Медведь

— Да причем тут Ника? — рычит он. — Давно проехали.

И я вижу, что он далеко не такой спокойный, каким хочет казаться.

— Она всегда при чем. Она тебе сразу понравилась. А я нет.

Михей позвал меня на свидание только после того, как услышал мое признание девчонкам. Не услышал бы — не позвал бы. Он до сих пор пор был бы с Никой!

Эта мысль режет меня, как нож.

— Просто ты вела себя как….

— Как кто?

— Не как ты настоящая, — обтекаемо отвечает Медведь.

— Ты хочешь сказать: как шлюха?

— Я этого не говорил.

— Но подумал!

— Читаешь мысли?

— Да! Все твои похотливые мысли я вижу насквозь!

— Только у меня похотливые мысли? Ты меня никогда не хотела?

— Я…

— Планировала с моей помощью избавиться от надоевшей девственности.

— И что?

— Не очень-то благородно с твоей стороны.

— Серьезно?

— Ты хотела использовать меня и выбросить. А я живой человек. Я не перфоратор. У меня есть чувства!

Он произносит это трагическим голосом. Но… мне кажется, или я слышала в конце фразы смешок? Я ничего не понимаю. Он всерьез меня обвиняет или прикалывается?

Это что, шутки? Для меня — нет.

— Хватит, — выпаливаю я.

— Мы только начали.

— Что мы начали?

— Все. Это наше начало. Пусть такое. Дальше будет легче. Разберемся со всем потихоньку.

— Дальше? Я уже не уверена, что хочу дальше!

— Не хочешь?

— Не хочу!

Глаза Медведя вспыхивают гневом. Или болью. Или чем-то еще. Я не знаю! Я его совсем не знаю…

— Нас связывает только секс. Тебя так возбуждает мысль, что ты у меня первый…

— Да, меня возбуждает эта мысль, — признается Медведь.

И я снова чувствую боль в груди.

Я уже почти поверила, что у нас все по-настоящему. А он…

Кажется, это истерика. Я не могу справиться со своими эмоциями. Мне больно. Обидно. У меня на глазах слезы. И я пытаюсь скрыть их за возмущенными криками.

— Ты меня не знаешь! Тебе нравятся скромные послушные училки. Но я не такая!

— А какая ты?

— Другая! А ты… я тебя тоже совсем не знаю. Я не думала, что ты…

— Кто?

— Самодур и тиран. Затащил меня сюда силой. Я не хочу ехать в твою избушку! Я хочу домой! Выпусти меня!

Я стучу в стекло. Дергаю за ручку двери. И машина неожиданно останавливается.

Я вижу, что мы у моего дома.

Чувствую себя полной идиоткой. Так орала, так возмущалась… А никто не собирается никуда везти меня силой.

— Нам обоим надо остыть, — говорит Михей.

И открывает дверь.

62

Я выхожу из машины. Михей достает пакеты из багажника. Все мои подарки, полученные на дне рождения. Я и не знала, что он их забрал. И когда успел? Он все успевает. И обо всем помнит.

Он такой заботливый… И удивительно спокойный.

А я минуту назад орала, как истеричка. И сейчас мне очень стыдно.

Ну а чего он! — пытаюсь я оправдаться про себя. Я просто попросила его дать мне побыть одной. Я не собиралась ругаться. Хотела просто спокойно подумать. А он силой затащил меня в машину!

Но, оказывается, он не собирается везти меня в лес. Прекрасно…

— Давай, — я протягиваю руку, чтобы взять у него пакеты.

— Я тебя провожу, — говорит Михей.

— Ладно. Спасибо.

Мы идем к подъезду. Я впереди, он сзади. Входим в лифт. Я нажимаю на кнопку. В полной тишине.

Лифт ползет с черепашьей скоростью. Михей отводит глаза. Я тоже стараюсь на него не смотреть. Потому что не знаю, как себя вести.

Когда мы орали друг на друга, все было нормально. Обидно, больно, странно и страстно. Но нормально. А сейчас нет. Это молчание невыносимо! Оно такое густое и тяжелое, что я задыхаюсь в нем. Мне хочется что-нибудь сказать, чтобы прервать его. Но я не знаю, что…

Я открываю дверь в квартиру. Михей ставит пакеты у входа. Но сам не заходит. Ну да. Он же просто провожает меня.

— Спасибо за чудесный праздник, — говорю я.

— Пожалуйста. Я рад, что тебе понравилось.

Такой вежливый… Как чужой!

