Страница 71 из 103
Еще более показательна история возникновения архиепископии в Задаре, самом крупном из всех далматинских городов. Его население в конце XIII в. превышало 8 тыс. человек, его административная роль в системе византийского управления Далмацией была неоспорима. И тем не менее в XI — первой половине XII в. он оставался простой епископией. Когда же в 1154 г. его преобразование в архиепископский центр все же совершилось, это было сделано из сугубо внешнеполитических соображений: Венеция, под властью которой находился тогда Задар, создавала в противовес Сплиту собственную церковную столицу провинции, находящуюся в подчинении патриарха Градо.
С IX в. престиж городской церкви в Далмации повысился в связи с развитием культа местных святых (св. Домния и Анастасия в Сплите, св. Анастасии в Задаре). Но в целом восточной церкви гораздо меньше, чем западной, было свойственно самостоятельное участие в делах городского управления. Оно началось в Далмации в сущности лишь в начале X в., когда провинция перешла под церковное управление римских пап, а в 925 и 928 гг. на сплитских «синодах» была утверждена новая система диоцезов, обеспечивавшая городам контроль над хорватской округой. В XI в. деятельность городских магистратов протекала в епископском дворце при активном участии епископа.
Во второй половине XI в. сплитская архиепископия переняла из рук Мадиевичей дело борьбы за отложение Далмации от Византии. Сплит традиционно ориентировал свою церковную политику на папский Рим в отличие от задарской епископии, подверженной провизантийским тенденциям. Это обстоятельство сыграло важную роль во время движения за реформу церкви и борьбу за инвеституру во второй половине XI в., когда западная церковь в условиях «великой схизмы» 1054 г. противопоставила себя как восточному, так и западному императорам. Не случайно время борьбы за инвеституру называют «матерью городских коммун»[571]: независимо от того, на чью сторону становились города, противостояние церкви и империи дало им возможность осознать себя третьей силой, не зависящей ни от императора, ни от епископов. Несмотря на это, в большинстве случаев события конца XI в. первоначально привели к усилению позиций церкви в городах, в частности — в итальянских и далматинских. Крупнейшим политическим успехом сплитского архиепископа Лаврентия, активного сторонника реформы церкви, стала подготовленная им коронация хорватского короля Дмитрия Звонимира папским легатом в 1075 г. До этого короли Хорватии принимали власть над Далмацией из Константинополя. Со времени коронации Звонимира сюзеренитет Византии над местными городами прекратился не только фактически, но и юридически[572].
Политическое единство церкви и городов оказалось в Далмации столь же недолговечным, как и в Италии на рубеже XI–XII вв., поскольку оно было вызвано к жизни преходящими обстоятельствами. К тому же среди прочих средств проникновения в города венгры попытались использовать далматинский епископат и утвердить на городских кафедрах своих ставленников, что им отчасти удалось. Провенгерски настроенные епископы оттесняли в начало XII в. на задний план городских князей и приоров[573]. Внимание Арпадов к епископату было обусловлено не только значимостью иерархов в политической жизни, но и обычаем, сохранявшимся в ряде далматинских епископий XII в. Согласно этому обычаю вся семья вдовы, старший сын которой был клириком, подчинялась епископу во всех делах, в которых другие люди должны были подчиняться городскому князю[574]. Таким образом, переход епископских кафедр к венгерским ставленникам практически переводил под внегородскую юрисдикцию немалую часть городского населения (целибат в XII в. еще не утвердился, а первых детей часто «посвящали богу»), расшатывая внутренние связи городской общины. Возможно, в связи с этим уже в начале XII в. приор и церковный капитул Сплита стремились как можно дольше сохранять вакантной архиепископскую кафедру[575], а проблема выбора кандидата на место епископа доставляла задарскому князю много забот[576]. Горожане отвергали в качестве претендентов на епископские места как венгров, так и местных нобилей, требуя присылки епископов от папы[577].
