Страница 10 из 103
Поэтому мы основываемся на письменных источниках.
Наиболее ранним из них являются «Диалоги» Псевдо-Кесария (конец V — начало VI в.). Этот анонимный автор обозначает славян (Σχλαυηνοι) их этнонимом и указывает место их обитания: в одном «краю» с «фисонитами, которые именуются и дунайцами» (ВИИHJ, 1, с. 3–5)[69]. Если учесть тот факт, что за время, истекшее от поселения славян у Дуная, о них успели сложиться хотя и мало достоверные, но вполне определенные представления, то трудно сомневаться в том, что само обоснование славян к северу от Дуная произошло не позднее конца V в.[70]
К подобному же заключению ведет и сообщение Приска Панийского о посольстве ко двору Аттилы в 448 г.: автор как очевидец говорит о напитке под названием «мед» (μεδος), которым жители лежащих на пути деревень угощали членов посольства. Попытки доказать, что этот термин и обозначаемое им питье не имеют отношения к славянам, не выдерживают критики, тем более, что данные Приска подтверждает Иордан (с. 172): после погребения Аттилы в 453 г. были устроены поминки — «страва». Большинство лингвистов не сомневается в славянском происхождении и этого термина[71].
Обратимся теперь к свидетельствам Прокопия Кесарийского. «Когда Юстин, дядя Германа, обладал царством, анты, которые жили вплотную к склавинам, перейдя большим войском Истр, вторглись в землю ромеев» (с. 135). Следовательно, первое вторжение антов в империю нужно отнести к 518–527 гг. Попытки замены рукописного «Юстин» (I) на «Юстиниан» (I) справедливо признаны произвольными (ВИИHJ, 1, с. 80).
Таким образом, исходя и из данного известия, расселение славян (склавинов и антов, их восточных соседей) в Нижнем Подунавье нельзя отнести ко времени, более позднему, чем конец V в.
Так же следует оценивать и сообщения Прокопия (с. 120; ср. Мавр, с. 283, 289) о том, что склавины и анты более всех других обладают навыками сражаться в труднопроходимых местах, в лесу, болотах, ущельях, горах. Согласно изысканиям лингвистов, понятие «горы» отсутствует в самых древних пластах славянской лексики, как и понятие «море»[72]. Единственный горный массив, где славяне в IV–VI вв. могли обрести упомянутые навыки (и ввести в лексику новое слово), — это предгорья Карпат, причем Карпат Восточных (к ним примыкал антский ареал) и Южных (там расселились склавины). Прокопий как секретарь полководца Велисария имел возможность оценить воинские качества славян, служивших в войске империи, во время пребывания в Италии в 30-х годах VI в. Эти наемники к тому же вряд ли представляли первое поколение поселенцев, выросшее в Прикарпатье. Иначе говоря, и это свидетельство не позволяет датировать поселение славян в левобережье Дуная позднее, чем на рубеже V и VI в.
Еще один аргумент. В последнее время Л. А. Гиндин пришел к выводу, что среди подунайских топонимов (наименований византийских укреплений) в труде Прокопия «О постройках», написанном в середине VI в., есть несколько бесспорно славянских по своей этимологической основе[73]. Следовательно, само возникновение этих уже утвердившихся топонимов следует относить к концу V — началу VI в.
Считая невозможными какие-либо категорические заключения и допуская, что заселение славянами дунайского левобережья было процессом, занявшим не одно десятилетие, мы все-таки полагаем, что их первые поселения в этом регионе появились не позднее середины V столетия. Следовательно, до переселения на земли империи в конце VI — начале VII в. хотя бы часть славян обитала здесь около ста лет.
В данной главе нас не интересует весь ареал расселения славян в V–VI вв. Важно установить примерные границы «контактной зоны» между славянами и империей, а также рубеж внутри этой зоны, отделявшей склавинов (в латинской транскрипции — склавенов) от антов. По мнению ряда ученых, уже в эту эпоху славяне делились в языковом отношении на три группы (западных — венетов, южных — склавинов и восточных — антов) и соответственно могут быть обозначены для контактной зоны как «паннонские» (с существенной примесью склавинов), «дакийские» и восточноевропейские[74]. Однако другие исследователи отрицают для этого времени подобное разграничение: несмотря на диалектную сложность славянского мира, он был даже в эпоху расселения на Балканах еще относительно единым (существенные различия в языке обозначились в начале IX в.)[75]. Поэтому указанные три региона расселения славян логичнее связывать не с этнолингвистическим, а с социально-политическими различиями, о которых — ниже.
