Страница 55 из 68
Наконец, старший из счётчиков переписал на единый листок сумму золотых и серебряных монет, а также ассигнаций разных государств. Я водрузил раскрытый саквояж на стол, тем показывая — жду своей доли.
— У меня дурные новости, — скривился старый пройдоха. — Вместе с бумажными деньгами набралось всего лишь девятьсот тысяч фунтов, а вы обещали мильён.
Присутствующие напряглись. Названная Соломоном сумма огромна, никто из евреев и близко не находился рядом с такой, достаточной для оплаты пяти военных пароходов. Но они учуяли, что в условиях гешефта появилось изменение, позволяющее немного повернуть расклад в свою сторону, и не преминули этим воспользоваться. Такова их природа — не будем же упрекать крокодила в хищности, а слона в излишней массе.
Но они имели дело с человеком, прошедшим неплохие университеты среди османских и английских уголовников.
— Стало быть, ты мне должен, Соломон. Ты выбрал чахлый банк. Ты привёл шлимазлов, что на шухере стоять не могут.
Евреи заголосили. Старый Иссак оказался меж двух огней. Меня он инстинктом боялся больше, нежели всю шпану Вены, чувствовал — я шутить не буду. Потом придётся отдуваться перед Халбьюдишем, которому Соломон не поведал о возможном жандармском вмешательстве, рассказывая, что цимес гешефта в безопасном получении золота; думал — мадьярский студент отправит жандармов в другую сторону. Возможно, каторжник и выкрутился бы, но нетерпеливый бандит вытащил из-под лапсердака большой пистолет и взвёл курок.
Мне снова пришлось пустить в ход револьвер. Два выстрела почти слились. Однако кремниевое оружие выпускает пулю с крохотной задержкой, тогда как карманный убийца палит немедленно.
Я прыгнул в сторону, пуля впилась в доски в каком-то дюйме от головы. «Урал» сработал точнее. Бригадир уронил оружие, схватившись за ранку в плече, и уставился в чёрный бездонный провал ствола, нацеленного ему в лоб.
— Здесь осталось пять пуль, вас тоже пятеро. Ежели кто раненый останется — перезаряжу и добью, чтоб не мучился.
Хор возмущённых голосов затих, считальщики грохнулись на пол, устраняясь от дальнейших споров.
— Таки мы выяснили, что разговаривать нужно уважительно, — заключил Соломон, осуждающе глянув на простреленного товарища. — Каковы ваши разумные предложения?
Я поправил маску, перехватил рукоять поудобнее и заявил:
— По всем понятиям выходит, что вы нарушили условия гешефта, а деловой разговор решили заменить подлым убийством. Поэтому — золотые гульдены в мой саквояж, остальные делите как хотите.
Соломон хотел что-то возразить, но чёрный глаз револьвера, качнувшийся в его сторону, отбил желание спорить. При всей словоохотливости, каторжанин решился заговорить лишь в карете в пригороде Буды.
— Таки вы меня не убьёте?
— Я никогда не делаю этого зазря, — я улыбнулся ему, зная, что на обезображенном лице улыбка выглядит как едкая ухмылка. При виде гримасы двойник и гримёр, скукожившиеся на другом сиденье кареты, вздрогнули от дурного предчувствия. Не оставлять свидетелей — не входит ли это в понятие «не зазря»?
При расставании трое пособников получили очень приличную сумму: даже после штрафа, наложенного за попытку стрельбы при дележе, евреи остались совершенно не в накладе и могли праздновать самое успешное ограбление в истории криминальной Австрии. Оно стоило того, чтобы скрыться из страны и вдали от неё зажить припеваючи.
Глава 22
22
Шандор Кечке срочно уехал из столицы, обосновавшись в Пеште. Лидер новорождённой Мадьярской национальной партии через неделю удостоился моего визита, но уже без грима. Конечно, меня отличает огромный для этого времени рост, он редок, но отнюдь не уникален. В качестве предводителя банды парень меня не опознал.
— И так, герр Кечке, вы участвовали в налёте на банк, где я хранил свои сбережения.
Смуглый от природы Шандор побледнел как снег. Мне показалось, что через минуту начнут белеть сединой и чёрные гусарские усы, неуместные на типично школярском лице с круглыми стёклышками очков.
