, попила, окончательно согрелась, забралась на постель и крепко уснула и проспала весь остаток дня и полночи.

Проснулась от приступа острой колющей боли под рёбрами, со стоном приподнялась, коснулась там, где болело. Горячо стало под ладонью, будто жгло изнутри. Отлежала, должно быть.

Она встала, прошлёпала к окну, откинула тяжёлую портьеру. Луна светила на небе, почти круглая, дня или двух до полнолуния недоставало. Будто живое жёлтое око смотрело сейчас на молодую царицу. Должно, так же матушка её, Лея, заточенная в высокую башню, с надеждой и трепетом глядела на эту большую небесную золотую монету.

Ария глубоко вздохнула и почувствовала, что боль под рёбрами ушла, отхлынула, не мешала больше.

– Отец мой! – шёпотом взмолилась девушка. – Дай мне сил свершить начертанное!

– Если не будешь стоять на холодном полу босиком, и не свалишься с простудой, так и свершишь, – услышала она тихий ответ.

Она даже вскрикнула от неожиданности, не сразу сообразив, что не Луна ей отвечает. Голос шёл с другой стороны комнаты. Царь спал там, на той мраморной скамье, где и в прошлую ночь ложился, покуда к ней не пришёл.

– Чтоб тебя, Феанор! – досадливо махнула рукой Ария. – Больше места не нашёл во всём дворце?

– Это наша опочивальня, – напомнил он, – жрецы по всему дворцу шастают, я и пошёл сюда, чтобы они не тревожились.

– Жрецов, сталбыть, пожалел! – вздохнула она.

– Нас с тобой пожалел! – фыркнул царь. – Они, знаешь, какие нудные? Потом жизни не дадут с постами своими да молитвами! На острове с незапамятных времён особенно почитают культ Весты, если ты не знала ещё.

Ария вернулась к своей постели, взяла подушку, подошла к Феанору.

– На, – протянула ему.

Она почти не видела его лицо в темноте, но была уверена – царь улыбался. Всегда улыбался, когда смотрел на неё. Что такого смешного видел в её лице Феанор?

– Одеяло дать тебе? – спросила она.

– Не нужно, моя дорогая, – мурлыкнул он в ответ, – я моряк, я привык к холоду, и спать там, где ночь застанет.

– Вот и спи! – отрезала Ария. – И не вздумай взять меня спящей, понял?

– Куда взять? – уточнил Феанор.

– Взять! – она внезапно смутилась и не нашлась, что ответить.

– Куда взять-то? – рассмеялся царь. – Спи, дура, я никуда не еду!

Глава пятая

Ария – значит, «избранная»

Арию разбудила не то муха, не то жучишка какой-то, прополз по щеке, пощекотал. Она сморщилась, почесала щёку, согнала непрошеного гостя. Но сон не досмотрела, опять, на другую щёку села назойливая букашка, поползла вниз. Ария дёрнула головой, хлопнула себя по щеке. А муха уж и нос взялась щекотать.

Откуда мухи-то? Рано им ещё! Белые мухи ещё летают в воздухе, снег вон вчерась падал, мокрый, неторопливый.

Муха слетела с носа и уселась на губы. Ах, ты, поганка! Ария хлопнула по губам, всё так же не открывая глаз, и уже понимая, муха не отстанет, и поспать не даст. Но муха вдруг тихо засмеялась, таким знакомым за два дня смехом.

– Феано-о-ор! – через силу открывая глаза, недовольно протянула Ария.

– Утра доброго тебе, царица! – он сидел на краю её постели и держал в руке ветку вербы с распустившимися пушистыми серёжками.

Ария схватила эту ветку, взглянула на неё и всё поняла.

– Сейчас? – глаза её широко распахнулись, и голос подсел от волнения. Она вскочила с постели.

– Нет-нет, – успокоил её Феанор, мягким движением кладя ладони ей на плечи и усаживая обратно на кровать, – завтра.

