Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 46 из 56

— У тебя есть братья или сестры? — неожиданно спрашивает Михей.

— Нет. А у тебя?

— И у меня нет. Быть одним ребенком — то еще удовольствие. У родителей все надежды на тебя. Тебя в детстве донимали с оценками?

— Да не особо… Я и так хорошо училась. Меня не надо было донимать.

— Ты моя умничка! А меня жестко муштровали. Репетиторы, дополнительные курсы, все дела. Я должен был поступить в крутой универ. И поступил.

— Меня тоже муштровали. Но не в учебе. Просто у меня очень строгий папа. Я должна была приходить домой в девять, отчитываться, куда пошла и с кем. И, конечно, никаких коротких юбок, помады или каблуков.

— Что-то мне подсказывает, что ты обходила запреты…

— Ну конечно! Уходила из дома пай-девочкой, потом переодевалась и красилась. Но возвращаться все равно нужно было в девять. Даже в одиннадцатом классе, когда все мои сверстники тусили ночи напролет.

— Ну, в целом я понимаю твоего папу…

— А ты понимаешь, почему я уехала из дома сразу после окончания школы? Естественно, со скандалом. Я же должна была пойти из родительского дома только под венец.

— А тебе хотелось самостоятельности…

— Конечно!

— И ты была непуганным невинным котенком…

— Да. На первом курсе я дружила с разными парнями. Именно дружила! Никому ничего не позволяла. В том числе и себе. А потом появился он…

— Та-ак…

Смотрю на Медведя. Вижу, что он сжал зубы. И прикрыл глаза. А я еще вообще ничего не сказала! Какая же у него будет реакция, когда я продолжу?

— Его звали Александр, он был старше на двенадцать лет и… И…

— Тащился от твоей неиспорченности и невинности, — заканчивает за меня Михей.

— Да… Называл меня пугливым зайчиком, говорил, что я идеальная — робкая, неопытная. Утверждал, что любит и хочет жениться.

— А ты очень хотела замуж в двадцать лет? — раздается Медвежий рык.

И он сильно сжимает мою коленку. Наверное, останется синяк… А он даже не замечает своих импульсивных движений!

— Не знаю… Нет! Просто он был такой… Он как будто загипнотизировал меня!

Я не знаю, как продолжить. Не хочется углубляться в подробности. Медведь и так на взводе. Вижу, что его буквально скручивает от ревности. Но без подробностей будет ничего непонятно.

— В общем, когда дошло до этого… ну… Ты понял.

— Я понял, — с пугающим ледяным спокойствием произносит Михей.

Он уже ничего не сжимает. Выглядит расслабленным и отрешенным. И это его ненормальное спокойствие реально пугает.

— Александр сначала связал мои руки. Как бы в шутку. А потом начал душить. И было совсем не похоже, что он шутит…

Медведь рычит что-то нецензурное. Зло, отрывисто.

— Я сейчас понимаю, что убивать меня у него цели не было, — продолжаю я. — Он, видимо, любит такие игры. И такие ощущения. Но тогда я была уверена, что мне пришел конец. Кажется, я даже ненадолго потеряла сознание. Может, от ужаса, а не от удушения. Я плохо все помню… Из-за шока. Но его мерзкие липкие руки на своем теле не могла забыть очень долго…

Меня передергивает. Я утыкаюсь носом куда-то в шею Медведя. Чувствую его мягкие надежные объятия. Его цитрусово-лесной запах. Такой родной… Такой успокаивающий…

Но есть в нем сейчас что-то еще. Что-то жесткое, грозное. Вот только мне это совсем не страшно. Вся эта жесткость — не для меня. Для меня Медведь мягкий и плюшевый.

— Ты знаешь его адрес? — вдруг спрашивает Михей.

— Чей?

— Этого мудака.

— Нет…

— А фамилию?

— Что ты собираешься делать?

— Ничего, — очень-очень спокойно произносит Медведь.

И мне становится сильно не по себе.

— Миш, он уехал из города, — выпаливаю я.

Это неправда. То есть… может, и уехал. Я не знаю. С тех пор прошло пять лет и я ни разу не видела Александра. Я даже не бывала в том районе, где он живет. Всегда обходила его стороной.

— Котенок, — Медведь отстраняется и смотрит мне в глаза. — Никогда не ври мне. Даже если все плохо, неприятно, ужасно. Просто говори правду. И мы со всем разберемся.

