Страница 18 из 36
Таким образом, Кокошай уже летом 1230 года оказался в весьма затруднительном, гораздо более сложном, нежели некогда Джучи, положении, находясь на задворках империи и с минимальным количеством боевой силы. Однако, несмотря на то что рядом с ним не было ни главы дома Джучидов Бату, ни тем более многоопытного Субэдэя, Кокошай (а он оставался в должности, по-видимому, вплоть до середины 1230-х годов) предпринял ряд рейдов на север, и самый значительный из них состоялся летом или осенью 1232 года. Так, Лаврентьевская летопись всего в двух строках сообщает: «В лето 6740 (1232)… приидоша Татарове и зимоваша, не дошедше до Великого града Болгарского» [37, с. 459]. Очевидно, что противостояние развернулось непосредственно на территории Волжской Булгарии, а «Великий град Болгарский» следует отождествлять со столицей государства — городом Биляром. Можно согласиться с версией И. Л. Измайлова о том, что вторжение осуществлялось из Приуралья, общим направлением через бассейн реки Шешмы в сторону Биляра, равно как и с тем, что сопротивление булгар — и полевых войск, и защитников крепостей — не позволило монголам прорвать оборону и осадить столицу [23, с. 170]. Вот только отступление монголов не было сиюминутным, а тот факт, что они все-таки «зимоваша, не дошедше до Великого города», свидетельствует, в первую очередь, в пользу достаточно продолжительного (несколько месяцев) их нахождения не только в глубинных землях Волжской Булгарии, но и на территории башкир. Нельзя исключать, что во многом, благодаря действиям башкир в тылу продвигавшихся в сторону центра Булгарского государства монголов, тем пришлось приостановить наступление и, обернувшись, принять все меры для охраны «орд и обозов», а затем и отступить в Дешт-и-Кипчак.
Чингис-хан. Китайское изображение. (Р. Груссе. Чингис-хан: Покоритель вселенной)Субэдэй. Китайский рисунок. (Э. Д. Филлипс. Монголы — основатели империи Великих ханов)Великий каан Угэдэй. (Э. Д. Филлипс. Монголы — основатели империи Великих ханов)Бату (Батый). Старинный китайский рисунок. (В. В. Каргалов. Русь и кочевники)«Когда Туши, старший сын Чингис-хана, увидел воздух и воду Кипчакской земли, то он нашел, что во всем мире не может быть земли, приятнее этой, воздуха, лучше этого, воды, слаще этой, лугов и пастбищ, обширнее этих» (Тизенгаузен, II, с. 14). (Художник А. Р. Мухтаруллин)Башкирский воин. (Художник А. Р. Мухтаруллин)Муйтэн-бий проходит обряд очищения огнем в ставке Бату. (Художник А. Р. Мухтаруллин)Монгольский знатный воин. «К последнему морю…». (Художник А. Р. Мухтаруллин)В башкирском предании «Биксура» с поразительной хронологической точностью описываются произошедшие тогда события. «До нашествия Чингиса и Батыя, — вещует Сказитель, — реки Агидель, Ик, Мэлле и Минзели были глубоководны, богаты рыбой, а долины их покрыты густыми лесами. В тех местах кочевали башкирские роды байляр и буляр. Жили они привольно. Скот, добытая пища принадлежали всем. Когда же через их земли прошел хан Батый со своим войском, мирной спокойной жизни башкирских родов пришел конец. Хан шел покорять страну булгар и по пути уничтожал башкирские племена, грабил их. <…> Это произошло в отсутствие Биксуры — старшего сына Карагай-атая. Когда Биксура возвратился с охоты и стал очевидцем содеянного захватчиками, он, потрясенный горем, вознегодовал. Выслушав рассказ матери, простился со своими родичами, сыном, что лежал в колыбели, сел на своего аргамака и поскакал к соседним родам: байлар, ыласын, буре. Там он собрал егетов, готовых пройти сквозь огонь и воду, и выступил против войска Батый-хана. Выследил и уничтожил врагов. Первое наступление Батый-хана на булгар было сорвано» [6, с. 168]. Как видно из приведенного отрывка, имя Бату фигурирует в данном случае в контексте событий 1232 года, хотя он в это время в регионе отсутствовал, а само упоминание о нем явно увязывается с событиями, произошедшими тремя годами позже, — началом монгольского вторжения 1235–1236 годов, которое предание помещает в строгие хронологические рамки. Так, далее по тексту «Биксуры», после слов «первое наступление Батый-хана на булгар было сорвано», говорится следующее: «Года через три Батый-хан снова направил большое войско в сторону булгар. Биксура со своими егетеми снова поднялся на борьбу» [6, с. 168]. Не требуется сложных математических расчетов, чтобы, увязывая две даты — 1232 и 1235 год и связующие их «три года», возвести этот фрагмент в ранг заслуживающего доверия исторического источника, подтверждающего «из первых уст» сообщения китайских, персидских, арабских, русских и западноевропейских авторов.
