Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 38 из 47

Денег не хватало, и она стала работать, ощипывая цыплят для мясника, готовившего кошерное. Она копила каждый цент и прятала сбережения где-нибудь в доме.

Однажды я обратился к ней за помощью. Никогда не забуду, что она для меня сделала.

Она дала мне три доллара, завернутые в платочек, — все, что у нее было. Но этого было достаточно, чтобы уехать из города. Она спасла меня».

Несмотря на устоявшуюся традицию не вовлекать детей в дела, один гангстер все-таки не помешал сыну связаться с криминалом.

Отец Мервина (фамилия держится в секрете) был связан с рэкетом в 30-40-х, но «он настоял на том, чтобы я отправился в колледж по стопам брата. У меня не было никаких амбиций по какому бы то ни было поводу, просто отец настаивал на том, чтобы мы получили образование в колледже. Ввиду того, что я не подходил для колледжа, он отправил меня в школу».

Закончив школу, Мервин был вовлечен в незаконный игорный бизнес. Мервин так вспоминает реакцию отца: «Он сказал мне, что сделал свой выбор, а я делаю свой».

Мервин допускает, что отец предпочел бы, чтобы сын выбрал какое-нибудь законное занятие, но если и был огорчен тем, что вышло иначе, то никогда этого не показывал.

Мервин говорит, что своему сыну он не будет запрещать совершать противозаконные поступки, но с некоторыми оговорками. «Я скажу ему: что бы ты ни выбрал, ты должен надевать утром тфилин, есть кошерное мясо, придерживаться определенных правил. То есть держать свое слово. Слово — это узы.

После этого что бы человек ни выбрал, это его дело. Но не связывайся с безнравственным: порнографией, наркотиками и проституцией.

Когда человек имеет дело с наркотиками, он торгует смертью. Он продает смерть, а дети покупают ее.

Понятия о незаконном постоянно меняются, каждую неделю, каждый день — как погода. И я не тот, кто может сказать, что законно, что нет».

В 1932-м Джек Гацик попал в тюрьму за уклонение от уплаты налогов. В тюрьме он постоянно переписывался с семьей. Книги и газетные статьи рисуют его безнравственным и непривлекательным. А письма показывают этого человека с другой стороны — преданным сыном и любящим отцом и дедом.

Гацик женился в двадцать лет, и у него родились сын и дочь. К 1932-му дочь была замужем, и у нее было двое детей.

Семья не пропускала праздников, ни еврейских, ни государственных, а также дней рождения и юбилеев. Сохранилась переписка этой семьи, говорящая о ее тесной сплоченности.

В ноябре 1935-го Гацик писал своему внуку Билли Джеку на день рождения: «Прими, пожалуйста, мои искренние поздравления с пятым днем рождения. К сожалению, я не могу сейчас присутствовать, но, безусловно, на твое шестилетие приду. Передай мой поклон маме и бабушке. Желаю всем вам счастья и здоровья. С любовью. Искренне твой дедушка».

На Рош-ха-Шана 1935 года брат Джека Джо писал ему: «Да будет твое имя внесено в книгу жизни!»

Шурин Джека Чарли пожелал ему «счастья и всех благ в наступающем году. Пусть он принесет твоей жене и детям все то, чего ты им желаешь. Надеюсь, ты в порядке. С любовью и наилучшими пожеланиями».

В сентябре 1935-го ураган обрушился на побережье Флориды. В это время там была дочь Гацика, и он очень волновался. Он отправил ей в беспокойстве телеграмму. «Получил твое сообщение, — пишет он. — Надеюсь, это ложная тревога. В любом случае не рискуй. Поезжай в глубь материка, пока ураган не пройдет.

Напиши мне и маме, как развиваются события. Очень беспокоюсь. Уже писал тебе. Не забудь. Береги себя. Жду новостей. С любовью, папа».

В феврале 1935-го дочь пишет ему: «Дорогой папа! Поздравляем тебя от всего сердца с Днем святого Валентина! У нас все замечательно. Писали тебе довольно давно. Надеюсь, дошли все письма. Ты получил наши фотографии? Они тебе понравились? Шлем тебе нашу любовь на День св. Валентина. Джанет, мама, Чарльз и Билли Джек».