— Нам надо остыть, — повторяю я его фразу.

— Да. Надо.

Он разворачивается и просто уходит.

Я закрываю дверь. Стою возле нее, смотрю на темную деревянную поверхность. И чувствую подступающие слезы. Силой воли загоняю их обратно и иду на кухню. Сама не знаю, зачем.

Дома тишина. Соня на моем дне рождения. Веселится. А я здесь. Одна…

Бреду в свою комнату. Я ее обожаю! Мне всегда здесь уютно и хорошо. Но сейчас невыносимо пусто… Сажусь на кровать. Встаю. Подхожу к окну. Пялюсь на улицу. Но двор из этого окна не просматривается, и я не могу увидеть джип Михея. Я тороплюсь обратно на кухню, выглядываю, высматривая знакомую машину.

Ее нет. Он уехал.

Я слоняюсь туда-сюда по квартире. Забредаю в ванную. Приближаюсь к зеркалу. Смотрю на себя. Лицо какое-то осунувшееся, глаза огромные, как блюдца. В них — пустота. Такая же, как во всей квартире. И внутри меня.

А на шее колье, подаренное Михеем… Я кладу на него ладонь. И чувствую невыносимую тяжесть в груди.

Я хотела остаться одна и обо всем подумать… Давай, думай! — говорю я себе. Никто тебе не мешает. Никто никуда не тащит, не предлагает быть вместе, не стискивает в объятиях и не осыпает поцелуями… Нравится?

Я снова сглатываю подступающие слезы. Да. Все верно. Мне надо подумать… Но я не могу! В голове пусто. Ни одной мысли. Перед глазами стоит лицо Михея. Чужое. Отстраненное. Такое, каким оно было, когда он уходил.

А вдруг я больше никогда его не увижу? — пронзает меня шокирующая мысль. И я оказываюсь у входной двери. Что я тут делаю? Собираюсь бежать за ним? Так он уже уехал. Все равно не догоню.

Стою, гипнотизирую темную деревянную поверхность.

И вдруг слышу стук…. Мгновенно распахиваю дверь. На пороге стоит Михей. У меня подкашиваются ноги и я хватаюсь за дверной косяк.

Смотрю на Михея. Умираю от желания броситься ему на шею. Но он все еще отстраненный. Как будто чужой…

— Привет! — вырывается у меня.

— Ты хотела остыть, — произносит он. — Я принес тебе мороженое.

Он протягивает мне пакет.

— Ты тоже хотел остыть…

Я держу пакет за одну ручку. Он за другую.

— Да, — кивает Михей. — Нам обоим это нужно.

— Зайдешь?

— Если ты приглашаешь…

Когда он произносит эти слова, меня вдруг заполняет горячая волна — от шеи до самых пяток. В груди что-то плавится, на глаза снова наворачиваются слезы… Я загоняю их обратно неимоверным усилием воли.

— Да. Я тебя приглашаю. Поесть вместе мороженого.

— Спасибо.

— Тебе спасибо.

Боже, какие мы нереально вежливые! Никогда такими не были.

Михей снимает обувь и мы вместе идем на кухню.

— Хочешь чаю? — спрашиваю я.

— К мороженому лучше кофе, — говорит он.

— А я не пью кофе по ночам. Потом не могу уснуть.

— А я могу выпить пять чашек и сразу после этого вырубиться.

Мы смотрим друг на друга, стоя на расстоянии. Михей молчит. Мне снова хочется прервать это молчание, которые быстро становится неловким.

— Теперь я что-то о тебе знаю, — вырывается у меня.

— А я о тебе.

Я достаю турку, насыпаю в нее кофе, наливаю воду. Михей возится с мороженным. Он открывает шкаф, чтобы достать тарелки, а я в это время хочу взять ложки. Мы сталкиваемся. И сразу отодвигаемся друг от друга.

Михей раскладывает тающее мороженое по тарелкам. А потом мы вместе стоим, смотрим, как закипает кофе. На этот раз он не убегает, все проходит благополучно.

А я не могу не вспоминать то наше сумасшедшее утро, когда мы так и остались без кофе и заменили его шампанским…

Михей пьет кофе. Я ем мороженое.

Почему он молчит? И даже не улыбается. Но все равно я рада, что он здесь. Пусть он сидит непривычно серьезный, с непонятным выражением на лице. Пусть медленно ковыряет ложечкой мороженое и думает неизвестно о чем. Мне хорошо просто от того, что он рядом.