— Отку… гм… Откуда вам известно?
— Не важно. Плохо одно — там хранились средства, кои отложены были на поддержку освободительных движений на землях Австрийской тирании.
— Майн Гот! — воскликнул начинающий политик, точь-в-точь как жандарм перед смертью. — Как же это исправить?
— Работать дальше! Назовите, с кем вы намерены вместе идти на баррикады? Сколько дать ружей и пистолетов? Отвечайте!
Ни в грош не ставя студента в качестве лидера карбонариев, я смог выйти через него на действительно серьёзных националистов, готовых воевать до последнего живого австрийца — Шандора Петёфи, Пала Вашвари и Михая Танчича. Вскоре по Дунаю поднялась баржа, груженная вдоль палубы корзинами с обычным товаром. В её трюме приехали сотни ружей и пистолетов, порох и свинец. Современное оружие — винтовальные магазинные карабины и револьверы — я не осмелился сюда ввозить, ибо оно когда-нибудь да выстрелит по русским.
Заодно выяснялась одна чисто политическая неприятность. Эрцгерцог Иосиф Антон Иоганн Австрийский, фактически — наместник императора в мадьярских землях, был до прискорбия популярен среди венгров и умудрялся сглаживать резкие углы, постепенно добиваясь некоторой автономии края и распространения национального языка. Принимая решение о его участи, я искренне пожалел, что вынужден так поступить с достойным человеком, ибо подобные среди Габсбургов — редкое исключение.
Но выхода не было. В дождливый осенний день, когда газеты заполнились аршинными заголовками, что империя не может более терпеть прямое вмешательство России в польские дела и объявляет войну, на подножку кареты эрцгерцога вскочил полноватый молодой человек невысокого роста. Несмотря на вице-императорский статус, Иосиф Антон Иоганн разъезжал по Буде и Пешту без гусарского сопровождения, некому было сбросить злоумышленника или хотя бы крикнуть, как в день убийства Генриха Четвёртого: берегись, Наварра! Человечек достал двуствольный пистолет и выстрелил дважды, потом отшвырнул оружие, проорав что-то вроде «смерть покровителю мадьярских обезьян», с тем растворился среди узких улочек.
Под шум от убийства, перекрывший новость о войне с русской державой, я вернулся в Вену, где незамедлительно был вызван к полковнику Императорско-королевской жандармерии фон Шварцу в знакомый кабинет.
— Вы нашли грабителей? Пострадали и мои вклады, — я бросился в нападение с порога. — Надеюсь, наши отношения позволят рассчитывать на правдивые сведения?
— Без сомнения, герр Трошкин. Но есть моменты, которые считаю своим долгом прояснить.
— Извольте, полковник.
— Признаюсь, жестокое убийство эрцгерцога сейчас затмило смерть двух жандармов. Однако есть, повторяюсь, некоторые настораживающие моменты. Оба раза вы находились в городе, где случались преступления — в Вене и Пеште. Из этих городов тут же выехали, причём каждый раз мне докладывали, что наши… гм, опекуны вас теряли из виду. Не слишком ли много совпадений?
— Вы меня подозреваете? Досадно, но таков ваш долг, поэтому я не в обиде и охотно отвечу на все вопросы. Вечером, когда злоумышленники грабили Шпенглербанк, я наслаждался оперой «Волшебная флейта». В театре встретил знакомых, они могут подтвердить. Верите ли, полковник, к концу первого действия разболелась голова, словно от дурного предчувствия. О том, что оно оправдалось, узнал из газеты. Скорблю по вашим погибшим, но и утрата денег для меня весьма неприятна, будем откровенны. В Пешт я выезжал рано утром по делам, ни от кого не скрываясь. Наверное, опекуны задремали, вы не допускаете такую возможность? Касательно покушения на эрцгерцога должен признаться — у меня alibi нет.
— Приметы убийцы не совпадают с вашими. Что же касается главаря грабителей, есть сведения, что он высокого роста, говорит по-французски и всегда носит маску.
— Вылитый я. Или любой из миллиона высоких французов.
— Пожалуй. Ещё есть сведения о Иссаке Соломоне, с коим вы якшались, он бесследно исчез, и Моисее Кацмане по кличке Халбьюдиш.