Несмотря на то что в 1232 году завоеватели смогли проникнуть вглубь башкирских и булгарских земель, вскоре им пришлось ретироваться в прияицкие степи, а первоначальный успех Субэдэя и Кокошая в 1229–1230 годах, когда территория Улуса Джучи расширилась на запад, свелся после назначения первого в Китай к ведению малоперспективной пограничной войны с булгарами и башкирами, в которой мимолетные победы сменялись столь же мимолетными поражениями. Монголы, как бы им того ни хотелось, не могли достичь богатых заволжских городов, что обусловлено несколькими факторами. Классически (и, к сожалению, это мнение глубоко укоренилось в отечественной академической науке) топтание агрессора на месте (вплоть до 1235 г.) объясняется достаточно просто: наличием и возведением в 1224–1227 годах на восточных и юго-восточных рубежах Волжской Болгарии огромных, почти неприступных земляных валов — засечной черты, а также постройкой крепостей. Действительно, и крепости-заставы (часть которых, кстати, в 1230, да и 1232 году была сметена!), и засечная черта существовали, однако возникает вопрос: а были ли в XIII веке такие твердыни, которых не могли бы взять монголы, неважно, штурмом или измором? Ответ однозначен — таких крепостей не существовало. Конечно, можно сослаться на ряд случаев, особенно в войне с Цзинь, когда захватчики обходили «неудобные укрепления». Однако не следует забывать и о том, как лихо форсировали орды Чингис-хана Великую Китайскую стену, и о том, что, наводнив страну войсками и опустошив окрестности городов, нейтрализовав засевшие за крепостными стенами гарнизоны, обреченные тем самым на бездействие, монголы в конце концов добивались успеха, и эти мощные фортификационные сооружения рано или поздно капитулировали без боя, как, например, казалось бы, неприступная чжурчжэньская твердыня — крепость Тунгуань в Китае, сдавшаяся (в том же 1232 г.!) вместе со 110-тысячным гарнизоном на милость победителя [16, с. 220; 24, с. 130–131].
В других случаях, когда осаду было необходимо довести до конца, не считаясь с потерями среди хошара — осадной толпы, набранной из пленных, которую завоеватели гнали на стены впереди своих штурмовых отрядов, их военачальники становились упрямы, решительны и беспощадны. Так, при осаде Фэнсяна в 1231 году, по свидетельству Сюй Тина, «татары били по городу […из камнеметов]… специально наносили сильные удары в один [выбранный] угол его стены… было установлено 400 камнеметов. Еще (у татар. — В.З.) имеются камнеметы на башнях» [18, с. 62]. А при осаде Кайфына в 1233 году «монгольские войска сделали за городским рвом земляной вал, который в окружности содержал 150 ли (более 80 километров! — В.З.). На том валу были амбразуры и башни» [24, с. 134]. Подобных запечатленных современниками примеров ведения осад, причем ведения грамотного, с соблюдением высших стандартов, с точки зрения тогдашнего (да и не только) военного искусства, можно привести десятки, если не сотни…