Страница 103 из 134
— Мы уже дошли до мужского среднего возраста, а у нас нет детей; род наш может пресечься. Не тяни, женись!
— Охотно женился бы, брат мой, — ответил Антонико, — но мы сделаемся врагами, так как при встрече с тобой женщины, идущие по воду, от твоей красоты падают без чувств.
— Жена твоя не увидит меня, кунацкую нашу я построю на расстоянии кабардинской десятины от твоей комнаты.
Дзанболат построил себе кунацкую на расстоянии кабардинской пахотной десятины, и Антонико в тот же день женился.
В старину существовал такой обычай: сыграв свадьбу, молодожен отправлялся в годичный балц. Антонико оседлал своего коня, собрался в дорогу и поручает своей жене:
— Я отправляюсь в годичный балц. Счастливо тебе оставаться, милая моя жена! Но своим семи кабакам мы ежегодно устраиваем пир. Если я не вернусь, то, может быть, тебе придется устроить годичный пир нашим семи кабакам.
И он отправился в годичный балц. Годичный день наступает. Жена Антонико устроила годичный пир и собрала жителей семи кабаков.
У них были два глашатая: Дзандар старший и Дзандар младший.
На пиру присутствовало великое множество людей. Они стали переговариваться между собой и спрашивают друг друга:
— А что, если мы устроим встречу нашего владетеля Дзанболата и его невестки?
Дзандар старший и Дзандар младший схватили почетный бокал и почетную долю, ворвались к Дзанболату и говорят ему:
— Вот твоя невестка прислала тебе почетный бокал и долю и просит тебя, чтобы ты вышел к людям, собравшимся на пир.
Дзанболат схватил свою шашку и закричал на них:
— Продажные собаки! Как вы меня приглашаете, когда я дал слово своему брату?!
Они унесли свое обратно. Входят к невестке Дзанболата и говорят ей:
— Вот твой деверь вернул тебе свой почетный бокал и долю!
— Продажные рабы! — закричала она на них, схватила свои булатные ножницы и прогнала их. Они ушли и отнесли бокал и долю снова к Дзанболату. Пали перед ним на землю и говорят ему:
— Убей ты нас вместо того, чтобы нас убила женщина! Мы отсюда не выйдем, пока ты не пойдешь с нами!
— Да не простит вам бог! — сказал им Дзанболат, набросил на плечи свою смушковую шубу, вышел к пирующим и встал с краю около них.
Невестка Дзанболата посмотрела на пирующих людей в дверь. Когда она увидела Дзанболата, она упала, лишившись чувств от его красоты. Очнувшись, она приподнялась и послала сказать своему деверю Дзанболату:
— Мой деверь должен зайти ко мне в комнату!
Заводят к ней Дзанболата, и она с упреком говорит ему:
— Почему он, имея такого брата, поручил мне устроить пир семи кабакам? Если бы женщина могла руководить, то она не выходила бы замуж.
Дзанболат стал руководить пиром. Люди поели, выпили, стали расходиться. Невестка и Дзанболат назвались сестрой и братом. Жена Антонико говорит Дзанболату:
— Уже неурочное время, куда ты уходишь, оставайся здесь!
Она постелила постели рядом, как брату и сестре. Дзанболат вынул свою булатную шашку и положил ее между собой и ею. Жена Антонико вынесла свои булатные ножницы и тоже положила их между собой и им. Лежа рядом, они стали вести разговор: советуются о народе своем, о своих людях.
А тем временем прибыл домой Антонико и во дворе стал наносить удары своему коню со словами:
— Уезжая, я оставил тут одного ребенка. Может быть, он еще жив?
— Ах, увы, увы! — сказал Дзанболат, вскакивая. — Со мной случилось то, чего боялся мой дорогой брат! Он больше не поверит мне.
И он поспешно выскочил через заднее окно, но второпях забыл в постели свою стрелу. Жена свернула постель и сложила ее на место, где хранятся постельные принадлежности. Антонико радостно вошел в свою комнату. Любимая жена его поставила перед ним ужин.
Поужинав, он говорит ей:
— Если бы ты мне, уставшему от верховой езды, постелила, то я отдохнул бы в своей постели.
Она сняла с него ноговицы и стала стелить постель. Из постели выпала стрела. Стрела Дзанболата была длиннее стрелы Антонико на одну пядь. Антонико выхватил из колчана свою стрелу, смерил ее со стрелой Дзанболата, и та оказалась длиннее на одну пядь.
