Бес

Ученик механика распахнул плащ, и оказалось, что весь он обмотан пулемётными лентами, как мумия - бинтами.

И как бы подтверждая слова учителя, Вайберт растянул губы в улыбке.

Господь свидетель: эта холодная, начисто лишенная эмоций улыбка - самое страшное, что случалось со мной за долгое, очень долгое время. Не удивлюсь, если она будет преследовать меня в кошмарах до тех пор, пока и моё тело не рассыплется хладным прахом.

Стоя рядом, мы с Алексом оглядывали бесконечные ряды стригоев. Пока что умертвия пребывали в состоянии покоя, но стоило графу отдать приказ - и они бросятся на нас все разом.

- Помни, что я тебе говорил, - тихо, чтобы услышал только я, сказал шеф.

- Это будет весело, - ответил я.

Честно говоря, количество присутствующих на поле умертвий как-то выбило меня из колеи. Никогда, даже в минуту слабости, я не представлял, что СТОЛЬКО стригоев можно собрать в одном месте.

Чёрт меня побери! До сего дня я не предполагал, что такое количество нежити наберётся ВО ВСЁМ МИРЕ!

Поэтому мой ответ, конечно же, был чистой бравадой.

Я никак не мог выработать стратегию: допустим, я сосредоточу внимание на какой-то группе, или лучше сказать, секторе. Но кто помешает остальным навалиться со спины? Или флангов?

- Этого не допустим мы, мой молодой холодный друг, - Тарас материализовался рядом, как по волшебству. - Извини, ты опять транслируешь свои переживания на весь город, - пояснил он и потрепал меня по плечу. - Пылкость и новизна чувств... Я бы многое отдал, чтобы пылать так же ярко, как ты. Но возраст - недостаток, который исправить нельзя.

- Долго ещё вы будете разглагольствовать? - резко спросила Зоя.

Щёки её были бледны, глаза горели потусторонним светом. Впервые девушка показала своё истинное лицо - лицо потустороннего мира, существа, которое никогда не было человеком. А я поймал себя на мысли, что любуюсь её тонким, остро отточенным профилем.

- Мы уже закончили, звезда моя, - мягко улыбнулся шеф. Остальные подтвердили готовность молчаливыми кивками. - Разрешите, я начну? - спросил Алекс, вставая в излюбленную позу: вполоборота к противнику, одна рука за спиной, другая вытянута вдоль тела.

Граф, зло улыбаясь, встал напротив - словно бы они и вправду решили стреляться. Но Алекс, вместо того, чтобы поднять револьвер, вдруг громко и отчётливо произнёс:

Люблю, военная столица,

Твоей твердыни дым и гром,

Когда полнощная царица

Дарует сына в царский дом...

Ещё на первой строфе небо загрохотало. Тучи, обходившие стадион стороной, вдруг стремительно набежали на солнце. Резко потемнело, в воздухе появилось предчувствие грозы.

И не успел Алекс договорить последнюю фразу, как Тарас сорвался с места и в мгновение ока оторвал голову ближайшему умертвию.

- Стригойский футбол! - весело и яростно завопил он, и подбросив голову в воздух, сильным пинком отправил через всё поле.

Я не успел заметить, куда приземлилась мёртвая голова - всё пришло в движение. На меня навалилось сразу несколько умертвий, и отбиваясь, я лишь успел заметить, как Зоя, хищно оскалившись, бросилась на Аллегру.

Так и стоят перед глазами две женские фигуры, единые в своём порыве, похожие друг на друга неистовой красой - вцепившись друг другу в горло...

Мелькнуло лицо Антигоны - еще до начала сражения я положил себе не выпускать из виду девчонок. Но выполнить обещания не смог: уж не знаю, моё ли это было впечатление, или граф действительно старался нейтрализовать меня как можно быстрее, только казалось, что половина стригоев сосредоточила своё внимание на моей персоне.

Алекса я не видел.

Но временами ветер доносил его голос.

Что именно он декламировал, разобрать в таком гвалте было невозможно, но что это были маны - я уверен.

Всякий раз, когда он завершал четверостишье, футбольное поле шло волной - как ковёр, который встряхивает хозяйка, чтобы избавиться от пыли.

И пока шла волна, стригои, в неё попавшие, рассыпались коричневым пеплом.

Мириам двигалась по зелёной траве, словно богиня смерти: руки раскинуты в стороны, и всё, чего касаются кончики её пальцев, превращается в тлен.

Долгое мгновение смотрел я на свою бывшую возлюбленную, но потом битва увлекла меня дальше...

В какой-то миг передо мной возникло оскаленное в первобытной ярости лицо чернокожего друга Тараса - белки глаз и зубы сияют своим собственным, почти электрическим светом. Он работал голыми руками - туловище стригоя легко, словно было сделано из папье-маше, разделилось вдоль, и половинки отправились в долгий полёт...

В другом конце поля орудовали Трое из ларца: вращая моргенштернами в режиме сумасшедшей мельницы, они окружили себя бруствером из поверженных врагов.

Потом я заметил три чёрных силуэта и усмехнулся: граф в сече участвовать не стал. Под прикрытием штурмовиков он взобрался на трибуну и наблюдал за сражением из первого ряда.

Почему-то я удивился. Представить, как этот лощёный господин с сероватыми зубами рвёт глотки противников - было легко.

Псы-оборотни мелькали то тут, то там, их челюсти работали, как механически прессы, а глаза светились потусторонним желтым светом, наводящим ужас даже среди бела дня.

В какой-то момент я выкатился под бок Зигиберту - механик поливал сектор за сектором плотным свинцово-серебряным дождём. В воздухе стоял резкий запах чеснока.

Вайберт бдительно охранял спину наставника с двумя мечами-шаньгоу с серповидными лезвиями. Стригои падали, нашинкованные в капусту.

Силач Иван ворочался в толпе, как окруженный собаками медведь.

Эти картины запоминались, словно стоп-кадры на экране: статичные, прекрасные в своём безумии, страшные.

Страшные своей обречённостью. Поле было громадным, и задние ряды оживлённых графом умертвий ещё даже не вступали в бой.

Я глядел на своих друзей, на стригоев, с которыми познакомился сегодня утром, а теперь сражаюсь плечом к плечу, и понимал: кого-то из них я больше не увижу...

Мелькала золотоволосая голова Тараса, рядом с ним вихрем кружился чёрный плащ Цилинь - девушка виртуозно владела копьём-цзяо. Красные флажки у основания лезвия так и мелькали.

Я, ещё дома, вооружился штык-ножом. Всякая экзотика была не по мне, а стрелять в такой неразберихе мог себе позволить только человек с цифровым глазомером - такой, как Зигиберт.

Так что штык-нож был в самый раз. Он отлично протыкал тела, отрубал головы, и совершенно не тупился, натыкаясь на кости.