— Я не хочу, чтобы ты с ним разбирался! Ты вон какой… ты же убить его можешь! Одной лапой.

— Никого убивать я не собираюсь. Но в гости бы сходил.

— Миш, не надо. Это было давно. Я все забыла. Я сама была дурой…

— Нет, — жестко произносит Медведь. — Твоей вины в этом нет никакой. Поняла?

— Поняла… А тогда я поняла: раз таких мудаков привлекают невинные овечки, я больше овцой не буду. Буду волчицей, пантерой, дикой кошкой… Пусть они меня боятся!





— Мой ты дикий котенок! Научилась пускать пыль в глаза.

Я продолжаю свою историю. Отчасти потому, что хочу продолжить. Отчасти — хочу отвлечь внимание Михея от желания мести. Да, я долго ненавидела того мудака. И сейчас ненавижу. Но я не хочу, чтобы Медведь из-за него сел в тюрьму!

— Не сразу я научилась строить из себя дикую кошку, — говорю я. — Далеко не сразу… Года два я вообще не подпускала мужчин. Ближе чем на пять метров. А потом решила, что пора. Надела шпильки, короткое платье и попробовала снова.

— Попробовала что?

— Начать заниматься сексом, как все нормальные люди!

— Снова неудачно? — спрашивает Михей.

— Ага. Но уже без трагедий. Видимо, я подсознательно выбирала каких-то совсем уж никчемных безопасных хлюпиков. Один не смог. Со вторым я уснула. От третьего сбежала…

— Молодец, — выпаливает Медведь.

— А потом появился ты… И я сразу подумала, что ты должен стать моим первым. Но я никак не ожидала, что ты будешь так отчаянно сопротивляться.

Михей хохочет.

— Я, значит, сопротивлялся…

— Отшил меня.

— Прости, котенок. Тысячу раз прости! Можешь еще раз насыпать мне стекла или поджечь.

— Я больше не хочу портить твою шкурку. Она такая… приятная… Она мне нравится.

Я глажу его плечо. Шею. Запускаю пальцы в густую шевелюру.

— Мур-р-р, — мурчит Медведь.

— Мы поговорили, — шепчу я.

— Как думаешь, между нами что-то изменилось?

— Да…

— Чувствуешь себя по-другому?

— Да…

Я чувствую, как меня приподнимает. Если я сейчас еще немного поерзаю на его коленях, есть вероятность, что меня вообще подбросит, как катапультой.

— Но это только начало, — очень серьезным тоном произносит Медведь. — Нам еще многое надо узнать друг о друге.

— А когда мы закончим?

— Что закончим?

— Ну, это… разговоры.

— Хочешь кончить? — ржет он.

— Что за вопрос?! — возмущаюсь я.

— Всегда говори мне правду, Котенок. Хочешь?

68

— Хочу в лес за грибами! — бурчит Юлька.

Врет. Я знаю, чего она хочет на самом деле. Но не признается…

— Как скажешь, — шепчу я ей на ухо.

— Как я скажу?

— Ну конечно. Ты моя королева. Принцесса-кошка. Дикая мурлыка…

Я несу всякую чушь, едва касаясь губами ее кожи. Лоб, висок, ушко… все такое вкусное! Такое нежное, мягкое, трепетное. Обычно мне хочется ее сожрать. Всю. Без остатка. Но сейчас я готов растягивать пытку и просто обнюхивать и облизывать этот мятно-ванильный десерт.

Я поплыл. Растаял и размяк.

Это такая сладкая пытка… Что-то новое. Другое. Не наброситься и ворваться в нее, а просто касаться. Чувствовать. Млеть и таять.

Просто быть рядом.

Еще ночью, когда Юлька равномерно засопела буквально через минуту после того, как устроилась у меня на плече, я думал об этом. Мы же будем с ней иногда просто спать. Не круглосуточно же любить друг друга, как бешеные кролики.

Мы будем, спать, есть, заниматься какими-то делами. Разговаривать. И у меня не всегда будет бешеный стояк.

Странно, да?

С момента, как я ее впервые увидел, я все время борюсь со стояком. Или не борюсь. Я каждую секунду хочу быть в ней.

Но сейчас меня затопляет другое чувство. Не в штанах, а в груди.

Нежность…

Птеродактили в животе ласково курлычут, удав, хоть и бьется башкой о джинсы, готов быть терпеливым. А я готов дразнить Юльку, пока она сама на меня не набросится.