Особенно острыми были конфликты общин с епископами в середине XII в. Факты неповиновения горожан архиепископу подтверждает письмо папы Александра II сплитчанам (CD, II, s. 91–92). В 1150-е годы по мере ослабления венгерских позиций на Адриатике в большинстве диоцезов происходили стихийные переизбрания епископов, причем явно проявлялись антицерковные настроения. Так, в Трогире население избрало епископом 12-летнего мальчика, который вдобавок был незаконнорожденным (CD, II, s. 92–93). Горожане тем самым стремились подорвать престиж городского епископата. Кульминация конфликта общин с епископами приходится на 15-летие 1165–1180 годов, когда в условиях восстановления византийской власти над Далмацией при Мануиле I Комнине[578] далматинские епископы оказались в сложном положении — государственное подчинение Далмации Константинополю вновь вступило в противоречие с церковным подчинением Риму. Дело осложняла теперь еще и сильная антицерковная оппозиция в городах. Вряд ли она сложилась только из-за непомерных притязаний церкви в сфере городского землевладения[579], — судя но решениям сплитского собора 1185 г., города решительно вторгались в управление епископальной церковью, присваивая прерогативы назначения на церковные должности. Представители клира были отстранены от участия в рассмотрении дел, затрагивавших церковные интересы[580]. В 1185 г. далматинский епископат был вынужден заявить о своей обособленности от городской общины, сформулировав ряд запрется относительно вмешательства мирян в церковные дела[581]. Показательно, что и в Задаре, где внешнеполитическая ориентация клира и общины совпадала, будучи антивенецианской и провенгерской, в конце XII в. имели место аналогичные конфликты. Причины подобных столкновений, таким образом, лежали глубже.
В Далмации процессы формирования социальной и политико-административной структуры городской коммуны приняли форму размежевания городской общины с городским епископатом, противопоставления политических форм общности людей — конфессиональным. Выражением этого процесса в значительной мере и было отмирание городской сходки, воплощавшей единство религиозной и гражданской общины. Интенсивность вытеснения епископата из сферы городского управления в Далмации тем более очевидна, что в итальянских городах, даже наиболее развитых, епископы продолжали играть немалую роль в городском самоуправлении не только в XII, но и в XIII в.[582]
«Обмирщение» городского самоуправления, упрочение монополии патрициата на власть, формирование первых патрицианских коллегий узкого состава дополнились в первой половине XIII в. кодификацией городского права, становлением Больших патрицианских советов и введением института подесты. Все эти явления были взаимообусловлены. Подеста впервые появился в Задаре в конце XII в., по утвердился в далматинских городах лишь в середине XIII в. Подеста — это наемный градоначальник, отправлявший свою должность, как правило, в течение года и облеченный исполнительной и судебной (в ограниченных пределах) властью, а также командовавший городским ополчением. Подеста был чаще всего итальянцем и приносил с собой в Далмацию навыки и традиции развитой политической и общественной жизни итальянских городов. Как и в Италии, введение подестата в Далмации было, видимо, обусловлено усложнением социального (для Далмации — социоэтнического) состава городской общины и нарастанием внутрисословных патрицианских противоречий, свойственных любой сложившейся коммуне[583]. По своему правовому положению в коммуне городской князь с середины XIII в. мало отличался от подеста, правда, князь чаще был по происхождению далматинцем или хорватом. Подестарное правление по сравнению с княжеским было более регулярным, оно подразумевало периодическое переизбрание градоначальника. С середины XIII в. городская элита окончательно потеряла доступ к этой должности. Введение подестата было также скорее всего связано с неспособностью раннекоммунальных организмов к саморегуляции, с их потребностью во внешней корректировке деятельности административного аппарата. Правление чужестранцев ограничивалось конституцией и контролировалось коммунальными советами. Немногим позже (в середине XIII в.) в кодификации городского права закрепились количественный состав, функции, полномочия, периодичность заседаний Больших патрицианских советов. Изменения в правовой и административной жизни города потребовали создания единого законодательного органа, который одновременно был бы гарантом городской «конституции» и практически осуществлял бы монополию на власть всего патрициата. Таким институтом, перенявшим у сходки высший авторитет в решении всех политических проблем, стал Большой совет, состоявший в разных городах из 50–100 патрициев.