Основные данные о протяженности контактной зоны и антском регионе дают для середины VI в. Иордан и Прокопий Кесарийский. Согласно Иордану (с. 72), «склавены» проживают «от города Новиетуна и озера, именуемого Мурсианским, до Данастра, а на север — до Висклы; вместо городов у них болота и леса. Анты же — сильнейшее из обоих племен — распространяются от Данастра до Данаира, там, где Понтийское море образует излучину». Е. Ч. Скржинская полагает, что естественнее усматривать под Новиетуном древний Новиодун в Паннонии, на правом берегу Савы, а под Мурсианским озером — Балатон, чем соответственно Новиодун Нижнего Дуная — Исакчу и какое-то из близлежащих озер[76]. Если это так, то западный, по Иордану, предел постоянного проживания славян охватывал уже не только часть правобережья Дуная, но распространялся, возможно, на правый берег Савы.
Согласно Прокопию (с. 112, 117, 120, 127, 135), все склавины живут только за Петром (Дунаем), «недалеко от его берега», причем «занимают большую часть противоположного берега Истра», анты же — ближайшие соседи и склавинов, и империи. Важно, что — по смыслу данных Прокопия — поселения антов начинались не от Днестра (как у Иордана), а непосредственно прилегали к границам империи, т. е. были расположены к северо-западу от Дуная. В. В. Седов говорит о соответствии археологических данных такому пониманию текста Прокопия, оценивает его сведения как наиболее свежие и указывает на то, что археологический материал свидетельствует о смешении в Поднестровье двух миграционных потоков — склавинского и антского и о продвижении антов к устью Дуная[77]. Учитывая же данные о навыке антов сражаться в горах, следует допустить, что их регион достигал Восточных Карпат.
Как известно, славяне на южной границе своего расселения предпочитали лесостепную зону, богатую лесом, водой и землей, пригодной для земледелия. Подобные природные условия удовлетворяли, во-первых, их хозяйственной деятельности (лес был необходим для постройки жилищ, изготовления орудий и утвари, добывания топлива; реки и озера служили как наиболее удобные пути сообщения, не говоря уже о рыболовстве), во-вторых, обеспечению безопасности славянских поселений (в случае набега врага население могло быстро укрыться в лесах, предгорьях, меж болот, на другом берегу реки или озера). Именно поэтому славянские поселения не располагались непосредственно по левому берегу Дуная: заселенный славянами ареал охватывал левые притоки реки вплоть до предгорий Карпат, а его южная граница отстояла от Дуная на день-полтора пешего пути (30–45 км) (Мавр., с. 282; ФС, с. 322, 325–328, 336, 337) на всем протяжении этой реки, по крайней мере — до Паннонской равнины. Правый берег Тисы во всяком случае был уже заселен славянами (ФС, с. 354), которые, возможно, жили в первой половине VI в. и в некоторых районах правобережья Дуная, по Драве и Саве. Заселили ли славяне в это время и сам Карпатский массив, трудно сказать. Следы их поселений обнаружены лишь в предгорьях и в Карпатской котловине[78]. В. Д. Королюк в связи с этим выдвинул гипотезу, что во время пребывания в левобережье Дуная и в период расселения на Балканах часть славян перешла в новых условиях к пастушеству[79].
Конечно, этническая картина левобережья Дуная в V–VI вв., где сохранялись поселения и романизированных местных жителей (дако-гетов), менялась не только в связи с вторжениями иных народов (гуннов, кутригуров, утигуров, аваров), но и в силу увеличения плотности славянских поселений как в ходе адмиграции, так и в результате естественного прироста, а также по причине привода славянами множества захватываемых ими в империи пленников.