Медведь

— Ты догадался?

— Я видел, какое у тебя было лицо, когда он сказал про свадьбу пятнадцатого октября.

— То есть… свадьбы не будет? — растерянно спрашивает мама.

— Конечно, будет! — отвечает ей Михей.

— А кольцо у него все-таки было, — выдает дедуктивное умозаключение папа.

— Купил на днях, — кивает Михей. — Был наготове.

— Свадьба будет, — говорю я. — Но не в октябре. Когда-нибудь потом. Куда торопиться?

— Когда-нибудь потом? — Медведь скептически поднимает бровь.

— Хочу подольше побыть твоей невестой, — объясняю я.

— А женой?

— Женой я и так буду долго.

— Да… Но хотелось бы, чтобы этот момент наступил побыстрее.

— Бежишь впереди паровоза, — улыбаюсь я. — Бешеный газ.

— А ты все хочешь сорвать стоп-кран…

— Просто чуть-чуть притормозить. Я же тормоз.

— Ты моя тормозулечка! — шепчет мне на ухо Медведь.

Я смеюсь. И от его смешного слова, и от щекотки. Он целует мою шею, жарко дышит, и мне вдруг становится нечем дышать.

Родители куда-то исчезают. Мы остаемся вдвоем. Михей опускает меня на траву и оказывается сверху.

— Мы же не будем здесь…

— Будем.

— Ты серьезно?

— С такими вещами не шутят, — рычит он.

И зубами задирает мою футболку. Целует живот. Грудь. Пробирается под лифчик…

— Ой! — резко дергаюсь я.

— Что?

— Меня кто-то укусил. За попу.

— Что?! Твою попу могу кусать только я!

Я вскакиваю. Вижу, что по моим голым ногам стройными шеренгами шагают муравьи.

— Ты посадил меня попой в муравейник!

— Котенок, прости!

Он стряхивает с меня муравьев. Я пищу и прыгаю на месте.

— Они у меня в трусах!

Михей забрасывает меня к себе на плечо, задирает юбку, стягивает трусы, и шлепает меня по голой попе.

— Что ты делаешь?

— Сгоняю муравьев.

— Пошли отсюда! Они тут везде!

— Пошли.

И мы идем. То есть Михей идет. А я вишу на его плече, сверкая голой задницей.

— Прикрой меня!

Он накрывает мою оголенную часть ладонью. У него, конечно, огромная лапа, но…

— Платьем!

Михей останавливается у опушки леса. Опускает меня на траву. Я отбираю у него свои трусики и надеваю.

Мы стоим, смотрим друг на друга. Михей притягивает меня к себе, обнимает, гладит по всяким местам.

— Как там моя попка?

— Прекрасно.

— Хочу ее поцеловать.

— Не здесь же!

— Дома твои родители.

— Да…

Мы стоим. Молчим. Я уткнулась в его грудь и дышу его запахом. Здесь он особенно уместен — лесной, хвойный и немого цитрусовый.

Я ни о чем не думаю. Мне просто очень-очень хорошо…

— Юль, я люблю тебя, — шепчет Михей. — Давно это понял.

— Давно… Миш, мы знакомы полтора месяца.

— Время — штука условная. Иногда за день происходит больше, чем за всю жизнь.

— Да… Знаешь, я… Наверное, я влюбилась сразу, как только в первый раз тебя увидела. Тогда, у Варлама. Ты тыл такой… невероятный. Большой, брутальный, красивый Медведь. Лапы сильные. А губы нежные. Я это чувствовала.

— Я таю от твоих слов, — шепчет он. — Превращаюсь в лужицу ванильного сиропа.

— Правда, потом я тебя люто возненавидела., - добавляю я.

— А сейчас? — спрашивает он.

И я чувствую, что он затаил дыхание.

— Сейчас… я каждую секунду думаю о тебе. Когда ты рядом, у меня жар и лихорадка. А когда тебя нет — внутри озноб и пустота. Как думаешь, что это? Похоже на какую-то болезнь…

— Это ты от меня подхватила. Очень заразная болезнь. Любовь называется.

— Ну вот. Так я и думала…

— Что ты думала?

— Я люблю тебя!

— А я тебя… Очень-очень сильно люблю.

Он прижимает меня к березе. Моя юбка снова оказывается задранной. Попу царапает жесткая древесная кора.