Глаза его, с мелкими морщинками в уголках, от привычки прижмуриваться под бьющим в лицо морским ветром, уже не смеялись, смотрели на неё серьёзно и встревожено.

– Скажи, что я должна делать, царь? – спросила Ария.

– Сначала поцелуй меня на удачу! – он ни мига не мешкал с ответом.

И она уже потянулась навстречу, но опомнилась, ругнулась, толкнула его в грудь.

– Нашёл время для дуростей своих!

Феанор весело засмеялся, но Ария видела – тревогу прячет царь за напускным весельем. И увидев, как она смотрит на него, он замолчал, оборвал смех.

– Иди умойся, оденься, поешь, – велел, – и выходи на задний двор. Я мастера пришлю, он меня ещё обучал воинскому делу. Поработает с тобой.

– А ты? – спросила Ария. – Может, сразимся?

– Нет, – он решительно покачал головой, – я не могу. Не проси.

– Почему, Феанор? – не поняла обиженная его отказом девушка. – Мне это нужно! Завтра битва!

– Ты не понимаешь, что ли, ничего совсем? – в его голосе слышалась отчётливая злость. – Совсем дура, да? Я не могу с тобой ристаться, Ария! Не могу тебя ударить! – Феанор встал с постели и пошёл к двери. – Собирайся и выходи! – велел на пороге. – Я хорошего тебе мастера пришлю! И сам буду там же, смогу дать дельный совет! Давай, не теряй времени!

Ария послушалась. То, что Феанор переживал о грядущей битве, облегчало её задачу, вселяло уверенность. Ей хотелось думать, что не о том он радеет, чтобы сразила она Дагона, а о том, чтобы сама в битве той голову не сложила. Надо же, два всего дня прошло, ни любви не было между ними, и дружбы не вышло, а напротив, почти ясная вражда, а вот тепло ей было, что царь тревожится за неё.

Она посмотрела на рубин в кольце, которое носила, не снимая. То самое кольцо, что стащила с руки Феанора тогда, в начале зимы, как символ их помолвки. Ария никому и даже себе не в силах была объяснить, почему так дорог ей этот перстень. И сейчас, посмотрев на спокойным светом блиставший красный камень, ощутила уверенность в своих силах, и улыбнулась. Подышала на рубин, протёрла его краем рубашки, подняла руку, поймав в грани камня солнечный луч.

– Сила приносит свободу! – сказала Ария и пошла одеваться. Оставался всего один день до решающей битвы и – да помогут ей боги! – её блистательной победы.

День в тренировочных боях пролетел незаметно. Ария слушала военачальника да удары отрабатывала, а город погружался в траур.

Слишком сильным был страх перед Дагоном и обычай отдавать каждую весну дюжину лучших сыновей и дочерей острова, чтобы поверить в чудо избавления. Не верили островитяне пророчествам и уже оплакивали юную царицу. Разве выстоит она, разве способна сокрушить чудовище? Всё пройдёт, как каждую весну, только на одну душу больше примет в свою ненасытную глотку Дагон.

И вот уж приспущены флаги на башнях, не треплет ветер шёлковые полотнища с золотыми кистями. Чёрным крепом закрыты окна домов, чёрные ленты спускаются с башенных зубцов, в чёрные одежды облачаются горожане, и сдержанный плач плывёт над городом, утекая за каменные стены и растворяясь в зловещем шуме тяжело набегающих на берег волн.

Феанор ничего не сказал Арии о городе, одетом в траур. Весть о том, что люди не верят в её победу, подкосила бы её, лишила сил. Царице за весь день некогда было выйти за дворцовую стену, и спать она, уставшая в учебных битвах, пошла рано. Феанор, супротив обыкновения, не последовал за нею, и где провёл ночь, того она не ведала. Утром, ещё до рассвета пришёл, но ещё раньше Арию разбудил военачальник и помог одеться.