Беременна по договору

Вместе с тем, мужчина одет просто – белая рубашка с небрежно засученными рукавами по локоть и серые брюки. Разве что на шее поблескивает цепочка из драгоценного металла, а на запястье – дорогие часы, которые подтверждают, что мой спаситель – состоятельный человек.

И у меня не возникает ни малейшего сомнения, что именно он – хозяин дома и всей прислуги, которые так стараются и с благоговением и благодарностью смотрят на него.

Сколько ему? Лет тридцать пять? Вообще, не важно… Шикарный. Наверно, я непристойно таращусь на Павла Андреевича, но что поделать, ведь я не видела раньше таких мужчин. Лишь жалкое подобие, или кретинов целый воз… К сожалению, таких, как Павел Андреевич, в наших краях не водятся.

На фоне него я скукоживаюсь невзрачным фиником, коим и являюсь по жизни.

– Спасибо, Нателла. Оставь нас, – учтиво выпроваживает Павел старшую горничную из спальни.

Та безоговорочно выполняет указание и удаляется. Теперь мы одни, и моя смелость и решимость к разговору растаяла, как снег весной. Язык немеет.

Кожей чувствую его внимательный взгляд скользит по мне. Опускаю глаза.

Его уверенный шаг вперед, и я невольно вздрагиваю, нервно вцепляясь в воздушное одеяло.

– Ну, здравствуй… – вибрирует голос возле лица, заставляя поднять на него глаза.

Цепенею с волнения и кажется, теряю дар речи не в силах что-либо ответить.

Секунду разговариваем глазами. Они у него голубые-голубые, такие глубокие, как океан (которого никогда вживую не видела, да и не увижу), они проницательные и бьют сразу в цель на пораженье, никак не увернуться.

– Я… Я… – заикаюсь, хотя таких проблем никогда не было.

Прокашливаюсь и тянусь за кувшином, чтобы налить себе воды.

– Я налью, – неожиданно помогает Павел и протягивает мне стакан с водой. – Как ты?

– Жива… – сиплю я и делаю пару глотков.

– Я вижу, что жива, – усмехается он, и протяжно вздыхает.

Я – его проблема. От которой мог бы избавиться, не задумываясь… Вообще проехать мимо. Что такому, как он, до жизни жалкой серой мышки?

– Жива благодаря вам, – уточняю я, с осторожностью присматриваясь к мужчине.

– У меня просто не было выбора, – сбрасывает вуаль идеальности он. – Расскажешь, что случилось?

Он берет стул и ставит его рядом с кроватью. Садится, закидывая ногу на ногу, приготовившись слушать.

– Зачем вам? – подозрительно кошусь на мужчину.

– Вчера ты не спрашивала причины… Живешь с отчимом?

Я, что, рассказала ему все? Ох, это все острое отчаяние управляло мной и моим языком.

– Да, – сглатываю.

– Он обижал тебя? Поэтому побежала на мост? – выводит на разговор он.

Пренеприятный разговор.

Я опускаю глаза и поджимаю губы, которые невольно начинают дрожать. Мне стыдно рассказывать обо всем – он даже не представляет, в каком кошмаре я пребывала, и он по сей день преследует меня, пока я прячусь в райском уголке.

– Как тебя зовут, чудо? – касается пальцами подбородка мужчина, приподнимая поникшую голову.

– А-Алина, – шмыгаю носом, смаргивая накатившую от воспоминаний слезную пелену.

– Алина… – пробует на вкус мое имя. – Ты понимаешь, что совершила глупость, Алина? Никто на свете и даже твой отчим не стоит того.

Я судорожно мотаю головой.

– Мой отчим – ужасный человек. Я в его власти даже сейчас, сидя напротив вас… Он ищет меня. И найдет. И отдаст замуж за своего друга, которого не люблю… Он противен мне. Я не хочу.

Я закрываю лицо ладошками, моя сгорбленная спина начинает дрожать от всхлипов. Так мучительно жить с этой правдой, понимать, что ничего ты не сможешь изменить, потому что слабая и защитить меня некому.

– Зачем вы спасли меня? – смотрю на него глазами полными отчаяния.

– Не стоило?

– Не стоило. Что мне теперь делать? Возвращаться в ад наяву?

– А вчера на мосту ты надеялась в рай попасть? – впивается в меня острыми иголками черный юмор.

Я конфужусь и закрываюсь в невидимую ракушку – для чего я все это говорю, изливая душу? Что делаю здесь? Этот человек из другого мира и никогда меня не поймет.

