Страница 6 из 83
На пороге появился мужчина в камзоле практичного коричневого цвета. Седая короткая бородка, острый цепкий взгляд и сетка морщин вокруг глаз — обычное человеческое лицо, которое я могла бы увидеть в метро или магазине. И в то же время на незнакомце была одежда, которая была в моде несколько столетий назад. Причем настоящая, а не бутафорская, с приклеенной китайской полупластиковой вышивкой. Та хорошо смотрится лишь в кадре или издалека, а вживую, особенно вблизи, — сразу понятно, что подделка. В этом я убедилась как-то лично в Анапе, согласившись на пару снимков в «платье настоящей императрицы».
И вот этот контраст обычного, ничем не примечательного лица случайного прохожего и исторической одежды стал спусковым крючком: осознание, что я в другом мире, другом теле, рухнуло на меня могильной плитой. Пока я вела беседу со Смертью, мне все казалось чуточку нереальным. И вот сейчас действительность явилась на порог ко мне сама, заявив чуть надтреснутым голосом:
— Моя госпожа, с вами желают побеседовать сумеречные гончие. Я, как ваш лекарь, взял на себя смелость предупредить их, что сначала осмотрю вас, чтобы убедиться, готовы ли вы к беседе, — пришедший произнес последние слова особым тоном, в котором сквозил тонкий намек: скажетесь больной — и я приложу все силы, чтобы убедить визитеров, что вы пока не в состоянии говорить.
Вот только экивок, затаившийся меж пауз, услышала не только я.
— Да-да, — хмыкнула Смерть, явно развлекаясь. — Поступи как деликатный человек, взявший в долг: избегай встречи с кредитором, чтоб его не огорчать отказом в возврате.
Вот только лекарь, едва костлявая хохотнула, вскинулся и заозирался.
— Вы что-нибудь слышали? — спросил он меня.
Я уже было ляпнула, что не только слышала, но и могу пальцем ткнуть в ту, которая тут глумится за мой счет, но в последний миг осеклась.
Если лекарь не видит чернобалахонницы, выходит, и я не должна.
— Нет. — Я постаралась изобразить удивление, про себя отметив: значит, костлявая тут, как и в моем мире, принадлежит к касте тех, кто всё видит, но в суд свидетельницей не пойдет. Ибо для нормальных и живых людей ее как бы нет. Почти нет.
— Значит, показалось, — вздохнул лекарь. Его напряженные плечи даже чуть расслабились. А вот Смерть недовольно скривилась.
— Показалось ему, паразиту такому. Вот погоди, приду я за тобой через двадцать три года и девять месяцев. У меня по твою душу повесточка заготовленная, своего часу ждет. Тогда и увидишь, гад! Столько душ у меня увел, целитель! — И она в сердцах сплюнула.
Лекарь же опять насторожился.
— То-то же, — удовлетворенно заключила Смерть и добавила: — Ну, я полетела. У меня еще дела. А ты давай помирай поскорее. Если что, можешь меня в этом деле на подмогу позвать. Всегда подсоблю. Только шепни: «Хель, я согласна». И я тут же примчусь. И даже сверхурочные требовать не буду.
Я чуть было не ответила, что если захочу себе жизнь испортить, то помощи не потребуется. Отлично справлюсь сама. Но не стала. Иначе пришлось бы объяснять лекарю, что я имела в виду. Потому лишь усмехнулась уголком губ. Хель на это лишь фыркнула и оседлала косу на манер байка. Хлопнули оконные створки, длинные тяжелые шторы взвились парусом, и Смерть вылетела из комнаты. А лекарь себе под нос пробормотал:
— Все же она здесь была…
— Кто? — Я решила отыграть роль до конца.
— Неважно. — Он махнул рукой и, закрыв окно, приступил к осмотру. Некоторые его манипуляции были мне понятны: реакция зрачка на свет, подсчет пульса. А вот пассы в духе заговора «уйди, жир, с пуза в чужие рейтузы» — не совсем.
— Телесно вы здоровы, госпожа, — поведал лекарь. — Но если чувствуете недомогание…
— Я побеседую с… — я замялась на долю секунды, вспоминая, как назвал целитель тех, кто жаждал со мной аудиенции, — …сумеречными гончими.
Согласилась я по одной простой причине: если что-то пойдет не так, я всегда могу использовать самый удобный женский предлог для того, чтобы прервать разговор, — обморок. Причем оный будет в моем случае со всеми удобствами: даже падать никуда не надо, только безвольно откинуться на подушки. О симптомах же, предшествующих потере сознания, как то звон в ушах, головокружение, учащенное дыхание, я знала прекрасно. Так что двадцать секунд бессознательного состояния и слабость после изобразить смогу. Зато у меня будет чуть больше информации.
Все это пронеслось в моей голове стремительно. Но не успела я дать ответ, как дверь в мою комнату снова открылась — ну не спальня девушки при смерти, а проходной двор какой-то! — и новый гость отчеканил:
— Это хорошо, что вы согласились, потому что беседовать все равно бы пришлось. — И, игнорируя возмущенный взгляд лекаря, видимо потерявшего дар речи от наглости визитера, мужчина представился: — Офицер Эрвин Торон.
Заявившийся ко мне гончий был то ли темнобровым блондином от природы, то ли его брюнетистую масть сменила ранняя сплошная седина, выбелив волосы, но не тронув разлет бровей, — так сразу и не скажешь. Хотя на вид этому Эрвину я бы дала около тридцати — рановато становиться белым как лунь. Но кто этих местных разберет? То ли стрессы — спонсоры его снежной макушки, то ли гены.
Хотя вот за чуть раскосые, как у кота, глаза с зеленоватым оттенком больной персидской бирюзы, прямой нос, волевой подбородок, да и лицо в целом, в котором не было ни капли приторной глянцевой красоты, ответ держали исключительно хромосомы.
Стервец офицер был весьма притягателен, явно это знал и наверняка умело использовал. Но явно не сегодня. Потому как впился в меня острым взглядом. Я бы даже сказала — препарирующим. Но и я тоже умела держать скальпель. Потому лишь стиснула зубы. Мне предстоял бой.
И неважно, что из оружия лишь слова. Нанести травму средней степени тяжести можно и тупым вопросом. И не только психике. Главное, получше рассчитать удар и верно зарядить картечь из пауз-запятых.
— Магистр Гобарт, — меж тем холодно произнёс серебристый — так я мысленно окрестила светловолосого офицера. — Прошу оставить нас. Мне нужно допросить крауфиню Уикроу.
Причем тон гончего был таким, что речи о просьбе и не шло. Это был однозначный приказ: «Вон!» — лишь обличенный в вежливые формулировки.