Но я не жалуюсь. Я расстегиваю джинсы Медведя…

73

Меня заводит ее запах, ее поплывший взгляд, ее упавшие на лицо волосы и — ее дыхание. Быстрые вдохи через приоткрытые губы. Прерывистые выдохи, в которых я уже слышу сладострастные стоны. Но вместо стона вдруг раздается:

— Кажется, мы собирались не делать этого…

— Да ладно! — отзываюсь я. — Не может такого быть.

Я держу ее за бедра, прислонив к березе, она обвивает своими длинными ногами мою талию. Я кусаю ее плечи и шею. Нежно… Сдерживая дикое животное желание сожрать ее всю.

Ее пальцы в моих волосах. Ногти впиваются в голову — потому что я только что добрался до сладких бутончиков…

— А ты не помнишь, зачем мы собирались так себя мучить? — спрашиваю я между щекочущими поцелуями.

— Вообще без понятия, — стонет она.

— Как нам вообще такое в голову пришло?

— Не знаю… Я не могу без этого! — выдыхает Юлька.

Прижимаясь ко мне всем телом.

— А я как не могу! Вообще!

Забыл все слова, мычу, как неандерталец.

— Как? — дразнит меня Юлька.

— Сейчас покажу.

И я с разбегу врываюсь… Нет. Еще не врываюсь.

— Подожди! — пищит Юлька.

— Что?

— Мои трусики… Ты забыл их снять…

— Когда ты успела их надеть?

Я дергаю кусок ткани, мешающий нашему страстному соединению, раздается хруст, я отбрасываю то, что осталось от преграды, и — слышу шепот Кошки:

— Я так соскучилась. Так хочу тебя…

— Я сам чуть не сдох от тоски! Два дня не был в тебе.

— Оу! — вскрикивает Юлька, когда я заполняю ее до упора.

— Что? Больно?

— Да… Нет… Быстрее!

Меня уговаривать не надо. Я вдалбливаюсь в нее со скоростью отбойного молотка, береза скрипит и качается, сверху сыпятся едва начавшие желтеть листья.

— Да… — хрипит Кошка, царапая мою спину. — Да!

Да… Мы устроим в этом лесу самый горячий листопад…

— Моя сладкая попочка!

Я целую ссадины на нежной коже и ругаю себя последними словами.

— Аккуратнее!

— Что же ты молчала?

— Я не молчала. Я говорила: “быстрее”, - смеется Юлька. — Я не чувствовала боли. Совсем. Мне было так приятно…

— Надо зеленкой намазать, — говорю я. — Или я просто буду весь вечер зализывать эти ранки…

— На глазах у родителей?

— Точно…

Юлька поправляет платье. Смотрит на то, что осталось от ее трусиков. Оглядывается по сторонам.

— Мы распугали всех ежей и зайцев, — замечаю я.

— А волки тут есть?

— Не встречал.

— А медведи?

— Тебе меня мало?

— Ну не знаю…

В ее глазах мелькает что-то такое, от чего у меня снова вылетают пробки. Мы же только что… Но я хочу еще. Я два дня терпел!

Снова набрасываюсь на нее, как безумный. Но не забывая, что с попочкой надо быть аккуратнее.

— Мы же не будем… опять? — шепчет Юлька.

— Сама напросилась.

— Как я напросилась?

— Ты стояла у дерева… И смотрела на меня.

— Ах, вон оно что! — хихикает Юлька.

— Надо в другой позе. Ты сверху.

Я падаю в траву. Роняю Юльку на себя. Она хохочет.

— Я больше не могу! Правда. Пойдем домой.

— Ладно. Я просто тебя поцелую.

И мы просто целуемся. Долго. Медленно. Нежно. До головокружения, слабости в коленях и дрожи во всех конечностях.

Возвращаемся домой, пьяные от счастья. Даже не сомневаюсь, что по нашим лицам и по потрепанному виду понятно, чем мы в лесу занимались.

Юлька смущенно краснеет и бежит в спальню надевать белье.

Ее родители, тоже какие-то смущенные, кормят нас свежеприготовленным борщом. А потом Юлькина мама говорит:

— Мы, пожалуй, сегодня уедем. Михаил, вы нам организуете машину?

— Конечно. А, может, все же останетесь?

— Да нет. Мы лучше… поедем.

Ну и прекрасно. Приличия соблюдены, я предложил остаться. Один раз. Повторять не буду.

— Спасибо, что приехали меня поздравить, — прощается Юлька с родителями.

— Подарки мы у тебя в квартире оставили, — говорит мама.

— И цветы тоже, — вставляет папа.