Страница 33 из 62
Знай наших, серый недомерок.
Я гордо шествовал по крыше, довольный провернутой операцией, как вдруг меня словно шмякнуло по башке пыльной тряпкой.
Этот день с самого утра был странным.
Сперва эти дурацкий взрыв в Погодной башне, впитанная, но не фильтрующаяся, вернее, очень трудно фильтрующаяся разноименная энергия, постоянно жалящие в нос колючие искры разрядов, затем непонятная оптическая иллюзия, выборочно окружающая некоторые предметы. Потом не менее удивительное поведение кобеля на рынке и встреченных человеков. Опять же, эта полоска на спине, которая не вылизывается, хоть ты тресни. И все это сопровождается тем неприятным набором одорантов. Который я впервые услышал где?
В собственно доме! В свертке, принесенном Милькой!
Надо с этим срочно что-то делать.
Я плюнул на запланированные на этот день дела и изо всех сил поспешил обратно к сестренке.
Ее срочно надо спасать!
Когда я, чуть не стерев подушечки лап от прыжков по старым черепичным крышам, домчался до лавки мастера Шама, то понял, что вот-вот случится нечто как минимум забавное. Это предчувствие висело в воздухе каким-то почти осязаемым звоном — как противный писк мелкого москита, которого ты еще даже не видишь, но уже понимаешь, что он где-то рядом.
— Господин Йож, это честь для меня — принимать Вас в моей скромной мастерской.
— Ну-ну, мастер, полно вам прибедняться, — благодушно протянул посетитель, отдуваясь и распуская узел шейного платка. — В этом городе все знают, что перчатки от Шама — признак изысканного вкуса. Можно сказать, элитный штучный товар, подобного коему нигде не найти. Они уникальны и неповторимы, как настоящее произведение искусства. За такими не грех и самому зайти.
— Ох, милостивый господин ли Йож, Ваши слова — мед и бальзам на душу старого мастера. Но что же это я зубы Вам заговариваю. Давайте же скорее примерим Вашу долгожданную новинку, — всплеснул руками порозовевший от похвалы мастер и махнул скромно стоящей в углу сестренке: — Эмиль, мальчик мой, неси скорее перчатки господина Сра ли Йожа.
Милька, закусив губу и, кажется, затаив дыхание, с почтительным полупоклоном передала своему учителю… те самые растреклятые шкурки, которые я… того… почистил от мерзкого душка.
Упс…
— Вы только взгляните на эту дивную вышивку. Она само совершенство.
— А кожа! Пресвятая… Нежная, как лепесток розы, — вторил толстяк, рассматривая вещицу. — И какой чудесный аромат…
О да.
Аромат у меня действительно чудесный. Такой ядреный, что в жизнь не выветрится. Да еще и с кожи.
— Эм-м-м… Да, да, — как-то неуверенно покивал головой мастер, подслеповато щурясь. — Старые семейные секреты, знаете ли.
— Я хочу их немедленно надеть, — вдохновился клиент и принялся стаскивать с толстых пальцев-сосисок слегка потертую пару.
Попыхтев пару мгновений, он таки натянул на обе руки эти самые «пер-щат-ки» и покрутил обновку перед лицом, рассматривая.
А я тем временем прижал уши и на всякий случай вздыбил шерсть, заметив, как тонкая пленка марева окутывает не только толстяка, но и пожилого галантерейщика.
— Только вот… Не знаю, может, показалось из-за освещения… Это что на них такое? Грязь?
— Помилуйте, мой господин, — схватился за сердце старик. — Шагреневая замша, тончайшая выделка, невесомая, как пух, и нежная, как шелк. Эти переливы на свету только украшают ее, а…
— Какая-то она шершавая внутри, да и тесные слишком, — хмыкнул мрачнеющий на глазах толстяк.
— Господин, категорически невероятно. Я сам снимал с Вас мерки, а я никогда не ошибаюсь.
— Нет, они определенно тесные. Жмут вот здесь… И тут…
— Господин ли Йож, перчатки сидят на Вас как влитые, — сверкнул глазами мастер Шам. — Что вы такое говорите тут мне.
— Это что Вы мне тут говорите! Я же чувствую, что они жмут. А в запястье болтаются, как панталоны моей жены на…
— Это язык у вас болтается, — вдруг рявкнул мастер и, похоже, сам испугался своего непочтительного рыка.
— Да от них еще и чешется теперь все внутри! Снимите их с меня немедленно!
Рассерженный мастер схватил толстяка за руку и принялся тянуть несчастные шкурки, которые на удивление легко обнажили бледную кожу посетителя.
— Это что? Сыпь? Ты заразил меня, мерзкий негодяй? Кто тебе велел устроить это покушение? Отвечай! Кто заплатил! Ты хотел меня убить?
— Да я бы сам приплатил тому, кто избавит наш славный город Фритан от такого жадного скупердяя, как ты! Жадного и хитрого! Думаешь, я не знаю, что ты давненько занимаешься этим непотребством — обвиняя уважаемых мастеров в изготовлении некачественного товара, а потом требуя неустойку?
— Я-а-а? Я жадный и хитрый? Да если бы не я, вы бы все с голоду подохли! А ты — старый пройдоха! Наверняка делаешь свои мерзкие поделки из гнилых шкур, а шьешь их прелыми нитками! Да еще и требуешь за работу две тысячи фритов! Да за такие деньги я не то что перчатки — повозку купить могу! — брызгал ядовитой слюной краснощекий толстяк, потрясая под носом мастера парой перчаток.
— Колесо от тачки ты купишь, и то поломанное! — не менее эмоционально отвечал обычно спокойный старик разъяренному клиенту. — Жадность ли Йожа в этом городе вошла в поговорку. Всего две тысячи фритов за неделю работы, при том, что каждая твоя сигарилла стоит пятьсот!
— А ты мои сигариллы не считай!
— А ты в мою работу не лезь. Не нравится — иди в другие лавки, купи себе что-то лучше того, что делаю я, бывший Глава Гильдии Галантерейщиков. Да я эту кожу закупаю у самых дорогих поставщиков из Империи. Мне на перчатки подходит лишь шкура новорожденных волояков, которых ты от быкорогов не отличишь. А нитки мне под заказ привозят из королевства Гауз, где прядением занимаются в монастырях Пресветлой Ловии. Ты хочешь сказать, что монахини-ловиссы прядут свои нити из прелой листавии?
— Да лысого шмырга тебе в глотку, вместе с волоярами, быкорогами с ловиссами! Я не буду платить две тысячи фритов за негодный товар и вообще — подам на тебя иск в Гильдию! Я разорю тебя, жалкая сидонская рожа!
— Закрой свою жаборыбью нору, богохульник!