И гаснет свет

И вот, когда скрипнула вымышленная дверь комнаты вымышленных слуг, а едва слышные шаги и шорох одежд выдали то, что убийца приблизился к кровати, на которой негромко сопела кухарка, шум сверху повторился. Только теперь он стал более назойливым. И среди воплей, профессионально и реалистично записанных актрисой-«жертвой», Марго различила топот по потолку.

Марго Мортон больше не замечала скитаний убийцы по черному дому. Ее интересовало уже совершенно другое, и, судя по всему, хмурилась она так сильно, что Джонатан почувствовал это, поднял от газеты глаза и поглядел на нее с улыбкой.

– Он просто играет. У него сегодня день рождения. Не будь, как…

– Даже не думай договаривать! – прервала его Марго. Было очевидно, что Джонатан собирался сказать: «Не будь, как Джеральдин», – прекрасно зная, как сильно раздражает Марго, когда кто-то сравнивает ее с сестрой.

Джонатан пожал плечами и снова скрылся за газетой.

Марго вернулась к вязанию, но ее движения стали резкими, нервными. Она теперь вслушивалась только в происходящее наверху – и в какой-то момент действительно услышала. В детской захлопнули крышку сундука. А параллельно звучал скрип петель двери несчастной жертвы, когда убийца медленно ее открыл, и все это было так жутко… так жутко, что Марго больше не смогла спокойно сидеть на месте. Она отложила вязание, поднялась с кресла и сказала:

– Он завтра будет как лунатик. Если его не уложить, он может проиграть так до самого утра.

– Как знаешь, – ответил Джонатан и добавил с многозначительной улыбкой: – Но то, что в детстве из обоих своих родителей меньше я любил именно маму, должно тебе о чем-то сказать.

Марго, нахмурившись, двинулась к лестнице. Она не была строгой женщиной – скорее, она была в меру строгой женщиной, а в сравнении с Джеральдин, так и вовсе была очень даже доброй и мягкой. Джеральдин считала, что Марго и Джонатан слишком балуют Калеба, и однажды из него вырастет бродяга или, что хуже, какой-нибудь актер или продавец рыбы (рыбу и все с ней связанное она просто ненавидела). Марго не сильно полагалась на мнение сестры, поскольку Джеральдин была из тех матерей, кто за малейшую провинность сажает детей в чулан, бьет их по пальцам или по спине и использует едва ли не в качестве домашних слуг. И сегодня она уж точно не думала отправлять сына спать, лишив его возможности поиграть со своими новыми игрушками, но что-то внутри ныло и подталкивало ее: «Тебе стоит пойти. Вот прямо сейчас… Иди…».

И вот она поднимается по лестнице, а ощущение тревоги и опасности крепнет в ней с каждой пройденной в сторону комнаты Калеба ступенькой.

– Когда будешь возвращаться, заведи, пожалуйста, варитель, если тебе не сложно! – раздался голос Джонатана. – Что может быть лучше к убийству, чем горячий чай!

Марго не ответила.

На лестнице странные звуки из детской стали слышнее. Как будто там кто-то ходил, мерил комнату тяжелыми шагами. То были отнюдь не шаги Калеба – Марго поняла это сразу же. А еще она услышала голос. Голос, определенно не принадлежавший ее сыну.

– Джонатан! – шепотом позвала Марго, но тот ее не слышал. Радио-спектакль подходил к своей кульминации: вопли, крики, гром, вой ветра и револьверные выстрелы…

Испуганная Марго заглянула в чулан на лестничной площадке и взяла в руки метлу. Поднявшись на второй этаж и подойдя к двери детской, она услышала из-за нее хриплое бормотание и отвечающий ему тоненький писк, имитирующий женский голос, как будто Калеб и в самом деле всего лишь играл со своими игрушками, придумывал им роли, озвучивал их реплики на разный манер, устраивал им те или иные приключения. Из всего невнятного сумбура, что полз из комнаты, она смогла разобрать лишь:

– Как тебе наше представление, мой первый маленький зритель?

Марго испуганно прикусила губу, бросила взгляд в сторону лестницы – подумала позвать Джонатана, но так и не решилась. Вместо этого она крепче сжала метлу, повернула дверную ручку и вошла в комнату.

– Калеб? – негромко позвала Марго. – Что ты делаешь?

