Страница 37 из 47
Чикагский районный прокурор назвал Анненберга «убийцей и вором». Он как-то сказал налоговому консультанту Мо, что может назвать ему «имена трех людей, которых тот убил в Чикаго за последние пять лет. Его надо повесить».
У Мо было семь дочерей и сын Уолтер. Когда Уолтеру исполнился двадцать один год, Мо нашел ему безопасную работу в семейном бизнесе. Хотя сам он участвовал в рискованных махинациях, держал Уолтера подальше от этого. Мо хотел, чтобы Уолтер делал законную карьеру.
В 1939-м Мо был обвинен в уклонении от уплаты налогов. Уолтер был привлечен за пособничество отцу. Мо был потрясен. Он был готов на все, чтобы уберечь сына от тюрьмы.
Мо признал себя виновным по одному пункту обвинения — неуплате налогов. Взамен он попросил снять все обвинения с Уолтера. Мо провел три года в тюрьме и заплатил восемь миллионов долларов штрафа. В то время это был самый крупный штраф, заплаченный частным лицом. С уходом Мо «Служба новостей» бездействовала.
Больной раком, Мо был выпущен из тюрьмы в 1942-м. В том же году он умер.
Уолтер унаследовал империю отца и добавил к ней журнал «Севентин» и «ТВ-гайд». Как бы во искупление преступлений отца Уолтер стал филантропом, тратя сотни миллионов долларов на школы, больницы и республиканскую партию.
В 1969-м Ричард Никсон отправил Уолтера послом в Великобританию. Таким образом, сравнение его отца своей империи с Англией получило продолжение.
Даже опасный и жестокий Лепке Бухалтер был преданным мужем и отцом. Бухалтер женился в 1931-м на вдове с ребенком Бетти Арбайтер Вассерман. Женившись на Бетти, Бухалтер усыновил ее ребенка и сделал так, чтобы тот никогда не узнал, чем отец зарабатывает на жизнь.
Согласно досье ФБР, Лепке не пил и не играл в азартные игры, а также «вне своей преступной деятельности предстает человеком, способным довольствоваться тихой жизнью в кругу семьи, которой он, беспощадный в других отношениях, был исключительно предан».
Первый муж жены Бухалтера оставил сыну небольшой капитал. Бухалтер не позволял жене брать оттуда деньги, считая, что их следует потратить на обучение Гарольда в колледже. Так и было сделано.
Еврейские гангстеры уважали своих матерей. Но в этом они не отличались от других американских евреев второго поколения. У них восточноевропейская еврейская мать, «идише мама», достигла мифологического статуса, символизируя родителя, который жертвует всем ради своих детей.
В множестве пьес и фильмов «идише мама» проходит невероятные расстояния, чтобы обеспечить детей самой вкусной и свежей едой, лучшими врачами и теплейшей одеждой, жертвуя собственными интересами.
Канонизация этого образа произошла в 1925-м, когда Софи Такер исполнила песню «Моя идише мама». Этот гимн многострадальной иммигрантской матери задел за живое американских евреев и стал национальным хитом. Песня не стала бы такой популярной среди евреев (ее до сих пор исполняют), если бы не содержала правды и не подавала надежду.
Песня существует на идише и на английском, обе версии вызывают воспоминания о прошлом и трогают сердца слушателей. Версия на идише звучит так:
Я стою и вспоминаю свою старенькую мать. Не придуманную хорошо одетую леди, а просто мать, прошедшую через великие беды мать с чистым еврейским сердцем и глазами, полными слез.
Я представляю себе ее в маленькой комнате, где она стареет и седеет.
Она сидит и плачет, грезя о давно ушедших днях, когда по всему дому слышались детские голоса…
Знаешь, у нас в доме было бедно, но для детей всегда хватало.
Она отрывала для нас кусок у себя изо рта и готова была жизнь отдать за детей…
Идише мама, как нам тебя не хватает.
Ты должен благодарить Бога, что она все еще с тобой, ты не знаешь, как сможешь пережить ее уход.
Она пошла бы в огонь и воду ради своих детей, не лелеять ее — величайший грех.
Счастлив имеющий такой дар от Бога — просто маленькую старенькую идише маму, мою маму.
