Страница 23 из 62
Вот не было у него никогда магии, и знать он ее никогда не знал, но чувствовал себя без нее до того ущербным, будто все время не хватало внутри чего. Как без руки или ноги, или без голоса… не объяснишь…
— Ипохондрия, — расстраивалась матушка.
— Дурь! — припечатывал отец и косился в сторону розог.
Может, и дурь, а работать всю жизнь на посылках он был не намерен. Да и не по рождению ему. Как-никак дворянин. Хоть и из обнищавших до отощания.
Поэтому академия была единственной надеждой Гилберта Грина на выживание. А для академии требовалась магия.
Которой не было.
Замкнутый круг…
Гилберт сердито волок тяжеленный сверток. Если кожевник отказался ему помогать, так и работать на него больше не имело смысла. Нести заказ страшно мешал горшок. Но подумать о том, чтобы оставить где-то отличное крепкое добро, в котором, кстати, еще бултыхались аж три бибули (их парень предусмотрительно сберег на обед), так вот, просто бросить хороший горшок — этого Гилберт сделать не мог. Кто разбрасывается хорошими, крепкими вещами, которые можно обменять или продать? Да вот хоть за полтана, хоть за полкулебяки…
— По-бе-ре-ги-и-ись!!!
Рядом истошно рявкнул клаксон. Гилберт подпрыгнул, выронив здоровый куль для кузнеца, едва не упустил горшок и вжался в витрину магазина, мимо которого шел.
В клубах черного дыма совсем рядом пронесся мобиль и, вихляя по мостовой, умчался в сторону ратуши. Берту в сознание впечаталось перекошенное лицо смельчака, встопорщенные рыжие усы и круглые медные очки, закрывающие едва ли не пол-лица водителя. С ними вид его делался лихим и бесстрашным, и Гилберт немедленно возжелал такие же щеголеватые гогглы на своей собственной заурядной физиономии. Горшок в пальцах нагрелся, парень, дернувшись, зашипел, шокировано наблюдая, как в горшке прямо на соусе и остатках бибулей появляются собственно гогглы…
Берт хекнул и опасливо осмотрелся. Что за розыгрыш? Но внимания на Гилберта не обращал ровным счетом никто. Только старушка с большим пучком весеннего лука буркнула:
— Чего развалил-то тут? Подбери! Пройти негде!
Гилберт рассеянно подгреб ногой сверток к себе. В груди бумкало, в голове чуток плыло, как после долгого бега, наверное, это от того, что он перенапрягся с тяжеленным кузнецовым кульком.
Куда девать чужие очки, парень понятия не имел. А случись полицейскому патрулю потребовать показать, что у него в горшке, отпираться будет бессмысленно: вот они — гогглы-то. Медные, с тремя крошечными звездочками по бокам, черной кожаной лентой, что идет по затылку… и с рыжим волоском, застрявшим в застежке. Гилберт почувствовал, как второй раз за день становятся ватными ноги, а мозги превращаются в жидкий кисель…
Перед глазами сам собой всплыл бородатый рыжий мужик на сигналящем драндулете. Его перекошенное лицо, газовый шарф, кокетливо стелющийся следом…
Но гогглы? Гилберт вглядывался в улицу так далеко, как позволяли глаза и спешащие люди, но никаких признаков того мобиля на ней давно не было…
Как они попали в горшок-то?
Горшок…
Дело ж в горшке! Бибули в нем обнаружились тоже случайно! А это значило…
…значило, что у него появился магический артефакт, исполняющий желания…
Парень даже задохнулся от открывающихся перед ним перспектив. Он с таким горшком теперь… — парень взволновано выдохнул — уж голодать-то он теперь точно не будет! Да и стоить такой горшок мог целых… Берт не стал загадывать конечную сумму, оставив её для себя на сюрприз. Должны же в его жизни наконец появиться какие-то приятные сюрпризы? Вот и он так решил, любовно оттирая гогглы от соуса испорченным сажей платком — без платка в Виверне кипяток с огня было не снять…
Берт напялил на лоб очки, потом приподнял ими волосы, подобрав длинную темную челку, опустил на глаза, приблизив лицо к витрине, чтобы лучше себя разглядеть, и опять поднял гогглы наверх…
— Блеск! — похвалила его стоящая рядом девица.
Она бесстыдно рассматривала полураздетый мужской манекен в полосатых бриджах и майке, что плотно обтягивала солидного размера накладное брюшко. Брюшко продавалось тут же отдельно. Задорная надпись на подставке внизу уверяла, что это не просто исподнее, а «Костюм мужской. Купальный. Хит!» с нескромным ценником в полторы тысячи фритов. На эти деньги Берт мог столоваться в Веселой Виверне едва ли не месяц.
Впрочем, может, девица так похвалила купальный костюм, а не Гилберта в очках, который отражался в витрине рядом с пузатым манекеном и был в сравнении с ним подобен тщедушному конопатому эльфу.
Такое внимание к утащенным горшком чужим очкам было опасным, и Берт, подхватив посылку для кузнеца, направился к мастеровому кварталу. Он шел так быстро, как позволял тяжелый неудобный сверток.
Город гудел, попыхивал паром, мельтешил прохожими, нес вдоль улицы аромат свежей выпечки. И красивых хохочущих девчонок, которых сегодня неожиданно была целая прорва. Они посматривали на Берта в очках, благосклонно опускали глаза и перебегали на другую сторону улицы.
Гилберт вдохновенно тащил кузнецовый куль и горшок, с удовольствием краснея от этих коротких взглядов, едва не пьяный от перспектив и возможностей, которые открывал перед ним горшок…
На пути показался полицейский патруль, и паренек свернул за угол, чтобы избежать встречи.
Что полагается за владение такими горшками, как у него, он представлял только в общих чертах. Но был уверен, что ничего хорошего совершенно точно. Потому что с таким горшком «намечтать» себе можно было что и сколько угодно. А откуда это «что угодно» к тебе принесет, только самому горшку было известно.
Как вот приметные эти очки, которые теперь венчали его собственный лоб.
Берт вдруг остановился, пораженный догадкой, и бросил укоризненный взгляд на горшок. «Денег бы сейчас не помешало», — подумал с намеком, тщательно проговаривая в голове слова и пытаясь поудобнее перехватить кузнецовый куль.
Горшок безмолвствовал, оставаясь возмутительно безразличным к нуждам своего нынешнего владельца.
Берт подождал еще немного и, свалив к ногам куль, рявкнул в широкое горло горшка:
— Деньги, говорю, мне нужны! — Звук от этого получился гулким. Но громким. — И тетка… — добавил потише.
— Всем нужны, — буднично прошелестел ковыляющий мимо него старичок.
— От тетки с деньгами я б тоже не отказался, — хохотнул кто-то. — Ты полечился б только сперва.
— Работать пойдет, болеть некогда станет, — донеслось с другой стороны улицы. — Красивые гогглы, парень. Продай, а?