– Мне нужна моя одежда…

– Для чего?

– Чтобы уйти.

– Куда?

– Вам не все равно? – мне кажется он издевается.

Наши взгляды сталкиваются. Я в тупике и мне некуда идти – безмолвно кричат мои глаза, но не получают поддержки. Мужчина напротив молчит, сведя брови на переносице, а я опускаю взгляд на ладони, пальцы которой не находят себе места, растирая и сжимая друг друга.

Напрягающую тишину прерывает Глаша, она приносит завтрак на подносе. И с разрешения хозяина ставит его на стол.

В животе предательски урчит.

– Я не голодна, спасибо, – пищу.

– Спасибо, Глаша. Обязательно поест. Можешь идти, – отдает приказ хозяин, игнорируя мои слова.

– Я же сказала, что…

– Поешь перед дорогой, – пресекает он претензию. – Одежда скоро будет.

Павел встает и выходит из спальни вслед за горничной.

Глава 4. Павел

Что в моем доме до сих пор делает эта девчонка?

Пришла в себя, чувствует себя отлично, даже дерзить в состоянии… Вперед на волю!

Её байки про отчима и жениха впечатляют, но не более.

Во-первых, семейные разборки левой девчонки – не мои проблемы. Своих предостаточно. Хватит и того, что достал из рук дьявола этого глупого котенка. По факту, моя совесть чиста.

Во-вторых, девушки любят драматизировать и сгустить краски. Не складывается с отчимом и достал жених – она бежит на мост. А как жила до этого с ним все восемнадцать лет? Нет, не верю.

Да, она слабая. Слишком. Такая придавленная, что хочется встряхнуть и привести в порядочный вид. Жалеет себя – не терплю такое, сразу блок.

Выход есть всегда. Я уверен, что и в ситуации Алины он найдется. Правильный, разумный, и уж точно не тот, который предпочла она. Надо решать проблему, а не «прыгать» от неё, девочка.

Слава богу я ей не папа и не старший брат, чтобы вразумлять истины.

Жестокий? О, это не я, это жизнь. И тут надо бороться, грызть, если придется, а если беззубый, то отращивай когти… Как-то так.

Сижу за рабочим столом кабинета и нервно щелкаю ручкой. Алина умудрилась вывести меня из себя. Или это я слишком заведенный, потому что разрядку, которую планировал получить еще вчера с Ингой, пришлось отложить и поджать яйца. И из-за кого? Не спал, переживал, вдруг еще мелкая коньки откинет на мою голову… Сам себе поражаюсь.

В дверь вежливо стучат, и я встаю с кресла, засовывая руки в карманы.

– Войдите.

Входит Нателла и протягивает мне белый конверт. Я точно знаю, от кого он. Меня сковывает на секунду. Дрянное волнение… Прошло больше десяти лет, а внутри все равно до сих пор все переворачивается от воспоминаний.

– Вам письмо, Павел Андреевич.

– Положи, – киваю на стол.

Оставшись наедине с белым конвертом, я смотрю на адрес отправителя и понимаю, что не ошибся. Давно она не писала… Я рад.

Устроившись на кресле, я закрываю глаза и вспоминаю её милое личико – думаю, сейчас она выглядит чуть иначе. Вскрываю письмо, и глаза бегут по ровным строчкам, в ушах колокольчиком звенит её голос. В каждом слове – эмоция и откровенность и открытость, которую ценю безмерно.

Она всегда завершает многоточием, намекая на то, что это не последнее письмо, и она ждет ответа, и моего приезда. Когда я вырвусь? Я хочу, но меня сдерживает работа, и внутренние загоны, от которых не могу избавиться.

Дочитав до конца, я складываю исписанную бумагу. В горле саднит, а на глазах ощущается повышенная влажность – ничто не задевает меня, как это. Неизлечимая рана – ни время, ни деньги, ни психологи не помогают. И мне с этим жить до конца своих дней.

Уняв эмоции, я набираю своего бухгалтера:

– Ольга, в этом месяце переведи двойную сумму на счет ***.

У моей девочки скоро День Рождения, пусть порадуется.

Вряд ли я приеду. Это морально тяжело. В тех местах, я мысленно возвращаюсь в прошлое, в тот роковой день и мучаю себя, прокручивая его по кругу. Перестал ли я винить себя? Нет. Это грызет меня изнутри, и не дает покоя. После последней поездки я неделю отходил, топя боль в стакане, восстанавливал убитую самооценку, физическое и душевное состояние, и вдалбливал себе, что жизнь продолжается, ни смотря ни на что.