Еврейские гангстеры слышали эту песню в ночных клубах. Многие из них владели ночными заведениями. В Нью-Йорке Голландец владел клубом «Эмбасси», Чарли «Король» Соломон — бостонским «Коконат гроув», в Ньюарке Дылда Цвиллман — клубами «Голубое зеркало» и «Касабланка». У Бу-Бу Хоффа было кафе «Пикадилли» в Филадельфии. Детройтской «Перпл гэнг» принадлежало кафе «У Луиджи», одно из самых роскошных в городе.
Еврейские певцы и артисты — Эл Джолсон, Эдди Кантор, Фанни Брайси, Софи Такер — выступали в гангстерских клубах. Они пели «Идише маму». И как пели! Свидетели вспоминают, что жестокие гангстеры не выдерживали и плакали, слыша песню.
Несмотря на свою дурную славу, большинство этих гангстеров держали матерей в блаженном неведении относительно своих темных делишек и обращались с ними почтительно и нежно.
Мейер Лански обожал мать. Он помнил, с какой радостью она жертвовала собой ради детей. Еще мальчиком он поклялся, что станет очень богатым, когда вырастет, «и я буду уверен, что до конца жизни у нее будет все самое лучшее».
Добившись успехов в преступном мире, Мейер переселил своих родителей в прекрасные апартаменты с горничной в престижной части Бруклина.
Когда в конце 30-х мать Мейера перенесла операцию на глазах, он нанял сиделку, которая круглосуточно была при ней в больнице. Сиделка вспоминает, что Мейер выказывал «огромное участие» матери. Он приходил навещать ее каждый день, сидел у ее постели часами, разговаривая с ней. Перед тем как уйти, он всегда спрашивал сиделку, не нуждается ли его мать в чем-нибудь еще.
Когда мать перевезли домой, он договорился с сиделкой, чтобы она осталась с больной до тех пор, пока та окончательно не поправится. Он продолжал посещать ее дома каждый день, долго беседовал с ней на идише. Иногда он звонил домой, чтобы его дети пообщались с бабушкой. Сиделка, ухаживавшая за матерью Лански, была поражена теплыми отношениями матери и сына.
Позднее Мейер поселил мать в отдельных апартаментах около моря, в Голливуде, штат Флорида, и регулярно приезжал к ней. По мере того как мать слабела, Мейер старался, чтобы за ней был лучший уход.
До самого конца Мейер оставался преданным и любящим сыном. Он исполнил данную в детстве клятву, что у его матери будет все только самое хорошее.
Дылда Цвиллман купил для своей матери прекрасный дом в Ньюарке и часто к ней наведывался. Мать Дылды сильно беспокоилась за него, но не потому, что он жил в мире с жестокими законами — об этом она ничего и не знала, — а из-за того, что он был холост и некому было о нем позаботиться. Сэма Каца, по прозвищу Большой Сью, друга детства Дылды, который работал к него то шофером, то телохранителем, она часто просила «приглядывать» за сыном. «Слышишь, Сэм, — говорила она, — заботься о моем Эйбе».
Когда же мать Цвиллмана узнала, что сын наконец женится, она заплакала от радости и всем рассказывала, что, возможно, скоро станет бабушкой.
В 1944-м у Дылды родилась дочь Линн. Желание его матери исполнилось.
Еврейский гангстер Макси Хессел из Детройта благоговел перед матерью. Когда он говорил о ней, то вздыхал и у него на глазах появлялись слезы. Однажды во время Великой депрессии он «засветился», и полиция разыскивала его в связи с убийством. Он был вынужден быстро покинуть город.
Отец Макси Джейк эмигрировал из России в США в 1910-м. Джейк был ортодоксальным евреем, который зарабатывал на жизнь сбором утиля. Он совсем не занимался сыном, считая, что тот лодырь и ничего из него не выйдет. Мать Макси Гита любила сына и всегда поддерживала его.
Макси просил мать помочь ему. «Была депрессия, — рассказывает он. — Мой отец вставал в полпятого, растапливал печь, возносил молитву и отправлялся работать. Он возвращался домой в восемь или девять вечера. Он берег деньги и выдавал матери всего несколько долларов в неделю. На них она должна была кормить моих шестерых братьев и сестер и вести хозяйство.