Калеб даже не повернул головы, когда она вошла. Никак не отреагировал, словно и вовсе не услышал ее слов. Он сидел на ковре к ней спиной и передвигал туда-сюда перед собой – она пригляделась – вроде бы, игрушечный паровозик. На Калебе была его пижама, но при этом он напялил на голову старую двууголку отца Джонатана, которую Марго давно порывалась выкинуть – ее сильно погрызла моль и от нее пахло гремлинской отравой.

Марго испуганно оглядела комнату. Здесь сейчас тяжело было что-либо различить, и никого, кроме играющего на ковре сына, она не увидела. Тем не менее, чувство тревоги никуда не уходило, и его подкрепила мрачная мысль: «Почему он не оборачивается?».

– Калеб Мортон, – сказала Марго. – Хватит игр на сегодня. Пора спать.

На что мальчик мелко затрясся и едва слышно захихикал.

В комнате стоял такой бардак, словно здесь прогулялась армия мелких длинноносых гремлинов. Игрушки Калеба валялись по всей комнате. Очертания их были и тут, и там – они напоминали кривобокие сорняки на клумбе слепого садовника. Прямо под ее ногами лежал медведь Броуди. На самом деле Броуди было трудно опознать – голова его отсутствовала, а из дырки наружу лез белесый пух. Кто-то жестоко расправился с несчастным Броуди.

Марго подняла взгляд на фигурку в пижаме. Когда-то Калеб обожал Броуди, был с ним неразлучен.

– Говорю тебе, пора прятать игрушки. – Марго добавила в голос немного строгости. – Пора отправляться спать, дружок. И даже не думай со мной спорить. Завтра будет целый день для игр – вряд ли туманный шквал уже закончится. Я позволю тебе немного поиграть даже перед завтраком. Честно. А сейчас снимай эту свою шляпу и отправляйся в кровать.

– Зачем тебе метла, мамочка? – тихо спросил Калеб, не поворачивая головы. – Ты решила поубирать немного?

Этот голос заставил ее оцепенеть. Вкрадчивый, пробирающийся под кожу…

Марго снова оглядела комнату – проверила остывший камин, затянутое шторой окно.

– Мне просто показалось, что ты здесь не один, – сказала она. – Решила, кто-то залез в дом. Я услышала… звуки, шум… Они меня испугали.

– Как будто целый миллион птиц забрался ко мне под кровать и принялся трепетать там своими крыльями? И ты собралась вымести их метлой из-под кровати? Но это же так глупо!

Марго покачала головой и прищурилась – фигура ее сына была едва различима – и это при том, что она стояла от него всего в нескольких шагах.

– Почему ты вообще сидишь в темноте?

Калеб на это едва слышно забубнил себе под нос – быстро-быстро, так, что Марго почти ничего не могла разобрать:

– В темноте? Хм… В темноте! Просто глупая мамочка не понимает, что свет был погашен намеренно – чтобы сменить декорации на сцене. Как во время спектакля в театре! Она не надела свои очки, и не видит, что ее маленький дружок… хм… маленький дружок – не какой-то там бессмысленный ничтожный ребенок, а настоящий кукловод… мастер-кукловод этой жестокой кровавой ми… ми… мистерии…

Из всего невнятного бормотания Марго услышала лишь последнее слово.

– Где ты услышал это слово, Калеб? – недоуменно спросила она.

– Какое такое слово?

– Мистерия.

– Это папочка сказал.

– Ясно…

– А еще папочка говорит много плохих слов, когда ты не слышишь, – принялся ябедничать мальчик. – Мерзавец, падаль, висельник, ублюдок, дурачина…

– Достаточно!

Марго, будто нелепая восковая фигура, застыла не в силах пошевелиться, сжимая метлу и глядя в спину сына. А тот продолжал водить паровозиком по ковру и все бубнил и бубнил:

– Что у нас тут? Поглядим! Странная женщина стоит в дверях. Она вся из себя такая изумленная и пораженная! Глазоокругленная, ротораспахнувшая и дрожащая-предрожащая к тому же. Мне это не нравится! Хватит! С меня хватит! Это меня так раздражает!

Марго молчала – она никак не могла взять в толк, что происходит. Здесь творилось что-то ужасное и неправильное, но… что именно? Ее сердце бешено колотилось.