Ничего не сказав больше, он сел на стул, надел опять свои ноговицы и прочее, оседлал снова своего коня, сел на него и выехал из своего дома. Подъезжает к кунацкой Дзанболата и кричит ему:
— Ты, солнышко мое, добился того, к чему стремился! Заходи к своей жене! Зачем ты еще спишь здесь? Пусть семь кабаков радуют тебя!
— Не говори этого, брат мой старший! — отвечает ему Дзанболат. — Ты убедишься в моей невиновности и еще будешь меня разыскивать, но уже не найдешь больше.
— Что ты еще оправдываешься, что ты мне еще говоришь, когда ты впопыхах забыл там стрелу от своего лука?
Антонико отправился к караногайцам, выпросил у них очень большое войско и выступил с этим войском, сказав:
— Когда прибудем на место, то обложим кругом кунацкую; я вызову его, и, если он выйдет, стреляйте в него все разом, а то из-за его красоты даже ружье в руках врага не стреляет в него: ваши ружья выпадут из ваших рук.
Они прибыли к кунацкой Дзанболата и обложили ее кругом. Люди на ухо говорят друг другу:
— Пусть никто ни в коем случае не стреляет в этого замечательного человека, не увидев его! Нас множество воинов, и никуда он от нас не сможет уйти.
И множество воинов дали слово.
Дзанболат набросил на плечи свою смушковую шубу и вышел к Антонико, брату своему.
— Стреляйте в меня! — сказал он. — Я невиновен, но раз вы — войско моего брата, то вы должны меня убить!
Когда воины увидели его, то ружья их выпали из их рук, как из руки одного человека.
— Руки наши не поднимаются, чтобы убить его, — сказали они единодушно. — Разберитесь между собой сами в правоте и виновности своей.
И, как один человек, войска по общему согласию повернули обратно, покинули кунацкую Дзанболата. Антонико вернулся к своей жене и стал жить с ней.
Дзанболат же задумался и сам себе говорит:
— Как мне самому убить свою невинную душу?
Думал он и днем и ночью и надумал: «Когда-то во время игры я убил сына Бестаухана; может быть, и он меня убьет? Никто другой не может убить меня!»
Отправился он искать своей смерти. Захватил с собой все свое имущество, вместе со своими воинскими доспехами, свою охотничью собаку, и в неурочный час вошел в кунацкую Бестаухана. Свои боевые доспехи он развесил в кунацкой, лег там навзничь и заснул тревожным сном. Пояса с себя он не снял.
Утром девушка-служанка Бестаухана пошла по воду и заглянула в окно кунацкой — узнать, нет ли там гостей. Она лишилась чувств, упала навзничь, вода в ведрах ее пролилась. Наконец она очнулась и побежала обратно к реке; принесла рысцой два ведра воды; а мимо кунацкой уже не проходит, обходит ее издали, боясь, что опять его увидит и лишится чувств.
Пришла она к хану.
— Продажная рабыня! — кричит на нее хан. — Где ты опять ротозействовала?
— Хан, хан, да будет счастье твое долговечным! Я никуда не отлучалась. В нашей кунацкой спит человек необычайной красоты, с тонкой, туго затянутой талией; гончая собака его ростом с коня. Я посмотрела в окно, и мне стало дурно, я лишилась чувств; ведра мои пролились. Когда я очнулась и пришла в себя, то я снова побежала набрать воды, но, хан, — да умножится твое счастье! — я и до сегодняшнего дня не ротозействовала, нигде не смотрела по сторонам глупо.
Хан говорит своей жене:
— Ну, хозяйка наша! Какой подарок бог нам послал: олень сам явился к топору!
Бестаухан был владетелем семи кабаков. Он оповестил всех своих подвластных, кто был на ногах:
— Пусть каждый с оружием идет в ханский двор!
Собралось великое множество людей, спрашивают хана:
— Что нужно, владетель наш, хан наш?
— Эй, мои бравые люди, нужные мне в нужный момент! — говорит хан. — Сегодня я очень нуждаюсь в вашей помощи: тот, кто убил вашего будущего хана, находится в моей кунацкой. Я его вызову, а вы уж стреляйте в него все разом, а то его не берет ружье врага: если вы его увидите, то от его необыкновенной красоты ваши ружья выпадут из ваших рук.