На день рождения в 1935 году Джек пишет дочери: «Дорогая Джанет! Я желаю тебе от всего сердца любви, счастья, здоровья в твой день рождения и на всю твою дальнейшую жизнь. Береги себя и Билли. Как там Рози (ее дочь)? Передай привет ей и Чарльзу (зятю). Надеюсь, твой день рождения прошел прекрасно. С любовью, папа».

На годовщину смерти матери Джек получил письмо от сына: «По поводу годовщины смерти твоей матери с вечера среды по вечер четверга зажжем свечи».

На годовщину свадьбы в 1934-м Джек послал жене такую телеграмму: «Желаю любви, счастья и крепкого здоровья моей дорогой старенькой девочке по случаю 27-й годовщины нашей свадьбы. Надеюсь, мы отпразднуем вместе еще много годовщин.

Я получаю вести от детей, у них все в порядке. Не беспокойся, я чувствую себя хорошо и слежу за собой. Привет Фрэнку и Лу, Гарри и Ирме. С любовью, Джек».

В противоположность отношениям Гацика с родными у большинства семей родство с гангстерами не вызывало ничего, кроме презрения и гнева.

У дочери Дылды Цвиллмана был художественный талант. Но когда она пыталась поступить в школу искусств, ей отказывали. Дылда понял, в чем проблема: в его репутации.

Дылда очень любил дочь, но Линн не отвечала ему взаимностью. Она не могла принять Цвиллмана таким, какой он есть, и винила его в своих неудачах. Чем старше становился Дылда, тем больше его терзала отчужденность дочери.

У известного раввина из Ньюарка брат был членом шайки Дылды. Раввин не разговаривал с братом и отказывался иметь с ним что-либо общее. Однажды раввин шел по Принс-стрит и увидел идущего навстречу брата-гангстера. Раввин пытался избежать встречи с братом, но не смог.

Когда они поравнялись, гангстер спросил: «Почему ты не разговариваешь со мной? У меня брат раввин. А у тебя — гангстер».

Раввин посмеялся, но отношения к брату не изменил.

Когда Гарри и Ирвинг Кушнеры из детройтской «Перпл гэнг» получили пожизненные сроки за убийство, их младший брат учился в еврейской школе. Их процесс потряс всю еврейскую общину города. Однажды в классе учитель закричал на него: «Ты… твоя семья позорит всех евреев».

Мальчик вскочил и выбежал из класса. Он больше не вернулся в еврейскую школу. Став взрослым, он сменил имя и стал известным адвокатом и федеральным судьей.

Еще один член «Перпл гэнг», Сэм, был осужден на пожизненное заключение за убийство. Сара, его сестра, вспоминает, какие потрясение и стыд перенесла его семья. «Мои родители сидели за столом ночью, разговаривая о том, что произошло с братом, очень тихо, чтобы мы, дети, не слышали. Когда я в школе узнала о случившемся, я была потрясена. Я не могла в это поверить, я не верила в это».

Она помнит, как мучительно было ходить в школу и видеть «все эти взгляды, понимая, что все обсуждают твою семью».

Годами Сара отказывалась верить, что ее брат — убийца. Она решила доказать, что он невиновен. Позднее, когда она училась в Университете Уэйн в Детройте, она встретила студента, изучавшего право, который захотел на ней жениться. Сара согласилась, но взяла с него слово, что он поможет ей освободить брата. Он сдержал его.

Тридцатипятилетние усилия Сары были вознаграждены, и ее брата освободили. Она с семьей поехала в тюрьму, чтобы забрать его домой. Когда он вышел, она не могла сдержать радости. По дороге к машине брат отвел Сару в сторону. «Я хочу, чтобы ты знала, как я тебе признателен за то, что ты для меня сделала, — сказал он. — Но я должен кое-что сообщить тебе. Я виновен».

Сара так и не оправилась после такого удара.

Когда выяснилось, что евреи работают снайперами в Корпорации убийц, еврейская община Нью-Йорка была в смятении. В марте 40-го «Джуиш дейли форвард» отправила репортера в Бруклин поговорить с очевидцами и взять интервью у родителей киллеров.

Репортера потрясло, насколько подавлены были родители. Некоторые рыдали так, как будто их сыновья умерли. Другие искали причины обрушившегося на них несчастья. Несколько человек не могли говорить от потрясения.